Вадим Мацкевич - Солдат империи, или История о том, почему США не напали на СССР

Глава 5.

В НИИ ВВС

Дипломную практику я проходил в НИИ ВВС, где соорудил высокочастотную часть приемника, которую по достоинству оценил на защите полковник Неустроев, начальник радиолокационного отдела НИИ ВВС. Благодаря Неустроеву я попал в этот замечательный научно-исследовательский и испытательный институт в отдел испытаний радиолокационной техники и проработал в этом институте всю жизнь. С полковником Неустроевым нас связывает давняя дружба.

В первые же дни службы в НИИ ВВС я оказался свидетелем небывалого испытательного полета, который проводил рядовой летчик Афоня Прошаков. Ему было поручено испытать на прочность шасси нового истребителя. Шасси при таких испытаниях могли сломаться, и это привело бы к катастрофе, поэтому на аэродроме сосредоточились машины «скорой помощи», пожарной и других служб. При посадке самолет разлетелся на куски: удар, искры, огонь, пыль столбом. Мы бросились к месту посадки, не надеясь увидеть летчика живым. Но тут из-под обломков вылез Афоня, ругая злополучные шасси на чем свет стоит и отряхивая от пыли комбинезон.

В НИИ ВВС меня подключили к испытаниям прибора невидимого боя ПНБ-4, разработанного 4-м спецотделом НКВД («Шарашка№ 4»). Станция выглядела современно. ПНБ-4 производил хорошее впечатление и очень отличался от отечественных станций РСБ-4 и других, которые мы изучали в академии. В сопровождении охранников НКВД в НИИ ВВС прибыли знаменитый академик Куксенко и создатель отечественных радиостанций «Коминтерн» и ряда других академик Минц. Академик Минц очень вежливо поздоровался со всеми присутствующими и с большим волнением сказал:

— Я создал радиостанцию «Коминтерн» и самую мощную в мире Куйбышевскую радиостанцию, а вот с этой маленькой самолетной станцией мы ничего не можем сделать — в каждом полете станция дает сбои.

А вся беда была в том, что работающая на земле станция отказывала из-за пробоя высокого напряжения в передатчике. По-видимому, все дело было в плохой герметизации передатчика. Помню, что в передающей части ПНБ-4 стояли мощные английские радиолампы НТИ-99. Нужно сказать, что многие детали ПНБ-4 были английского или американского происхождения — в 4-м спецотделе НКВД проблем с деталями или материалами не было.

Позже мне объяснили, что такое «Шарашка НКВД». Якобы Сталин, обеспокоенный неизбежностью войны, был недоволен слишком длительными сроками создания новой техники и тем, что иностранная разведка проникает в наши КБ, крадет их идеи и изобретения. Он вызвал к себе Лаврентия Берия. Берия доложил, что знает, как заставить конструкторов работать и одновременно повысить секретность их деятельности: «Я их арестую и заставлю трудиться в специальных КБ по специальности: Туполев будет делать самолеты, адмирал Берг и Минц — радиоэлектронику и так далее».

Так и появились эти «Шарашки НКВД». С благословения Сталина Лаврентий Берия собрал в эти «Шарашки» и тех, кого при Ежове сослали в «места не столь отдаленные», например, с Колымы был вызволен знаменитый Королев и многие другие.

Надо сказать, разведка у Берия работала исключительно. Работая в НИИ ВВС, я видел, как быстро в ту пору приходили в Советский Союз шпионские материалы по вооружению самолетов Б-29, РБ-50. К нам в отдел пришел огромный, толстый том описания американской хвостовой прицельной станции AN/APG-15. Это была явно шпионская фотокопия описания станции: на профессионально выполненных фотографиях были видны плоскогубцы и другие тяжелые предметы, которые удерживали страницы книги во время съемки.

Для хвостовой стрелковой установки американцы создали очень изящную компактную РЛС. Антенна AN/APG-15 в виде шара была подвешена к стволам пушечной установки самолета, у хвостового стрелка-радиста располагался небольшой экран, и по равносигнальной зоне стрелок мог прицеливаться. Идея была просто гениальной, но, к сожалению, наши товарищи, которые никогда не считались с затратами на военную технику, почему-то вместо того, чтобы взять за основу эту компактную и недорогую станцию, заказали промышленности колоссальную автоматическую станцию «Аргон» весом около 300 килограммов, которая устанавливалась в хвосте самолета-бомбардировщика. Антенна «Аргона» сканировала пространство и следила за возможными приближающимися истребителями-перехватчиками. Но когда цель входила в зону, станция должна была ее «захватить» другой антенной (прицельной, как у AN/APG-15) и автоматически открыть огонь. Такая громоздкая станция была менее эффективна, чем AN/APG-15.

«Аргон» работал настолько плохо, что истребитель во время испытаний сплошь и рядом заходил в зону РЛС, станция не успевала его захватить, и он запросто настигал бомбардировщик. Тем не менее «Аргон» был запущен в производство, и на его изготовление шли миллионы рублей.

Отмечу, что главнокомандующий ВВС не был согласен с созданием такой станции. И когда ему принесли многотомный отчет по испытаниям «Аргона», он спросил:

— Отчет огромный, я вижу, а что об этой станции в стихах сказано?

Дело в том, что, работая в НИИ ВВС, я обо всех станциях, которые поступали на испытания, сочинял короткие стихотворные характеристики. Так вот, об «Аргоне», главным конструктором которого был очень толковый человек Виктор Васильевич Тихомиров, стишок был такой:

Чуть взлетели, смолк «Аргон»,Тихомиров потрясен.Высылайте запчастя,Лампы, трубки, емкостя,Магнетроны, румбатронИ еще один «Аргон».

За короткое время с начала работы в НИИ ВВС мне пришлось полетать на очень многих самолетах, в том числе и на ТУ-2, который был буквально копией Ме-110, на котором я также летал с 5 ноября 1944 года до 21 января 1945 года. По всей видимости, немцы действительно украли чертежи у Туполева. Мне пришлось летать и на «Боингах», и на «Бостонах», на «Либерейторе» и еще на многих самолетах. Кроме этого, бывали экстренные испытания, когда с Дальнего Востока привозили, например, станцию обнаружения препятствий — ASD с интернированного американского самолета РЛС.

В 1945 году я испытывал станцию «ТОН-2» А. А. Расплетина. Это была активная станция защиты хвоста, но не очень удачная. Летали мы на самолете ДБ-ЗФ в Кратове. Самолет был старый, на нем даже некоторых деталей не хватало. Не было створок и у бомболюков. Во время полета Расплетин сидел в конце фюзеляжа со своей станцией и измерительной техникой, а я из верхней турели наблюдал за атакующими истребителями и измерял расстояние до них. Вдруг из левого мотора стали вырываться длинные языки дыма. Я крикнул летчику-испытателю Гринчику, что мотор дымит. Он посмотрел и велел нам прыгать, так как мотор может загореться, а он зайдет на посадку в Москву-реку. Я ему ответил, что Расплетин не надел парашют, он сидит на нем, как на скамейке, да и я прыгать не буду. Гринчик, обругав нас, стал резко пикировать, срывая хвосты дыма. На аэродроме выяснилось, что из маслобака выпал кран, масло выливалось на мотор. Если бы масло вспыхнуло, мы бы погибли. К сожалению, Герой Советского Союза Гринчик через некоторое время погиб в Кратове при испытаниях.