Владимир Кизель - Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда.

Слышали ли мы на вершине шум крыльев летящей Ники ― богини победы? Или думали, как бы переобуть намявший ботинок? Нет, слышали, когда делали последние шаги вверх, когда вместо склона перед глазами открылись дальние горы Сванетии, последние камни земли остались под ногами, впереди было только небо и ветер в лицо. Но теперь...

Ночь близилась и близилась. Ущелье уже до краев было залито поднявшейся снизу тьмой, и путь наш скрылся в ней, со всеми его тяготами. Скрылся наш путь, скрылись все пути... «Солнце тем временем село, и все потемнели дороги» ( Гомер ).

Где-то высоко над нами вспыхнули мимолетной алой лентой облака и погасли, небо на западе стало холодно-зеленым. Стало чернеть, с востока властно наступала ночь. Над темными холодными контурами вершин, над чеканными на небе гребнями прорезались первые колючие звезды словно вторя этой могучей и торжественной симфонии, отвечал им огонек со дна долины.

Рано утром, когда еще розовели снега на восходе солнца, мы спустились к Местийскому перевалу и с него в долину. И вот мы уселись дружным кружком под первыми стройными соснами ущелья Адырсу.

Крутые изгибы зеленых предгорий,В провалах ущелья костры ― огоньки.Дорожное счастье, дорожное горе,И сосны у вечно шумящей реки.А там, где кончаются тропы и травы,У края скупой каменистой землиВ просветах тумана видением славыКрутые снега пламенеют вдали.

Саша Боровиков ― альпинист с 1937 г., хороший технарь, хотя и не сильнейший физически в команде, но ее ум, честь и совесть. Сын эсера-боевика, сидевшего еще в царское время и окончательно севшего ― в советское. Начав с ФЗУ, он стал известным ученым, доктором наук, известным за рубежом, участник многих советских и международных экспедиций и конференций. Его всегда выделяли особое чувство логики, такта и справедливости, позволявшие улаживать любые конфликты.

Именно это побуждало общественность выбирать его председателем Всесоюзной федерации альпинизма на протяжении 18 лет.

Лев Филимонов ― научный работник, высокий, сильный и надежный, очень спокойный, хоть изредка и взрывающийся, прямолинейный, прозванный за ржаные волосы и молчаливость «белым молчанием» («Дружба ― это умение молчать вдвоем» ― сказал В.Астафьев). Послужив в солдатах, он пришел в команду в 1947-м, имея уже солидный альпинистский опыт (начал заниматься альпинизмом в 1938 г.). Валя Чередова ― спутница Виталия Абалакова в жизни, с ранней молодости разносторонняя спортсменка, не очень высоко технична, но невероятно вынослива. Вся команда неоднократно пыталась при дележе снаряжения хоть немного разгрузить ее, но «железная леди» встречала это в штыки. Ходила в 30-х годах с Виталием, продолжала восхождения и далее в конце 30-х, с 1940 г. мастер спорта. Автор, поладивший здесь с Абалаковым как второй в связке. Эти люди уже прочно составили костяк команды. Рядом молодой Нагаев ― выпускник школы инструкторов «Спартака».

Сейчас уже можно сказать ― вершина наша, можно поздравить друг друга с прекрасным восхождением!

Виталий дает нам немного поваляться на травке, а затем, в своей обычной суховатой манере, дает команду: «Ну, надо идти». 

Кино(!?)

О, холод ледников, далеких и прекрасных.

Палатка ― облако в просторе отдаленном.

Мы возвращаемся в наш альплагерь «Шхельду». Отдых ― летний сезон заканчивается, некоторые уже собираются уезжать домой, но вдруг нас потрясает необычайное событие ― с шумом и суматохой прибывает грузинская киноэкспедиция во главе с режиссером Рондели (Гусак сразу переименовал его в Ерундели). Снимается фильм «Покорители вершин» по сценарию Рондели и Н. Тихонова. Он уже почти снят, осталась одна «мелочь» ― съемка траверса двуглавой вершины Ушбы с идущими фигурками альпинистов вдали (крупные планы и игровые кадры не нужны). Мы в замешательстве. Рондели кричит о «лучших в Союзе альпинистах» (?!) и потрясает толстой пачкой денег на расходы. Первым загорается Ануфриков, он давно мечтал о киносъемке в горах. Автор, побывавший ранее на Северной Ушбе, не прочь теперь траверсировать обе вершины, хочет иметь ее в списке Аркин, присоединяются инструкторы К. Фадеева и веселый И. Лапшенков ― не блестящий ходок, но хороший товарищ. Решились идти, но... Жалкими, умоляющими глазами смотрит на нас всеобщий старый друг австриец Густав Деберль.

Уроженец веселой Вены, туммлер[6], турист и альпинист, он участвовал в восстании Шуцбунда в 1934 г. После подавления восстания уцелевшие эмигрировали к нам в Союз. Почти все они были хорошие альпинисты и горнолыжники (в Австрии это национальные виды спорта) и многому научили наших. Особенно выдающимся, очень техничным и всеобщим любимцем был Густав ― тренер в школе инструкторов «Адылсу».

В 1937 г. шуцбундовцев, естественно, посадили ― и вот, отбыв 10 лет, потеряв правую руку, изможденный, появился он, пройдя все муки прописки, устройства на работу, в «Шхельде», а вершина Ушба была его давней мечтой… Контрольно-спасательная служба боялась выпустить однорукого (!), но вся элита ущелья взяла на себя ответственность и он, сияющий, пошел с нами. Надо сказать, шел не самым слабым в группе, лишь один раз, на 20-метровой стенке Южной Ушбы ему помогли «дюльфера»[7] он закладывал культей отлично ― воля и мужество преодолевают все!

 Мы начали с Ушбинского плато. Идется хорошо. По слежавшемуся фирну получаются прочные ступеньки ― и вот мы уже поднимаемся по верхнему снежному гребню Северной вершины.

Я невольно смотрю на середину гребня ― там торчит крошечная скалка, в далеком 1935 году мы с Борисом Алейниковым ― первые русские на Северной Ушбе ― пересиживали на ней ночь (тогда весь склон был полностью ледяным, кошки были плохие, приходилось на всем склоне рубить ступени, шли медленно). Мы кое-как уселись, подстраховавшись на крючьях. Прошлись по нам последние лучи солнца, окружили зеленоватые льды, в долинах было уже темно. Снизу поднимались клочья тумана, они густели, ширились, и вот мы уже, словно на острове, над колеблющемся морем облаков, только Эльбрус да Донгуз-Орун стоят, как соседние острова под холодной луной... Но мы на Ушбе! И в безмолвии две маленькие живые точки, прижавшиеся, согревая друг друга. С непривычки мы не спали от неумения расслабиться, а утром с трудом разгибаясь на страховке, по очереди собираемся с замерзшими пальцами. Так было тогда (с вершины мы сняли записку Д.Коккина и У.Альмера 1888 г.). Сейчас мы почти равнодушно и спокойно проходим через эту вершину.