Петр Ионов - Записки летчика-наблюдателя

Поступок Карновского вызвал у нас восхищение. Удивительное бесстрашие решиться в полете вылезти из кабины самолета и, стоя на шасси, в потоке холодного воздуха устранять неисправности в моторе, работая в непосредственной близости от вращающегося винта.

Прилетев в Георгиевск, Кучинский и Карновский узнали, что наши войска отступают. Как это часто бывает в такое время, своевременной информации об истинном положении дел на фронте не имелось.

Через город проходили наши отступающие кавалерийские части и обозы. Подъезжавшие к самолетам кавалерийские начальники говорили, что белые недалеко, и советовали улетать. Но как это было сделать, когда в самолете обнаружилась серьезная неисправность?

Белоказаки внезапно ворвались в Георгиевск. Кучинский и Карновский успели скрыться в городе. "Вуазен" захватили белоказаки.

Все эти сведения дошли до нас только много времени спустя, когда Кучинскому и Карновскому удалось пробраться в расположение наших войск, отступающих к Астрахани. Кучинский, после того как возвратился, заболел и умер; Карновский был направлен на учебу в летную школу.

В январе 1919 года отряд продолжал оставаться на Астраханском аэродроме, но численность его уменьшилась. Прежнее наименование "1-й Кубанский" было отменено, и нам дали номер "47".

Из боевого состава в отряде остались два летчика - Фокин и Лапса и два летчика-наблюдателя - Витьевский и Николаев. В отряде было только два самолета: "Ньюпор-17" и "Сопвич", который мы недавно получили. Это была двухместная машина с мотором "РОН" мощностью 120 лошадиных сил. Его максимальная скорость достигала 150 километров в час, максимальная высота полета 5000 метров. Продолжительность полета "Сопвича" составляла около 4 часов, бомбовая нагрузка - до 100 килограммов. Проверив "Сопвич" в полете, Фокин оставил его за собой.

В феврале в отряд вернулся на автомашине шофер Ваня и привез целыми и невредимыми всех из передовой команды, высылавшейся в Святой Крест. Команда пыталась пробраться в Георгиевск, но в связи с отступлением наших войск ей это сделать не удалось. Не получая никаких приказаний, Федоров, возглавлявший команду, решил возвратиться в Астрахань.

В середине февраля резко потеплело. Задула "моряна" - местный юго-восточный ветер; небо заволокли низкие, быстро несущиеся серые облака, то и дело сеющие дождь. Тонкий снежный покров быстро исчез. Дороги и немощеные астраханские улицы стали развороченными и грязными.

Аэродром размок. Полетов не было. Время проходило в нудном бездействии. Весь личный состав отряда размещался в городе в четырехэтажном каменном доме, в районе, прилегающем к аэродрому. В доме было много комнат, но почти все пустые. Мебель успел кто-то вывезти. Спали вповалку на полу, а обедали в одной из комнат, где стоял длинный, грубо сколоченный стол. Чемоданы и сундуки с личными вещами были в беспорядке сложены вдоль стен комнат.

Шапки, шлемы, тужурки, полотенца, револьверы, ремни висели на дверных ручках и гвоздях, в изобилии вбитых нами в стены. В доме в течение всего вечера не умолкала игра на рояле; у одних что-то выходило, другие пробовали свои силы впервые.

На третий день оттепели погода еще более ухудшилась. Дождь лил беспрерывно. Вечером начался ураган. С аэродрома позвонили, что ветер грозит сорвать ангарную палатку. Дежурный наряд, находившийся в течение многих часов на аэродроме, выбиваясь из сил, едва удерживал палатку со стоявшими в ней самолетами от порывов ветра.

Как только об этом стало известно, по приказу командира все устремились на аэродром. На единственной в отряде грузовой автомашине уехали летчики и мотористы. Остальные добирались до аэродрома кто как мог, но большей частью на "мобилизованных" своей властью легковых извозчиках.

На аэродроме аврал, вся ангарная палатка облеплена людьми, напрягавшими все силы, чтобы не дать порывам ветра снести ее. Под ударами ветра палатка порывисто надувалась, и веревки, удерживающие ее, стремились выдернуть из земли колья, к которым они были привязаны. Вертикальные и горизонтальные шнуровки то там, то тут рвались. Не удерживаемые шнуровкой полотнища хлопали от ветра, издавая звуки, похожие на винтовочную стрельбу. В образовавшиеся дыры внутрь палатки врывались ветер и дождь. Это было очень опасно. Стоило только порваться какой-либо части палатки, как ветер начал бы рвать одно полотнище за другим, и палатка была бы снесена, а находящиеся в ней самолеты разрушены. В старой армии на фронте такие случаи бывали не раз. Об этом хорошо помнили многие и ясно представляли себе эту опасность.

Рев ветра, шум дождя, хлопанье полотнищ палатки, удары молотов по забиваемым в землю кольям, крики мотористов и красноармейцев - все это сливалось в общий беспорядочный хаос звуков.

Несколько часов продолжалась беспрерывная борьба со стихией, грозившей уничтожением самолетов. Почти у всех руки были в кровавых мозолях, ссадинах и ожогах от рвущихся из рук канатов и бечевок.

Только к утру ураган стих, и опасность миновала.

Фокин и комиссар Шкуро распорядились выдать каждому немного разбавленного спирта. Измученные, но довольные, в приподнятом настроении садились мы завтракать. Сознание выполненного долга повышало, усиливало чувство взаимной спаянности всех в отряде.

В этот же день вечером комиссар созвал партийное собрание, на нем были приняты в члены партии Мошков, помощник моториста Федоров, помощник моториста Быков.

10 марта рано утром в общежитии отряда всех всполошила частая винтовочная и пулеметная стрельба. Через несколько минут в отряд сообщили по телефону, что в городе начался контрреволюционный мятеж.

Командир и комиссар отряда приказали всем как можно скорее следовать на аэродром охранять самолеты. Многие имели винтовки. Кроме того, в отряде было два легких ручных пулемета: один из них находился у Федорова, другой - у Мошкова. Комиссар ускакал на единственной в отряде верховой лошади к Сергею Мироновичу Кирову выяснить обстановку и получить указания.

В районе аэродрома было спокойно. Мятеж начался в противоположной, юго-западной, части города. Фокин быстро разбил нас на группы, назначил старших и указал участки обороны, выдвинутые на 300-400 метров от палатки-ангара в сторону города. Окопчики рыть не стали. Решили использовать местные укрытия.

Стрельба в городе то затихала, то вспыхивала с новой силой. Примерно через час возвратился комиссар Шкуро. Он собрал всех у ангара-палатки, оставив на боевых участках только дежурных, и рассказал нам, что произошло в городе. Контрреволюционный мятеж подняли бывшие офицеры, казаки.

К мятежникам присоединилась некоторая часть мелкой буржуазии: кустари-собственники, лавочники, спекулянты. В некоторых соседних с городом селах начались кулацкие восстания. Главными организаторами и руководителями мятежа являлись английские агенты. Имелись сведения о том, что организованная англичанами на Каспийском море военная флотилия направляется из Петровска к Астрахани.