Н. Урванцев - Таймыр - край мой северный

В устье Деме оленей еще нет. Тем не менее, они должны вот-вот быть. Договоренность здесь всегда соблюдается. Остался ждать. Взял себе палатку, продуктов на две недели и легкую долбленую лодочку-"ветку" для осмотра берегов. Условились, что студенты за мной вернутся через десять дней, и мы поедем дальше по озеру, на восток. Распрощались. Оставил им японский карабин, себе — маузер. Здесь бродит много медведей. Пастух Иван Нягда, что ходил со мной по Ламе зимой 1921 года, пришел на другой день налегке, с четырьмя верховыми оленями — "учаками". Чумы и все стадо стоят выше на плато, где прохладнее, нет комаров и оводов. Нягда говорит, что до руды недалеко, в один день обернемся. Взял в сумку сухарей, геологический молоток, компас, и поехали. Ездить верхом на олене совсем не то, что на лошади. Седла нет. Есть только связанные вместе две маленькие подушки, лежащие на лопатках оленя. Стремян и подпруги нет. Спина у оленя слабая, веса человека не выдержит. Едешь, как на одноколесном велосипеде, балансируешь, посохом подпираешься, чтобы на бок не свалиться. Неудобно ехать на олене. Но все же лучше, чем идти пешком.

Поднимаемся в гору по долине Деме и часа через четыре ходу оказываемся на плато. Погода ясная, солнечная. Отсюда великолепно видна вся западная часть озера. Отделяясь от него массивом гор, рядом лежит в скалах небольшое по сравнению с Ламой, но такое же вытянутое озеро Капчук, заполняя углубленную ледником долину. Сколько тут таких неизвестных озер!

"Руда" оказалась выходом лавового покрова с многочисленными пустотами от газовых пузырей, выделяющихся при застывании расплава. Пустотки эти обычно заполняются различными минералами, в том числе иногда и рудными. Здешние пустотки заполнены медным колчеданом, свинцовым блеском и цинковой обманкой. Медный колчедан, окисляясь на воздухе, дает углекислую медь — малахит, который своим ярко-зеленым цветом бросается в глаза каждому. Этот выход практического значения не имеет.

Отдохнули и на другой день вернулись обратно к палатке. Нягда попил чаю и ушел. Я остался один. Ночей теперь нет. Круглые сутки светит солнце, то поднимаясь на юге, то опускаясь почти к горизонту на севере. Хорошо, в любое время можно работать. Никто не спит. На озере галдят гуси, утки, пронзительно вопят гагары, кричат чайки, в камнях свистят пищухи, в небе парят канюки. Всё живет полной жизнью, всё торопится вывести, выкормить потомство. Лето на Севере быстролетно и коротко.

Проспал почти сутки. Вышел из палатки и был поражен сменой погоды. Пасмурно, ветер дует с севера, падает редкий снежок. А я хотел было пойти в маршрут, сделать описание горных пород слагающих здесь борт долины. Придется подождать. Вчера сильно кричали и летали гагары. Явный признак плохой погоды. И верно снег повалил гуще. Пришлось опять залезть в мешок и спать. Это самое лучшее сейчас. Проспал долго, встал, вышел из палатки Кругом все бело. На деревьях пласты снега. Все мертво, и только ручей еще живет, журчит по камням. Зима, настоящая зима. А ведь сейчас середина июля, самого теплого месяца в Арктике. Однако зима длилась недолго. Ветер переменился, перешел на южный, пазу потеплело, и снег быстро стаял.

Осмотр бортов долины ничего интересного не дал. Лавы и туфы послойно сменяют друг друга. Моих студентов все еще нет. Решил поплыть на "ветке" их поискать. Палатку и вещи пока оставил. Взял плащ, чайник, ружье и немного сухарей. Оставил записку, что еду на восток вдоль южного края озера. Пока плыл под защитой берега, все было хорошо, но, как только выбрался на открытый плес, подул свежий ветер с востока, который развел вдоль озера довольно крупную волну. У меня мелькнула мысль вернуться, но "авось" пересилило.

Плыву дальше, ветер крепчает, волны растут и, самое главное, идут поперек моей скорлупки. На гребнях появились "беляки", стало захлестывать. Вот тут-то и подумал: утонешь, и никто не узнает. До берега еще километра три, вода ледяная — не выплыть. Но нет, надо выбираться. Назад не повернешь, зальет. Стал выгребать переменными галсами. Как волна подходит, быстро поворачиваю поперек гребня. Прошла волна — поворачиваю вдоль, гребу изо всех сил к берегу. Наконец добрался весь мокрый, измученный. Спички были в шапке. Развел костер, обсушился, попил крепкого чайку и поплыл на "ветке" дальше.

До восточного конца озера добрался уже далеко за полночь. Никого не встретил. Поднялся по склону повыше и стал осматривать берег в бинокль. Ни лодки, ни палатки нигде не видно. Только в самом конце озера как будто мерцает огонек. Поплыл туда, взял ружье и высадился; покрикивая, осторожно подошел. Никого. Горит маленький костерок, на прутике жарится хариус, а людей нет, нет и чума. Видно, испугались и убежали. Потоптался, походил, покричал, но напрасно, так никто и не вышел. После мне долганы говорили, что то был "дикий" человек. Оказывается, в глубине гор, по озерным долинам, в те времена располагались чумы людей, живущих первобытно. К русским на фактории они не выходили, а только у долган выменивали добытую пушнину на порох и простейшие предметы обихода.

Вернулся обратно и вскоре встретил Павловского с Рожковым. Они рассказали, что нашли еще выходы вкрапленных сульфидных руд норильского типа, но бедные, не промышленные. Значит, процесс рудообразования наблюдается и здесь, по западной кромке озер, вдоль окраины гор Сыверма. Поэтому решили осмотреть еще и озеро Глубокое.

Чтобы туда попасть, надо вернуться назад в озеро Мелкое, найти там устье речки, вытекающей из Глубокого, и по ней подняться до озера. Речка Глубокая в отличие от Ламы оказалась узкой, с быстрым течением и многочисленными перекатами, которые с трудом преодолевал наш поношенный мотор даже с помощью весел. В одном месте двоим пришлось взяться за бечеву, и только таким образом мы смогли преодолеть быстрину. На озере нас встретил шторм, еле удалось найти бухточку, чтобы укрыться. Тщательно обследуем ручьи и речки по западной кромке плато, между озерами Глубокое и Лама. Бедное сульфидное оруденение попадается нередко, но более богатого не встретили.

В 40-х годах, при детальных исследованиях на речке Имангде, между озерами Глубокое и Кета были найдены выходы сульфидных руд уже с большим содержанием металлов. Их потом обнаружили также и на речке Микчанде, впадающей в северо-восточную часть озера Лама.

Во время пешего перехода на озеро Мелкое, осматривая склоны гор в бинокль, мы увидели в одном месте, недалеко от Норильска, большие охристые осыпи, которые могли образоваться только от выветривания сульфидных руд. Потолковали между собой и решили, что там, вероятно, должно быть новое месторождение. Однако проверить это не удалось. Летом следующего 1926 года я там побывал и действительно нашел месторождение, которое назвал Норильск II.