Андрей Разин - Человек Тусовки

Я протянула руку к телефону, не осмеливаясь набрать домашний номер, потом все же решилась. У мамы был тихий голос, она говорила так, когда была очень обижена.

— Ты здорова? — спросила я.

— Все в порядке, вот — только отец совсем сошел с ума. Ходит в какой-то клуб, марксистов, говорит, что мы не позволим продать идеалы социализма. У него собираются такие же отставники, до ночи спорят, составляют жуткие письма в инстанции…

— Это не самое страшное. Он сейчас не пьет?

— Почти, но ты же знаешь, иногда бывает, Как твои дела?

— Нормально, записала несколько песен. Тебе должны понравиться. Примерно через неделю будет большая статья в газете. И вся обо мне.

Она вздохнула:

— Я все время волнуюсь за тебя, сама не знаю почему. Тетя Валя слышала твою песню по радио. Прибежала ко мне, мы весь вечер плакали. Ты когда приедешь?

— Теперь уже скоро. Обещают две гастрольные поездки Коммерческие, по Сибири, потом несколько записей, и я обязательно приеду, — говорила я и ничуть не врала. Я наконец-то приеду домой, но уже такой, какой мне хочется быть, после телевидения, после статьи, я приеду в училище, и уже никто не сможет посмеяться надо мной. Пускай они завидуют, они ведь ничего не знают о моей жизни, о которой я ничуть не жалею, я уже никогда бы не смогла жить в том нищенском дерьме, в котором живут они.

Мы еще поговорили немного, на душе стало легче. Она и представить не может, что пришлось мне испытать за эти два года. Мне иногда казалось, что все происходило не со мной. Несколько дней я проболталась по вокзалам, наконец-то нашла койку в кооперативной гостинице и начала ездить по всем студиям, которые только знала, там на меня смотрели как на свалившуюся с Луны, говорили, что у тебя, девочка, быть может, и получится кое-что, но для этого слишком много надо — хорошие фонограммы, соответствующий репертуар. Они тогда еще не называли, сколько это будет стоить, но так закатывали глаза, что мне становилось все понятным. К тому же в коридорах я встречала много себе подобных, они тоже уходили ни с чем, но были и более уверенные. Одна из них, кажется, Марина, (больше я ее никогда не видела и не слышала, тоже мне солистка!) сказала мне:

— Сюда, милочка, без рекомендации не приходят. Если читала когда-нибудь в жизни книжки, то знаешь, что в старые времена существовали рекомендательные письма. Теперь тоже, только не письма, а телефонные звонки… Но и этого мало, надо, чтобы за душой немного звенело. Тогда с тобой, быть может, и поговорят, куда-нибудь пристроят. Сейчас немало вакантных мест, но их очень трудно занять… Ты не представляешь, чего мне стоило, пока я записалась. Слов таких не существует, чтобы передать все…

Сказала, ушла записываться и исчезла. Сейчас, может быть, ошивается где-нибудь в ресторане, не больше. Ни в одной тусовке ее нет, это я уж точно знаю. Но тогда мне от ее слов было не холодно и не жарко, я не знала, что мне делать, деньги, как я их ни экономила, стремительно улетучивались, домой звонить не могла, знакомых в Москве не было. Я стала вычитывать объявления и вдруг поняла, что я лимитчица, и на какую-нибудь самую- неприглядную работу, дающую кусок хлеба, меня могут принять. Я пришла в отдел кадров одного завода, где по объявлению в столовую требовались рабочие. Какой-то замшелый дед, видно, тоже из отставников, как мой папенька, долго меня рассматривал, потом улыбнулся и сказал:

— Что-то ты, девушка, не очень для такой работы подходишь, сбежишь ведь через два дня… Вон, даже музыкальное училище бросила, а тут грязные тарелки после работяг мыть. Точно сбежишь, а как сбежишь, так и из общежития выгоним. Порядок такой у нее…

Я развела руками:

— Что же мне делать? Денег нет, жить негде, домой возвращаться не могу. Буду работать, честное слово, буду.

Он еще раз внимательно на меня посмотрел, потом сказал:

— Посиди-ка ты здесь, я сейчас, — и вышел из комнаты. Через несколько минут он явился и спросил у меня:

— Ты мне честно скажи, зачем в Москву приехала… Ну там, с родителями поцапалась или по какой еще причине. Я поняла, что ему лучше не врать.

— Певицей хочу стать, настоящей, понимаете, эстрадной. У нас это невозможно, а здесь, мне сказали, можно пробиться, Но надо где-то работать, не подыхать же с голоду, да и крыша над головой нужна.

Он покачал головой:

— Значит, в Москву за песнями приехала, а здесь, поверь, не до песен бывает. Едет народ, едет, а потом страдает всю жизнь — ни квартиры тебе, ни прописки, Болтайся между небом и землей. Ну да ладно, раз уж приехала. В любой момент назад к себе в Воронеж, к мамке и папке сбежишь, а может, и выйдет что. Вид у тебя решительный, видно, не из трусливых… У нас тут есть один временный вариант для тебя… Только чёловек ты мне неизвестный, первый раз, как говорится, вижу…

Он рассказал, что у них в общежитии освободилось место воспитателя. Работала одна девушка, тоже лимитчик, комнату временную имела, да случились обстоятельства, что вынуждена уехать к себе в деревню, в декретный отпуск.:

— Родила, а замуж так и не вышла. Место за ней числится, нужен человек, пока она не выйдет, — сказал он и опять принялся меня разглядывать.

— Возьмите, я справлюсь…

— В общем-то ты подходишь. Споешь что-нибудь вечером, на пианино сыграешь, какого-нибудь артиста в гости позовешь или писателя… Да и в комнате одна, считай, целых полтора года, а там, может, и в певицы возьмут. А не возьмут, так уж извини, комнату придется освободить, идти в трехместную, если у нас останешься, и тарелки мыть на кухне… Зарплата небольшая, всего девяносто рублей, но это, извини, не я устанавливал.

Я чувствовала себя счастливой: у меня есть дом, крыша над головой почти в самом центре Москвы, есть деньги. Я — спасена!

С этими идиотскими воспоминаниями я уснула. Сквозь сон услыхала телефон. Позвонил Мишель и сообщил, что наконец-то завтра вечером он будет свободен, у него есть отличный план, мы проведем вместе целую вечность. Я сказала, что меня это устраивает. У него был довольный голос, удачно завершились какие-то долгие переговоры с нашей стороной, теперь все наконец решено, его бизнес будет у нас процветать, а значит, мы будем видеться часто и долго. Я положила трубку, отключила телефон (наконец-то можно будет выспаться) и подумала: сколько же таких слов я слышала за эти два года?: Началось все с того момента, когда в самом деле появился шанс записать песню в одной кооперативной студии. Песня была моя собственная, ее послушали, сказали, что готовы поработать со мной на самом высоком уровне, я в этом могу не сомневаться, ведь в студию приглашены известные композиторы, так что оркестровка и работа со мной как с вокалисткой обеспечены, только… Я понимала, что означает: «только». Нужны деньги и столько, сколько я еще просто не видела в своей жизни. Где их взять? Я рассказала о своих горестях Вале, воспитательнице того же заводского общежития. Она на меня выкатила свои большие серые глаза: