Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя - Андрей Юрьевич Андреев
Распространение же Реформации с 1530-х годов возглавило «франкоязычное пограничье» тогдашней Швейцарии. Его центром стала Женева – епископский город, который фактически находился под протекторатом Савойи, но в 1526 году заключил союз с Берном и Фрибуром. Проповедь Гийома Фареля и Пьера Вире в Женеве и земле Во порождала здесь отклик не только у городского, но и у сельского населения, что вызывало противодействие савойских властей. Так, в 1530 году они арестовали приора (младший настоятельский титул) монастыря Сен-Виктор за стенами Женевы, Франсуа Бонивара, который был брошен в сырую тюрьму на берегу озера и стал знаменитым «Шильонским узником», воспетым в XIX веке Байроном и также превратившимся в часть национального мифа. Тем временем городские власти Женевы в 1536 году официально приняли Реформацию, что дало возможность Берну как союзнику Женевы развернуть успешные боевые действия против Савойи[33]. В их ходе была завоевана земля Во, а вместе с ней сдалась бернцам и Лозанна, прежде считавшаяся епископском городом и имевшая вольный имперский статус. В 1564 году Савойский герцог Эммануил Филиберт подписал мирный договор, по которому вся родина Лагарпа, от Юры на западе до района впадения Роны в Женевское озеро на востоке, подчинялась Берну. Женева же была провозглашена республикой, основы религиозно-государственного строя которой заложил Жан Кальвин в 1540-е годы (ее независимость Савойя формально признала в 1603 году).
Реформация придала окончательные черты «Конфедерации 13 кантонов». Ее состав больше не менялся, притом что с ее отдельными членами в XV–XVI веках различными договорами себя связал еще десяток так называемых «союзных земель» (нем. Zugewandte Orte), среди которых – Женева, Нёвшатель, Санкт-Галлен, республика Семи десятин (Вале) и государство Трех лиг (Граубюнден). Вестфальский мирный договор 1648 года закрепил на международном уровне за Швейцарией то, что она более неподвластна Священной Римской империи. При этом фактический государственный суверенитет получил каждый из кантонов.
В XVII и XVIII веках политический строй Швейцарии почти не изменялся, а также продолжалось экономическое процветание, основанное теперь еще и на религиозных свободах (так, на берега Женевского озера устремились гугеноты, бежавшие от преследований во Франции и привозившие с собой немалые капиталы). Городские республики управлялись, как правило, Большим и Малым советами. Первый представлял собой заседавший еженедельно законодательный орган, куда входило несколько десятков человек, за которых проголосовали горожане; второй – избранное правительство, работавшее ежедневно и передававшее наиболее важные вопросы на рассмотрение Большого совета. Сельские кантоны сохраняли формы прямой демократии – народные собрания (нем. Landsgemeinden), которые собирались с определенной периодичностью и куда входили все жители с правами гражданства. Они выполняли одновременно административные, законодательные и судебные функции.
Единственным общим органом Конфедерации являлся сейм (нем. Tagsatzung), куда раз в год на несколько недель съезжались представители не только всех 13 кантонов, но и союзных земель. Его компетенции были весьма ограничены и касались преимущественно вопросов общей внешней политики, обороны, а также управления совместными владениями кантонов. Дело в том, что при расширении своих границ городские и сельские республики присоединяли к себе некоторые захваченные территории, не предоставляя их жителям полных прав гражданства, то есть фактически осуществляя над ними внешнее управление. Зачастую в таком управлении участвовало сразу несколько кантонов. Примерами этих «подчиненных территорий» являлись Ааргау, Тессин и, конечно же, родина Лагарпа, Во.
Зародившись в Средние века из стремления альпийских общин к свободе и совместному отстаиванию своих прав, Швейцарская конфедерация в раннее Новое время уже далеко не во всем отвечала первоначальным чертам и сама могла ограничивать свободу жителей на собственных землях. Многие города под влиянием торгового процветания постепенно превратились в олигархические республики, где выборы в высшие органы носили лишь формальный характер, а власть неизменно передавалась из рук в руки внутри очень небольшого круга семейств (которые перенимали обычаи абсолютистской Франции, подражая ей во внешних атрибутах власти и роскоши). Своя аристократия господствовала и в сельских кантонах, где власть народных собраний была узурпирована отдельными кланами (именно система, при которой житель голосовал не от себя лично, а как представитель своего клана, обеспечивала там единогласное одобрение решений), а те формировались или местными землевладельческими фамилиями, или семьями, которые разбогатели тем, что десятилетия подряд поставляли наемников в европейские страны. Не стоит преувеличивать и меру религиозной свободы – в протестантских городах XVI–XVII веков хоть и не было инквизиции, однако происходили преследования и даже казни еретиков (начало чему положило еще церковное правление Кальвина в Женеве), а также вовсю практиковалось сожжение ведьм. Все это в историографии именуется Швейцарией «старого режима».
Но была и другая «идеальная Швейцария» – та, где почитали Телля и Винкельрида, брата Клауса и Бонивара, где верили, что идеи альпийской свободы еще обязательно возьмут верх над косностью и темнотой, жадностью и жестокостью сильных мира сего. К таким мечтателям принадлежали представители образованной швейцарской элиты XVIII века, в которой распространялись идеи Просвещения. Именно из этой среды и вышел Фредерик-Сезар Лагарп, а потому на ней стоит остановиться подробнее.
Горы и Просвещение
В XVIII веке «швейцарский миф» обогатился новыми составляющими, которые не только повлияли на воспитание и мировоззрение образованных людей внутри страны, но и позволили этим идеям перешагнуть за национальные рамки, создать уникальный в своем роде образ Швейцарии, распространившийся по всей Европе, даже вплоть до Санкт-Петербурга.
В первую очередь здесь следует сказать о новом восприятии альпийской природы в культуре, а также о значении этих образов для идей Просвещения вообще. Именно в этот период впервые была осознана мысль о том, что альпийское пространство представляет собой источник культурных богатств, которые могут значительно повлиять на формирование личности человека. Через восприятие гор (и конкретно, Альп) в искусстве раскрывалось представление о красоте мира как Божьего творения. В эпоху Просвещения этот комплекс идей «восхищения Альпами» проявился во всех европейских странах – в частности, в последней четверти XVIII века он достиг и русской культуры, где нашел замечательное воплощение в «Письмах русского путешественника» Николая Михайловича Карамзина.
Дело в том, что вплоть до раннего Нового времени представление об альпийских горах в культуре было совершенно иным: они воспринимались как место, где жизнь подвергается ежеминутной опасности. Еще в начале XVIII века в «Универсальном словаре всех наук и искусств» И.Г. Цедлера подчеркивалось, что Альпы в подавляющем большинстве своих проявлений враждебны человеку и должны внушать ему страх[34] – большая часть их пространства абсолютно непроходима, живущие в Альпах люди беззащитны перед горными стихиями (лавинами, бурями) и даже переходам через горы угрожают постоянные обвалы, а также нападения диких зверей и птиц, вплоть до … драконов[35]. Если таковы были научные представления, то в народном сознании Альпы являлись обиталищем злых духов: их угрозы слышны были в завывании ветра, их злоба вызывала
