Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит - Паоло Нори
1.33. В ожидании выхода «Бедных людей»
Григорович, деливший квартиру с Фёдором Михайловичем, пишет, что, после того как Белинский прочитал рукопись «Бедных людей», с Достоевским «произошла заметная перемена. Во время печатания „Бедных людей“ он постоянно находился в крайне нервном возбуждении».
Подтверждение этому находим и в переписке.
16 ноября 1845 года Фёдор Михайлович Достоевский писал брату Михаилу:
«Ну, брат, никогда, я думаю, слава моя не дойдет до такой апогеи, как теперь. Всюду почтение неимоверное, любопытство насчет меня страшное. Я познакомился с бездной народу самого порядочного. Князь Одоевский просит меня осчастливить его своим посещением, а граф Соллогуб рвет на себе волосы от отчаяния. <…> Все меня принимают как чудо. Я не могу даже раскрыть рта, чтобы во всех углах не повторяли, что Достоев<ский> то-то сказал, Достоев<ский> то-то хочет делать. Белинский любит меня как нельзя более. На днях воротился из Парижа поэт Тургенев (ты, верно, слыхал) и с первого раза привязался ко мне такою привязанностию, такою дружбой, что Белинский объясняет ее тем, что Тургенев влюбился в меня. Но, брат, что это за человек? Я тоже едва ль не влюбился в него. Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован, 25 лет [на самом деле ему было двадцать семь]. <…> У меня бездна идей; и нельзя мне рассказать что-нибудь из них хоть Тургеневу, например, чтобы назавтра почти во всех углах Петербурга не знали, что Достоев<ский> пишет то-то и то-то. Ну, брат, если бы я стал исчислять тебе все успехи мои, то бумаги не нашлось бы столько. Я думаю, что у меня будут деньги. Голядкин [речь идет о следующей повести «Двойник»] выходит превосходно; это будет мой chefd’œuvre».
«Двойник», как мы увидим ниже, не станет шедевром. Но, прежде чем перейти к тому периоду, когда Достоевский уже стал профессиональным писателем, и рассказать о его жизни после 1846 года, когда вышел его первый роман «Бедные люди», а затем повесть «Двойник», я позволю себе небольшое отступление.
Подытоживая же первую часть книги, хочу привести постскриптум, которым Достоевский заканчивает письмо брату Михаилу от того же 16 ноября 1845 года: «Я перечел мое письмо и нашел, что я, во-1-х, безграмотен, а, во-2-х, самохвал».
2
Отступление
2.1. Самолеты
В молодости, когда мне было двадцать два, я начал работать за границей, сначала в Ираке, затем в Алжире, и проработал лет до двадцати пяти. Я любил читать русские романы, но во время авиаперелетов – а летать мне приходилось довольно часто и по много часов – я коротал время за романами из тех, которые, назовем это так, рекомендуют почитать в самолете (нашумевшие бестселлеры, продающиеся или продававшиеся в то время в книжных магазинах в аэропортах), и, скажу честно, мне они нравились. Один из авторов, Фредерик Форсайт, не раз помогал мне скрасить перелеты в Алжир и Багдад; если я ничего не путаю, это были его романы «Дьявольская альтернатива» и «Досье ОДЕССА». Пятнадцать лет спустя, в конце девяностых, уже получив диплом по русскому языку и начав писать книги, однажды в книжном магазине я наткнулся на его роман в жанре политической фантастики, написанный в середине девяностых, события в котором разворачиваются в России в 1999 году. Я купил роман, прочитал, и, признаюсь, впечатление он произвел очень странное; дело было не столько в самом романе (книга вышла захватывающая, она была отлично написана, с прекрасно выстроенным сюжетом), сколько в том, как там изображались русские.
Роман называется «Икона», и русские в нем все поголовно нищеброды, тогда как американцы и англичане всегда при деньгах.
У русских нет друзей, и они плохо ладят между собой, в отличие от американцев и англичан, всегда приглашающих друзей на ужин. Русские в «Иконе» показаны антисемитами, а американцы и англичане – друзьями Израиля и еврейского народа. Русские в «Иконе» отличаются тупостью, а американцы и англичане ловко обводят их вокруг пальца. В общении русские – люди малоприятные, тогда как американцы и англичане сыплют шутками, над которыми все смеются. Пиво у русских никудышное, в отличие от американцев и англичан, у которых прекрасное пиво, и если какой-нибудь американец или англичанин встречает на улице русского, то дарит ему бутылку пива, потому что в стране, откуда он родом, не только пиво прекрасное, но и люди.
И бедный русский, не привыкший к широким жестам англосаксонской доброты, взволнованный до глубины души, принимается благодарить, и благодарность переполняет его сердце, но очень скоро она переходит в ненависть, потому что русские в этой книге, как и все славяне, существа злобные, в отличие от американцев и англичан, которым, по мнению автора, добро присуще на генетическом уровне, что находит подтверждение и в истории. Так вкратце выглядело начало этой книги, попавшей мне в руки несколько лет назад.
Дальше рассказывалось о том, как российские спецслужбы убивали людей (и их было немало), особенно русских, тогда как западные спецслужбы не убили ни одного человека. А если вдруг приходил некий циркуляр, требующий вмешательства западных силовых структур, которое, возможно, привело бы к насилию, как тогда поступали руководители западных спецслужб? Они шли в церковь и, преклонив колени, взывали к Небесам с мольбой: «Господи, сделай так, чтобы это была неправда! Сделай так, чтобы это была неправда. Пусть этот документ окажется подделкой, Господи», – изрекали руководители западных спецслужб, в отличие от руководителей российских спецслужб, от которых при встречах только и слышна была ненормативная лексика, что могло показаться странным западному читателю, но объяснялось тем, что в России это в порядке вещей. Все это я прочитал в книге под названием «Икона», ставшей бестселлером и продававшейся в аэропортах Западной Европы.
По сюжету этого детектива-бестселлера, если кто из жителей Запада и переходил на сторону русских, то лишь никчемные алкоголики, которые каким-то необъяснимым образом оказывались во главе западных спецслужб, в то время как русские, передававшие информацию на Запад, были трезвенниками и примерными семьянинами, ненавидели советский строй за его несправедливость и позволяли западным спецслужбам завербовать себя исключительно ради спасения больного сына, которого можно было вылечить только специальными американскими лекарствами; западные агенты передавали им эти лекарства, ничего
