Игорь Ильинский - Сам о себе

Правда, с галифе ничего не вышло. Мама не сумела их сама сшить, получились они нескладными и совсем не такими, как у капитана первой команды Цоппи.

И белоснежная фуфайка с отложным воротником от «Жака» «кусалась» и оказалась совершенно недосягаемой. Пришлось довольствоваться белой летней рубашкой, одетой поверх серой фуфаечки, но на рубашку пришивался все той же мамой приобретенный с великим напряжением за десять рублей роскошно расшитый герб – ИМРЯК, и все было в порядке.

Но если мне, «дитяти интеллигентных родителей», было все это достаточно трудно и сложно, то как же сложно все это было для детей рабочих и мелких служащих! Да, нежелательны были все эти «неотесанные» парнишки для самых разнообразных спортивных клубов, в особенности же для претендующего на высший трон императорского московского речного яхт-клуба.

Правда, в этом претендующем на высший аристократизм клубе, так называемым «командором» (председателем), был известный Шустов, популярный более в области производства коньяка, чем аристократического спорта.

И вот хлипким фатам в галифе и лондонских кепи пришлось потесниться даже и в этом клубе. Лучше иметь хорошего вратаря, который не пропускает ни одного мяча, вратаря, подобного тому, который играет рядом в команде дворовых мальчишек в доме Обидиных (та же Петровка, 26), чем иметь в воротах одетого в «щитки» и всевозможные доспехи от «Шанкса» и «Жака» благопристойного московского джентльмена, изысканно и эффектно пропускающего мяч за мячом в охраняемые им ворота.

Так появился в воротах яхт-клуба Кутаков (ныне актер Кольцов из театра Вахтангова). Вид его был неописуем. Но остатком клюшки он защищал ворота лучше любого профессионала. Он мне казался каким-то дворовым Гекльберри Финном. Только дохлой кошки не хватало на его клюшке. Вид его никак не гармонировал с командой яхт-клуба, а залатанные штаны вместо галифе и куски фанеры и картона вместо щитков носили совершенно экзотический характер.

Но с его появлением и появлением еще одного парня из Новогиреева яхт-клуб возвратил былую славу и бился уже вровень с еще ранее опролетаризированным и вышедшим на первое место «Унионом».

Хотя вид у меня был поприличнее, чем у Кутакова, но все же для яхт-клуба я также был явным парвеню.

Достиг я своего спортивного зенита к пятнадцати годам. Самый младший по возрасту, поэтому несколько опекаемый, подбадриваемый и балуемый старшими, я становлюсь надеждой, я играю за первую команду в хоккей, на гребных гонках я обгоняю на полкорпуса на «скифе» подпоручика Беклемишева, и мне аплодируют как заправскому чемпиону. Сам чемпион Европы Анатолий Переселенцев поздравляет меня и жмет мне руку.

Правда, не обходится без неприятностей. Ранней весной, после только что прошедшего ледохода, я на «скифе» наезжаю на прогулочную лодку, перевертываюсь, погружаюсь в ледяную воду и стремительно плыву к берегу, бросая свою лодку-скиф. Оказывается, это против правил. Нельзя оставлять лодку: надо держаться за лодку, не бросать ее и ждать, пока меня с ней не доставят на буксире к берегу. А ледяная вода? На этот вопрос мне ответа не дают и дисквалифицируют на все лето. Ну и к лучшему! Уже подоспел тот скандал, о котором я предвещал в предыдущей главе, и мои спортивные интересы, уже подорванные новыми увлечениями в жизни, скоропалительно начинают испаряться и очень скоро исчезают совершенно.

– Почему папин билет третьего абонемента в Художественном театре уже второй раз за эту зиму получает сестра Оля, а не я? Почему?!

– Да потому, что ты никогда не интересовался театрами, ты никогда не говорил, что хочешь ходить в театр. У тебя даже разболелась голова, когда я тебя один раз повела в Художественный театр, – отвечала мама. – Тебя не оторвать от катка и хоккея, а Оля учится в школе пластики Рабенек, она завзятая театралка, и я даже не могу представить, как я могу у нее отнять билет. Она ждет не дождется опять видеть на сцене Качалова. Ты же не интересуешься театром.

– Неправда! Я хожу все время в театр. Я был с папой на «Сорочинской ярмарке», я видел с Монаховым «Желтую кофту», папа мне давал билеты на Варламова и Давыдова, в Художественном театре я был только на «Синей птице», а теперь я хочу видеть «Горе от ума» и «Хозяйку гостиницы», и «Смерть Пазухина», и «Месяц в деревне», и «Где тонко, там и рвется», и «У врат царства», и «На всякого мудреца», а «На дне» уж обязательно, обязательно.

– Ну хорошо, я тебе обещаю достать билеты, но сегодня идет «Екатерина Ивановна» – это тебе не интересно. Пусть пойдет Оля.

Еле-еле удалось меня утихомирить. Помогло количество спектаклей, которые были обещаны взамен андреевской «Екатерины Ивановны».

И вдруг только тут обнаружилось, что я действительно хожу в театры. Однажды послушался матери, которая соблазнилась дешевизной билетов на утренники в рождественские каникулы и решила попытаться просветить меня, щедро ссудив деньгами сразу на несколько билетов. Я потолкался у касс театров, понюхал краски и поглазел на заманчивые названия пьес в афишах.

За три-четыре спектакля я обрел любимых актеров и уже смотрел и искал их имена на афишах: Садовскую, Борисова, Радина, Борскую, Рыжову, Грузинского, Климова, Чехова, Колина, Подгорного, Грибунина, Москвина.

Даже в дореволюционные времена имена и фамилии актеров на афишах печатались, как правило, в театрах, претендовавших на более или менее высокую культуру, одинаковым шрифтом и по алфавиту, несмотря на различие положений и значимости. Однако в афише всегда можно было разобраться, кто, когда и в чем играет. Пусть помнят об этом наши театральные руководители, директора и администраторы, известные как упорные любители объявления обезличенных спектаклей с удобными для них пешками-актерами.

Вместе с тем пусть не забывают, что пятнадцатилетние гимназисты и школьники, как и другие зрители, искали в свое время и теперь ищут в афишах своих любимых актеров и интересуются, когда, где и кто из них в каком спектакле играет. И найти и отыскать фамилии актеров им желательно не только в премьерной афише, но и в сводной афише и в афише старых, рядовых, повседневных спектаклей.

Дирекция и администрация многих наших театров не думают или не хотят думать о таких мелких интересах зрителей и таких пустяках, как «кто играет в такой-то пьесе», и пьеса вслепую значится в афише. По-видимому, они хотят, возможно, бессознательно, отучить публику разбираться в актерах, так как это для них хлопотливо, и считают, что выгоднее прийти к такому положению, когда «у нас все актеры хорошие».

Пусть знают они, что любимыми могут быть не только громкие имена общих любимцев, но что у разной публики есть и разные свои любимцы, что театральная публика, являющаяся частью народа, подчас больше, чем руководство, следит и лучше, чем руководство, знает и ценит не только корифеев, но и скромных, маленьких, а также молодых актеров, которых она в каких-то спектаклях заметила и полюбила. До сих пор я, например, помню имена неизвестных актеров того времени, которые привлекали мое юношеское внимание и которых я любил и искал на афишах не менее, чем знаменитостей. Это были: Александров – комик, замечательно игравший маленькие роли в Театре Корша (лучшего Межуева в «Мертвых душах» я не видел); Моисеев, исполнявший роли старых слуг и лакеев в том же Театре Корша; Вольский, сделавший себе имя в небольшой роли в «Хоре братьев Зайцевых»; Лагутин, создавший ряд маленьких ярких ролей в театрах миниатюр. А сколько было прекрасных исполнителей маленьких ролей в Художественном театре, вплоть до безмолвных участников массовых сцен! Я хочу напомнить, что с таких маленьких ролей начинается культура театра.