Эрих Кемпка - Я сжег Адольфа Гитлера. Записки личного шофера

Когда на следующий день, спустя 24 часа, мы возвратились из Мюнхена в Бергхоф, шеф и я не поверили своим глазам. Там, где вчера еще стоял маленький старый крестьянский домик, теперь расстилался луг, на котором паслись пестрые коровы.

Что же произошло?

Едва мы уехали, Борман сразу же договорился со старыми крестьянами о их добровольном отъезде. Он предоставил им в Ау новое жилище, и старики, говорят, были даже счастливы доставить радость Гитлеру. Не успели они уехать, как к дому доставили на автомашинах сотни рабочих. Борман приказал работать и днем и ночью. Через 24 часа все было готово.

Еще один пример, показывающий, как Борман старался угодить Гитлеру.

Известно, что, когда шеф бывал в Оберзальцберге, тысячи людей отправлялись к Бергхофу, чтобы увидеть его. Он часто часами стоял на открытом воздухе, и люди шли мимо него. Однажды вечером после очень жаркого летнего дня Гитлер заметил Борману, что все это для него утомительно. Прежде всего, он не мог так долго переносить солнечную жару.

Когда Гитлер на следующий день вышел в обычный час из Бергхофа, чтобы приветствовать ожидающих, он онемел от удивления. На том самом месте, где он обычно любил стоять, росло большое толстое дерево с огромным зеленым шатром ветвей, создавшим густую тень. Борман приказал привезти его ночью и посадить здесь. Большое дерево прижилось и до сих пор растет там. Когда Гитлер уезжал, по распоряжению Бормана пускалась в ход огромная дождевальная установка, и дерево поливали до тех пор, пока его корни не вросли в новую почву.

Можно ли упрекать Гитлера за то, что это ему импонировало?

Мартин Борман мертв.

Его влияние на шефа — пожалуй, самая мрачная глава в истории империи. Если говорить о смерти Гитлера, нельзя не упомянуть Мартина Бормана. На него падает большая часть вины за то развитие событий, которое привело к трагическому концу в имперской канцелярии в Берлине 30 апреля 1945 г.

Под знаком тревоги

Адольф Гитлер одерживал одну внешнеполитическую победу за другой. Саар, Австрия и Судетская область уже были присоединены к империи. Шеф был в приподнятом настроении и чувствовал себя сильнее и увереннее, чем когда-либо прежде.

Утром 15 марта 1939 г. я получил приказ немедленно направить в Дрезден колонну автомашин и все время поддерживать с ней связь.

В Берлине ожидали чешского президента — доктора Гаха. В дипломатическом лимузине я привез его с Ангальтского вокзала. Едва мы въехали во двор новой имперской канцелярии, зазвучал чешский национальный гимн. Президент Гаха прошел перед фронтом почетного караула из частей лейбштандарта и в портале имперской канцелярии был встречен Гитлером.

Переговоры затянулись до утра 16 марта. Я слышал, что доктор Гаха из-за неслыханного напряжения во время переговоров упал в обморок. Был вызван доктор Морелль, чтобы впрыснуть ему глюкозу и витамины. Рано утром 16 марта первые договоры были подписаны. Один из моих шоферов отвез Гаха на вокзал, так как тот возвращался в Прагу.

Между тем я приказал своей автоколонне, состоявшей из десяти легковых и четырех грузовых машин, направиться к одному из пунктов на саксонско-чешской границе.

В 6.30 утра Адольф Гитлер вместе со своим штабом выехал из Берлина в экстренном поезде. Когда мы прибыли на чешскую границу, то увидели, что автоколонна нас уже ожидает. Шел сильный снег.

Как всегда, я занял свое место за рулем машины фюрера. Адольф Гитлер сел рядом со мной. Мы ехали впереди, за нами следовали остальные машины.

Таможенные чиновники по обе стороны границы, видимо, уже получили указание пропустить нас. Не было ни малейшей попытки задержать нас — пограничные шлагбаумы были открыты сразу же.

Снег шел все сильнее. Медленно двигались мы по территории Чехословакии. Было скользко, и один из наших грузовиков свалился в кювет. Его груз тотчас же перенесли на другие машины. Мы не могли задерживаться. Машина осталась в кювете.

В 4 часа дня мы въехали в Прагу. Жизнь в этом славном древнем городе шла своим чередом. Мы проехали по улицам, почти не обратив на себя внимания. Снежная буря продолжалась.

Мы направились непосредственно в Градчин — резиденцию чешского правительства. О нашем приезде никому еще не сообщили. Никто не замечал нас.

Мы разместились в боковом флигеле замка. К нам прибыла рота саперного батальона войск СС. Остаток батальона застрял в пути из-за сильного снегопада, испортившего дорогу.

Около 5 часов дня в замок приехал возвратившийся из Берлина поездом президент Гаха. К своему величайшему удивлению, он узнал, что в замке его ожидает шеф. Такая быстрота действий казалась Гаха просто немыслимой.

Тотчас же возобновились переговоры; были составлены и подписаны новые соглашения. На следующий день в Градчин явились члены чешского правительства и несколько генералов чешской армии. Они были приняты и представлены Адольфу Гитлеру.

До этого момента Прага была «оккупирована» одним шефом и сопровождающими его лицами, а также частью саперного батальона СС, численностью не больше роты. Батальон состоял из военнослужащих учебного батальона в Дрездене. Они были плохо вооружены. Чтобы несколько усилить их вооружение, им была передана половина автоматов из арсенала охраны Гитлера.

Когда я вспоминаю об этом теперь, то должен сказать, что чешскому правительству и его генералам ничего не стоило арестовать шефа и всех нас. У нас не было тяжелого оружия, и мы могли быть захвачены в одно мгновение.

17 марта после обеда мы покинули Прагу. Только на обратном пути мы встретили первые немецкие части, предназначенные для захвата чешской столицы. Мы доехали до пункта, откуда начали свою поездку, а оттуда направились поездом в Вену, где Гитлера уже ждали.

Как и всякий человек, мой шеф, несомненно, имел свои недостатки.

Но когда я слышу в его адрес упреки в недостатке мужества, то думаю, что это несправедливо. Напротив, его окружение во главе с Мартином Борманом и весь генералитет часто упрекали его за неразумную смелость и за то, что он забывает о своем долге как руководителя государства.

Я сам возил Адольфа Гитлера на фронте (во время польского похода почти каждый день).

Я никогда не забуду полет на фронт, в Запорожье на Днепре. Это было зимой 1942-1943 гг., когда русские прилагали неимоверные усилия, чтобы вернуть Донецкий угольный бассейн. Огромная электростанция в Запорожье была главной целью наступления.

Мы приземлились в западном аэропорту Запорожья, когда передовые отряды русских танков уже достигли восточного аэропорта. Напрасно генералитет уговаривал Гитлера немедленно улететь. Он хотел лично ознакомиться с положением на месте. Лишь после того, как русские атаковали наш аэропорт, а Гитлер счел, что за четыре дня он достаточно ознакомился с положением и принял все необходимые меры, он дал приказ об отлете.