Переступить черту. Истории о моих пациентах - Карл Теодор Ясперс
К этому подходили понятия, которые развивались во Франции с Эскироля, Monomanie raisonnante и Monomanie instinctive[20]. Под первым обозначением болезни понимались личности, которые производили на наблюдателя разумное впечатление, но страдали «частичным помешательством», под последним же те, которые производили необъяснимые инстинктивные действия. Сейчас Monomanie instinctive стала импульсивным психозом. В прежние времена она находила, как сейчас при случае этот психоз, очень заманчивое применение в отношении странных юных поджигателей, и Марк создал для этого особого случая Monomanie instinctive обозначение пиромания.
Считая, что разобрались в существовании тяги к поджигательству, они предполагали причиной инстинктивное удовольствие от огня. Вскоре появились и соответствующие наблюдения. В радости молодых людей от огня и блестящих вещей, при которой было нередким дающее наслаждение созерцание огня, была открыта болезненная, связанная с периодом полового созревания тяга к огню (например, Фридрайх). Однако безукоризненное наблюдение такого рода, как представляется, отсутствует[21]. Так, неверное образование понятия соединилось с фальсифицированным наблюдением в ставшую огромной в истории психиатрии ошибку.
Но в Германии критика заволновалась рано. Флемминг (1830), Майн, Рихтер, Каспер вели борьбу с учением о пиромании, и они одержали победу.
Во время этого растянувшегося на десятилетия спора развилась казуистика, и особенно вскрылись факторы, о которых идет речь в случаях криминальных действий в период полового созревания. Были установлены оттенки между проступком, детским или болезненным аффектом, умственной слабостью, легким помешательством и полной несвободой (Рихтер). Были попытки внести ясность в ряд аффектов, которые в этом содействуют: мстительность, злоба, ненависть, зависть, озорство, стремление добиться признания своей личности. Было обнаружено участие дурного настроения, беспокойства и, наконец, в ряде случаев подчеркнуто решающее значение тоски по родине. В дальнейшем мы более подробно займемся только этой последней стороной вопросов.
Впервые тоска по родине упоминается как содействующая преступлениям в анналах Клайна 1795 г. «Большинство поджогов совершается девочками, которых отдают из отеческого дома на службу в чужой дом». Также уже отмечается значение молодости, наивности и даются рекомендации священникам для наставления молодой прислуги.
Но настоящее обоснование учения о тоске по родине в уголовном отношении принадлежит Платнеру. В заключение об одной юной поджигательнице[22] он останавливается на факторах, которые способствовали совершению преступления. Он обнаруживает в большей мере характер детской наивности, чем характер злобы, не гнев и мстительность, а только стремление получить освобождение от службы при возникшем в доме хозяев переполохе, чтобы вернуться к родителям. Он описывает эту сложившуюся из беспомощности и боязливости привязанность к родительскому дому, которая, связанная с антипатией к жизни среди чужих людей, является в детях, особенно женского пола, как раз самой сильной и поистине также самой естественной страстью, которая очень часто даже в обычно храбрых мальчиках, если их посылали на чужбину в иногороднюю школу или для изучения коммерции, обычно переходит то в сильнейшую печаль, то в решительное упрямство. Он отличает эту тоску по родине от швейцарской тоски по родине, ностальгии, в ее научном медицинском толковании.
Наряду с тоской по родине он подчеркивает влияние полового развития, периода, в который сумасбродная голова, вместе с возникающими из-за этого иногда отчаянными решениями и отважными действиями, чаще проистекает из тайных тревог нервов и мозга, чем из нравственно злого характера.
В качестве главного фактора он рассматривает, однако, психическое и нравственное детство, детскую наивность. Обвиняемая не в состоянии побороть тоску по родине, эту переплетенную со всей природой и видом чувств ребенка и особенно девочки, страсть. При бездумном выборе средства она думала только о себе одной и о желании остаться у своих родителей, а не о том несчастье, которое могло произойти из-за этого с другими. Она думала не о законах естественной и христианской этики, которые могли бы подавить возникновение такой бессмысленной идеи. Как неопытный и неразумный ребенок, она не была способна принять во внимание лежащие вне ее плана случайные последствие поджога, несчастье пострадавших от этого людей; для этого требовалось бы, с одной стороны, большее знание ценностей временных благ, большее внимание к радостям и бедствиям мира и к различающемуся в зависимости от этого состоянию людей, с другой стороны, большая степень нравственного соображения и самостоятельности. Такие дети часто доводят малейшие затеи до сильнейших аффектов и реализуют их в силу свойственной им бездумной односторонности, пускаясь в самые смелые рискованные предприятия, с опасностью для себя и без злого умысла с опасностью для других. Так и обвиняемая настолько же мало приняла во внимание собственное горе, как и горе других.
В заключение Платнер считает, что страдающие тоской по дому дети, как иногда и слабоумные, и дураки, чувствуют в себе непреодолимую тягу через сильное чувственное возбуждение, вызываемое вспышкой яркого пламени, побороть гнетущее чувство подавленности.
После того как Хенке (Ежегодник Коппса, 1817), как отмечалось, на примере 20 случаев доказал особую склонность к поджогам у мальчиков и девочек в возрасте полового созревания; причем наряду с главной причиной процессов развития играют роль различные мотивы, среди прочего также и тоска по родине; в 1820 г. Меккель и в 1822 г. Мазиус, правда, с одной стороны, вывели из этого особую тягу к поджогам, однако отделили от случаев, в которых она имеет место, те, в которых проявляются злоба, гнев, досада, месть, тоска по родине. По мнению Меккеля, достаточно одного состояния тоски по родине, чтобы доказать именно возникшую из-за этого болезнь — невменяемость юных поджигателей; тогда как Мазиус обусловливает невменяемость не тоской по родине как таковой, а выросшими на ее почве болезненными состояниями. Таковых он различает два.
Во-первых, тоска по родине может производить граничащее с меланхолией унылое состояние с тревожными чувствами; при этом мысль побороть внутренний страх созерцанием яркого пламени может превратиться в невольное влечение и перейти в несвободное действие. Дети тогда не убегали, однако чувствовали себя, по их словам, освобожденными от сильнейшего страха. С другой стороны, по мнению Мазиуса, у ребенка, действующего еще без надлежащей вдумчивости, тоска по родине может вызвать сильно раздраженное душевное состояние с гневом и упрямством и, таким образом, породить идею поджога как средства вырваться из ненавистной службы, которая затем претворяется в раздраженном, по меньшей мере, граничащем с зависимостью, состоянии.
Но Мазиус подчеркивает, что тоска по родине далеко не всегда оказывает такое воздействие на душу, а представляется детской наивной душе часто только как средство, чтобы иметь возможность убежать со службы и вернуться
