Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг. - Виталий Георгиевич Волович
– А тебя не заругают? Не попадёт за эту самодеятельность? – настороженно поинтересовался Петрович. – Вроде бы всю фотоаппаратуру было приказано сдать перед отъездом из Москвы.
– Этот фотоаппарат я у Марка Трояновского попросил. Точнее, он сам мне его дал, чтобы мы друг друга после приземления, точнее приледнения, сфотографировали. Вернёмся в лагерь, и я отдам плёнку шифровальщикам.
Щёлкнув десяток кадров, на всякий случай каждый раз меняя выдержку, я передал аппарат Медведеву и замер перед объективом ФЭДа.
Увлёкшись фотографированием, мы на некоторое время забыли где находимся и что наше фотоателье расположено в центре Ледовитого океана. Об этом нам напомнил зловещий треск льда и зашевелившиеся глыбы торосов. Взвалив сумки с парашютами на спину, мы поспешили вскарабкаться на гребень вала. Картина, открывшаяся нашим глазам, была великолепной. Бескрайнее гладкое, как стол, ледяное поле, присыпанное снежком, и на его фоне зелёный самолёт с медведем на фюзеляже, замедляющий свой бег.
Когда мы спустились вниз, я поставил друг на друга три плоские ледяные плитки, накрыл их белым вафельным полотенцем, достал из сумки небольшую плоскую флягу, две мензурки для приёма лекарства, плитку шоколада и пачку галет.
– Прошу к столу, уважаемый Андрей Петрович!
Медведев повернулся и даже крякнул от удовольствия.
– Ну и доктор, молодец! Я уже и надежду потерял. Решил, что так и останемся без праздничного банкета. Однако закуску на всякий случай припас, – сказал Медведев, протягивая большую свежую луковицу.
Мы наполнили мензурки. С праздником! С Победой! С полюсом!
Северный полюс – Москва
Высокоширотная воздушная экспедиция завершила свою работу во льдах Центральной Арктики. Один за другим самолёты покидали льдину вблизи Северного полюса и ложились курсом на юг. Надо было торопиться. Береговые аэродромы Диксона, Тикси и мыса Шмидта начали раскисать. И на ледяных полях вокруг Северного полюса заголубели снежницы – озёра талой воды. От базового лагеря, находившегося в 80 километрах от Северного полюса почти два месяца, осталось всего три палатки и груда ящиков (пустые бензиновые бочки приказано было возвратить на Большую землю).
16 мая взревели двигатели «Кондора», который пилотировал Москаленко, и его тяжело гружённая машина, пробежав почти до конца лётной полосы, оторвалась от ледяного поля и стала набирать высоту. Тем временем к вылету стали готовить Пе-8 – главный бензовоз экспедиции. Его командир Василий Никифорович Задков неторопливо ходил вокруг машины, наблюдая за суетой механиков. Из штабной, а в данный момент единственной палатки выглянул главный штурман экспедиции Александр Павлович Штепенко.
– Василий Никифорович, давай сюда, к начальнику. Надо одно предложение обсудить.
– Докладывайте коротко, – сказал Кузнецов, обратившись к Штепенко.
– Я предлагаю, Александр Алексеевич, изменить задание Задкову. В соответствии с планом мы должны лететь в Москву с двумя посадками – на Диксоне и в Архангельске. Но мы посчитали: Пе-8 вполне может долететь до столицы через Северный полюс, остров Рудольфа, Новую Землю и Архангельск без посадки. Чтобы хватило бензина на 4200 километров, дополнительно к полной заправке баков возьмём про запас несколько бочек с горючим.
– А как с двигателями? Ресурсы у них не выработаны? Не слишком ли большой риск?
– Иван Максимович (Коротаев – механик Пе-8) даёт гарантию.
– Я уже с ним переговорил, – сказал Задков, который, видимо, уже обсуждал эту идею с экипажем. – Это тоже будет своеобразный авиационный рекорд и хороший экзамен для нашего воздушного корабля.
– Да, Пе-8 – машина отличная. Я на ней с Водопьяновым летал Берлин бомбить. А в 1942 году с Пуссепом Вячеслава Михайловича Молотова в Соединённые Штаты возил, – сказал с ноткой гордости Штепенко.
Кузнецов задумался, но вдруг улыбнулся:
– Согласен. Готовьте машину к полёту.
Находившиеся на льдине механики и несколько членов экспедиции помогли экипажу Фёдора Шатрова загрузить его парадный красный «Кондор». Он взлетел первым, чтобы контролировать с воздуха взлёт Задкова. О том, как протекал этот удивительный полёт, мне рассказал по прибытии в Москву Евгений Матвеевич Сузюмов, который находился на борту Пе-8 вместе с А.А. Кузнецовым, штурманом А.П. Штепенко, океанологом-«седовцем» В.Х. Буйницким, шифровальщиком Борей Рожковым и вездесущим шеф-оператором Марком Трояновским.
Самолёт шёл на высоте 2000 метров. Сплошная облачность. Кабина Пе-8 мало приспособлена к транспортировке пассажиров, да ещё плохо отапливалась. Так что пришлось одеться потеплее, «как на Северном полюсе». Виктор Харлампиевич (Буйницкий), устроившись у иллюминатора, разложил на откидном столике бланковую карту Ледовитого океана и принялся наносить ледовую обстановку по маршруту. У открытого окна расположился Марк Трояновский, расчехлив свою кинокамеру.
Штепенко вместе с Николаем Зубовым занялся солнечным компасом, сверяя его показания с отметками на полётной карте. По московскому времени, как в лагере на льдине, 19 часов. Шли мы над облаками, и в «окнах» видны были белые поля, перечёркнутые местами чёрными извилинами разводий.
– Товарищи, приготовьтесь, – сказал Штепенко, – через пять минут будем над Северным полюсом.
Зубов поднял карандаш над картой, и когда Александр Павлович воскликнул «Есть!», Зубов даже несколько торжественным жестом опустил его на точку, где сходились 360 меридианов.
Самолёт сделал левый разворот. Механик Володя Водопьянов передал Зубову буёк с вымпелом. Поток ветра вырвал вымпел из рук штурмана и понёс вниз к полюсу.
Задков довернул машину и лёг на генеральный курс – на юг. Мерно гудели четыре могучих двигателя, но скорость не превышала 235 километров в час. С полюса к Земле лететь проще. На пути остров Рудольфа – крайний в архипелаге Земля Франца-Иосифа. На его радиостанцию настроен радиокомпас самолёта. А на карте тянулась чёрная линия от полюса к оконечности Земли Франца-Иосифа. У приборной доски устроился в кресле Иван Максимович Коротаев, внимательно следя за показаниями стрелок на циферблате. Время от времени он вылезал из кресла и по узким проходам быстро ползал то к правым двигателям, то к левым. Впрочем, на лице его не было заметно облачка тревоги. Случись что, сесть некуда. Битый лёд, широкие разводья и груды торосов, напоминающие с высоты 2000 метров кубики рафинада.
В 22 часа сквозь поредевшие облака можно стало различить чёрные скалы острова, и сразу же застрекотала камера Марка Антоновича. «Ложимся на курс 150», – громко сказал Задков. Через 15 минут самолёт прошёл над островом Ла-Ронсьер. Видны были ледяные кручи, горные хребты, покрытые льдом и снегом.
– А сейчас мы пройдём над самым большим островом архипелага, – показал пальцем Задков вниз, – Земля Вильчека.
Вскоре Володя Водопьянов объявил, чтобы все приготовились к обеду. Оказалось, что Зубов не только хороший штурман,
