Иван Болдин - Страницы жизни

Сентябрь 1923 года. В клубе "Выстрела" многолюдно, торжественно. Здесь собрались личный состав школы и многочисленные гости - представители трудящихся Москвы. Начинается вечер по случаю очередного выпуска. У нас, "именинников", особенно праздничное настроение. Правда, немного грустно становится при мысли, что скоро предстоит разлука со школой и товарищами.

Вечер открыл начальник "Выстрела" Филатов. После него выступали Энвальд, Рыжковский, некоторые из гостей. Поздравляли нас с окончанием школы, желали успехов в строительстве Вооруженных Сил страны социализма, в личной жизни. От имени выпускников ответное слово держал Пуркаев. Он благодарил учителей за переданные нам знания, обещал, что каждый из выпускников будет с честью носить почетное звание питомца "Выстрела".

Было уже далеко за полночь, а окна клуба все еще светились. Мы слушали выступления самодеятельных артистов, сами пели песни, танцевали, делились думами о будущей службе.

А через два дня прощались с нашими учителями, в последний раз выслушивали их добрые напутственные слова, обещали помнить родной "Выстрел", поддерживать тесную связь друг с другом и со школой, воспитавшей нас, молодых советских командиров.

После "Выстрела" меня направили в Тулу на должность командира 252-го полка 84-й стрелковой дивизии. В городе этом я не бывал, но много слышал о нем и представлял его большим, богатым и каким-то необыкновенным.

Помню, еще ребенком был, мать привезла как-то вкусных пряников, раздала нам, ребятишкам, и торжественно произнесла:

- Тульские!

Когда к нам приходили гости, мать ставила большой медный самовар, на котором стояло клеймо "Тула". В праздник по улицам деревни гурьбой расхаживали парни во главе с удалым гармонистом, веселой музыкой да песнями вызывая на танцы девчат.

- Гляди, как тульская разыгралась, - говорил отец. и мы, дети, стремглав выбегали на улицу, чтобы послушать звонкую гармошку.

Будучи подростком, я частенько бывал у нашего деревенского кузнеца Алексея Феоктистовича, чтобы полюбоваться его работой, а то и помочь ему. Тут постоянно собирались крестьяне и мастеровые, калякали о том о сем, шутили, мерялись силою, рассказывали всякие побасенки и не раз вспоминали про какого-то тульского кузнеца, сумевшего подковать блоху. Признаюсь, тогда я не понимал, о чем идет речь, и только много лот спустя, занимаясь на "Выстреле", впервые прочитал чудесный лесковский рассказ о тульском умельце Левше.

Попав в царскую армию, как и другие солдаты, получил я тульскую винтовку и поехал с ней воевать на турецкий фронт. Когда в наши окопы стали все чаще и чаще проникать сведения о революционных событиях в России, особенно много говорили о боевых делах питерских, московских и тульских рабочих.

Так постепенно я проникся особым уважением к Туле и тулякам. А получив назначение туда, гордился правом служить в этом городе.

Но вот и Тула. Посередине течет река. О ней не скажешь, что она длинна и широка, обильна водой и рыбой, судоходна и оживленна, как Волга или Днепр. Нет, ей явно не хватает размаха великих рек. Может, поэтому и имя у нее такое неприметное - Упа. Но одно она мастерски сделала: разрезала город на две ровные части, придав ему своеобразную прелесть.

С вокзала я сразу отправился к командиру дивизии Афонскому. Это был беспартийный, но до мозга костей преданный Советской власти человек, участник Октябрьской революции и гражданской войны. Принял он меня приветливо:

- Значит, выстреловец? Чудесно! Это вам повезло, что в такую превосходную школу попали. Знаете, а ведь и мне довелось учиться в "Выстреле", только мало, всего несколько месяцев. Было это в первые дни существования школы, обучали нас тогда ускоренным темпом и сразу же отправляли на фронт.

Афонский еще раз прочитал мое удостоверение об окончании "Выстрела", вслух произнес фамилию Филатова, подписавшего документ, и спросил:

- Кстати, как поживает старик? Все еще бегает?

- С завидным задором!- ответил я.

- Замечательный человек! По призванию я кавалерист. Коня люблю до фанатизма. Когда-то мне казалось, что главное - уметь орудовать клинком да пикой. Понятно, узко мыслил. А вот в "Выстреле" Филатов и другие преподаватели значительно расширили мой кругозор, помогли глубже понять основы военного дела. За это я им очень благодарен. Без знаний, полученных в "Выстреле", трудно было бы сейчас командовать дивизией.

- Следовательно, кавалерию позабыли?

- Ну что вы, товарищ Болдин. Разве можно забыть то хорошее, что сделали наши кавалеристы-буденновцы? Как и в былые годы, коня считаю верным другом. Не скрою, очень горжусь, когда впереди строя еду на своем Орлике. И все же теперь иными глазами смотрю на нашу армию.

Мы еще долго беседовали. Командир дивизии оказался на редкость интересным человеком. Он высказывал любопытные мысли о Красной Армии и ее будущем, говорил, что советские командиры - люди совершенно новой формации, для которых воинская служба не только профессия, а жизненный долг, кровная необходимость, вытекающая из особого характера нашего социалистического государства, окруженного буржуазными странами.

Затем Афонский рассказал, что 252-й полк, которым я должен командовать, пока еще существует только на бумаге. Его нужно сформировать, и как можно скорей. Командир дивизии дал ряд советов, как это лучше сделать, и, прощаясь со мной, пожелал успехов.

Начались напряженные дни формирования полка. Активное содействие в этом нам оказали местные партийные и советские органы. В результате уже через десять дней я смог доложить командиру дивизии, что полк укомплектован и приступает к нормальной боевой учебе.

Полк, состоявший в основном из туляков, быстро мужал и был на хорошем счету в дивизии. Крепкая партийная организация помогала мне во всей работе. Мы поддерживали тесную связь с тульскими предприятиями. Их представители часто бывали у нас, а наши красноармейцы и командиры посещали заводы. Трудящиеся Тулы гордились полком, называли его своим, оказывали ему большую шефскую помощь. Периодически мы сообщали коллективам предприятий, как их посланцы несут службу и овладевают военными знаниями. Такое единение с трудящимися благотворно сказывалось на всей боевой и политической жизни полка.

Московский стрелковый

Нельзя не восхищаться красотой русской природы, щедростью, с какой она награждает человека радостью, облагораживает его. Во все времена года она величаво прекрасна. А в тот сентябрьский день она казалась особенно чудесной.

Прощай, Ясная Поляна!

Прощайте, друзья-однополчане! Я увожу самые теплые воспоминания о совместной службе в нашем полку.

В дороге снова прочитал телеграмму: "30 сентября явитесь Москву получения нового назначения".