Пират ее величества. Как Фрэнсис Дрейк помог Елизавете I создать Британскую империю - Лоуренс Бергрин
Церемония обычно начиналась с шествия монахов в сопровождении чиновников, за которыми следовали те, кто был приговорен к публичному покаянию или, что еще хуже, к сожжению на костре. Действо начиналось на рассвете и продолжалось в течение всего дня – воздух постепенно наполнялся зловонием горящей плоти и криками истязаемых.
Заключенные, которых приговорили к костру, шли с зелеными свечами и в колпаках с нарисованными языками пламени, с веревкой или петлей на шее. Многие были одеты в наводящие ужас санбенито – полотняные рубахи, украшенные изображениями пламени или чертей, несущих еретиков в ад.
К смерти приговаривали не всех. Некоторые кающиеся, одетые в желтые накидки с двумя красными полосами в виде креста святого Андрея, преклоняли колени, читали наизусть катехизис и в ответ на каждую строчку Символа веры говорили: «Да, верую». Затем их ожидали разные виды покаяния – в числе прочего их могли отправить солдатами на отдаленные заставы или гребцами на галеры, что было почти равносильно смертному приговору. Осужденные за ересь, но оставшиеся в живых не могли занимать должности, а также заниматься ремеслом врача, аптекаря, хирурга, торговца, адвоката и даже бакалейщика. На них распространялись суровые законы о роскоши, им запрещалось носить серебро, золото, жемчуг и драгоценные камни, шелк и другие роскошные ткани. Им запрещалось ездить верхом и носить оружие. Запреты распространялись на второе и даже третье поколение – внуки этих людей, возможно еще даже не родившиеся, несли на себе то же клеймо иррациональной жестокости, что и их предки.
В Мексике, где инквизиция действовала особенно активно, эта гротескная практика распространялась и на английских моряков – «лютеран» и протестантских еретиков, которых испанцы презирали. В 1569 г. кузен Дрейка Джон Хокинс чудом спасся от солдат инквизиции в Веракрусе. Если бы он попал в плен, Англия сыграла бы в эпоху Великих географических открытий гораздо менее заметную роль.
Другим не так повезло, как Хокинсу. Группа английских моряков прожила в этом регионе шесть лет в относительном покое, пока инквизиция, обосновавшаяся в Мексике в 1571 г., не настигла их, не арестовала и не перевезла в Мехико, где они подверглись аутодафе в Страстную пятницу 1575 г. Один из выживших, Майлз Филипс, вернулся в Англию, где рассказал о мучениях, которые пережили он и его соотечественники. Всех их пытали на дыбе и заставляли отречься от протестантских убеждений. Но на этом их страдания не закончились. Инквизиция воздвигла эшафот «посреди рыночной площади в Мехико, прямо напротив главной церкви». В день казни еретиков одели в желтые санбенито с красными крестами и оставили ждать своей участи. Зажгли костры; воздух наполнился дымом и первобытным ожиданием бойни. Затем огласили приговоры. Часть английских пленников приговорили к многолетнему служению в испанских монастырях и постоянному ношению унизительных санбенито, а других «сожгли дотла» на том же месте.
68 выживших, в том числе Филипс, «в ту ночь были доставлены обратно в тюрьму». В Страстную пятницу 1575 г. пленников выпороли плетьми, затем усадили на лошадей, «обнажив по пояс», чтобы «весь народ мог поглазеть на них, когда их вели по главным улицам города», выставив напоказ рубцы от ударов плетьми, которые «самым жестоким образом наносили по их обнаженным телам длинными кнутами разные люди, назначенные палачами». По дороге 300 глашатаев объявляли: «Посмотрите-ка на этих английских собак – это лютеране, враги Господа!» Некоторые английские пленники – Джон Грей, Джон Браун, Джон Райдер, Джон Мун, Джеймс Колльер и Томас Браун – получили по 200 ударов плетьми и были приговорены к восьми годам службы на испанских галерах. «А потом вызвали меня, Майлза Филипса, и приговорили пять лет служить в монастыре и все время носить дурацкий кафтан, называемый санбенито». Филипсу повезло – он остался в живых, хотя это испытание нанесло ему глубокую психологическую травму.
Точно такая же участь постоянно угрожала Дрейку и всем остальным «лютеранам», отважившимся проникнуть в Центральную Америку или на другие территории, контролируемые Испанией. Только самые смелые и безрассудные не боялись попасть в капкан инквизиции.
В отличие от могущественной и набожной Испанской империи, Англия представляла собой всего лишь остров, запутавшийся в долгах и медленно погружающийся в нищету. В январе 1558 г. Франция вторглась в единственное территориальное владение Англии на материке, портовый город Кале, некогда бывший «самой яркой драгоценностью в английской короне», и вернула его себе. Без этой маленькой колонии древнее королевство оказалось еще более изолированным, чем раньше. Живущие в нужде английские подданные не могли договориться между собой в важных религиозных вопросах. Слабая экономика зависела в основном от экспорта шерсти, доходы от которого не могли поправить ужасные внутриэкономические условия. Отчаянные могильные воры раскапывали погребальные курганы в поисках зарытых сокровищ. Голод заставлял людей питаться желудями, слегка смоченной в молоке травой, опилками и кровью животных. По словам одного путешественника, голодающие люди напоминали «ходячие скелеты».
Казалось маловероятным, что Англия вскоре сможет обратить вспять свое движение по наклонной, однако при дворе Елизаветы I и во всей стране были люди, рисовавшие в помыслах славное и процветающее будущее нации, ключ к которому лежал за океанами.
2
Королева и мистик
В 1570 г. Роберт Дадли и Кристофер Хаттон, двое наперсников Елизаветы при дворе, поручили Джону Ди, математику и мистику, получившему образование в Кембридже, составить отчет о политическом, экономическом и социальном состоянии дел внутри государства. Джон Ди – человек, которого Елизавета называла «мой философ», – стал прототипом Просперо в пьесе Шекспира «Буря». Он был одним из родоначальников британской разведки. Для особой таинственности свои письма к Елизавете он подписывал парой букв «О», что обозначало пару бдительных глаз, и цифрой 7 (семь считалось счастливым числом). По некоторым сведениям, именно это сочетание (007) подсказало Яну Флемингу, бывшему офицеру британской разведки и автору шпионских романов, кодовый номер Джеймса Бонда. Абсолютная верность короне и рыцарское презрение к опасности, ставшие отличительными чертами Джеймса Бонда, явно были хорошо знакомы и Дрейку. Что касается Елизаветы, она вообще питала склонность к тайным кодам и шифрам и давала своим ближайшим соратникам иносказательные прозвища: Дрейка она называла «Вода», а Ди – «Глаза».
В молодости в поисках более глубоких и сложных знаний Ди отправился в Лёвен в Бельгии, где познакомился с передовыми учеными, в том числе с выдающимся картографом Герардом
