Илья Веселов - Три года в тылу врага

Спустя два дня ранним утром мы подходили к деревне Баруты. Здесь наша комиссия должна была начать призыв военнообязанных и добровольцев, проживающих в деревнях Большое Залежье, Михалкино, Подложье, Завещелье, Махнево и другие. Затем перекочевать в другие места и там продолжать свою работу.

Взошло солнце. В лесу — тишина. Слышно только позвякивание склянок и несложных медицинских инструментов в чемоданчике Пашнина да пение птичек.

В Барутах тоже тишина. Лишь изредка в каком-нибудь дворе промелькнет человеческая фигура да из-за оконных занавесок выглянет лицо любопытного.

В этот день комиссия просила жителей соблюдать тишину, поменьше появляться на улицах, чтобы не привлечь внимания оккупантов.

У ворот школьного двора нас встретил молодой парень лет восемнадцати. За плечами у него болтались небрежно закинутая винтовка и туго набитый вещевой мешок. К мешку привязана металлическая коробка, в которой пулеметчики хранят ленты с патронами.

Парень был нам незнаком. Он смело подошел и представился:

— Павел Грущенко.

— Откуда?

— Из деревни Махнево.

— Ты что, на комиссию пришел?

— На комиссию. Только мне нет еще восемнадцати. В августе исполнится. А в армию надо. Я уже все приготовил…

— Винтовку где достал?

— У полицая на самогон выменял.

— А патроны тоже на самогон?

— Нет, их еще осенью в лесу подобрал.

— Что ж, комиссия разберется, брать тебя или нет.

— А я все равно в партизаны подамся, — уверенно ответил парень.

Во дворе школы собралось более ста человек. Некоторые с винтовками, другие просто опоясались пулеметными лентами. У одного на груди висит немецкий автомат, а за голенищами сапог торчат два запасных магазина с патронами.

— Смотри, Илья Иванович, коль автоматы есть, пулеметы и подавно найдутся. Наш народ любит технику, — весело сказал Симонов и тут же приступил к регистрации прибывших.

Первым к столу комиссии подошел здоровый мужчина лет тридцати. Пашнин, раскладывающий на столе свои медицинские инструменты, и члены комиссии в белых халатах, по-видимому, несколько озадачили его. Должно быть, он не предполагал, что призыв будет «настоящий», как до войны, да еще с врачом.

— Как фамилия? — спросил я вошедшего.

— Боровков.

— На что жалуетесь?

— Ни на что. Здоров я и мои родственники здоровы, с которыми пришел.

— Что, они тебя провожают?

— Нет. Тоже хотят воевать.

— Где они?

— Разрешите, сейчас позову.

Через минуту в комнату вошло еще трое таких же высоких, плечистых, под стать Боровкову.

Я сразу перешел к делу.

— Где хотите служить — в партизанах или в регулярной армии?

— В партизанах, — за всех ответил Боровков. — Мы все здешние. Места хорошо знаем. Давно перебраться к вам хотели, да не знали как.

— А если придется воевать в Прибалтике или перебраться к самому Ленинграду?

— Что ж, гнать гадов надо отовсюду.

После медицинского осмотра Боровков снова подошел ко мне:

— Товарищ председатель, позвольте отлучиться на пару часов в свою деревню.

— Прощаться с родными?

— Нет, за оружием. Воевать-то надо, а винтовки в сарае закопаны.

Я разрешил.

Они вернулись вскоре порядком уставшие, но довольные. Принесли пятнадцать новеньких винтовок с сотней патронов на каждую и полный ящик ручных гранат.

Время шло к полудню. Один за другим подходили призывники. Вдруг за дверью нашей комнаты начался шум, возня, горячий приглушенный спор.

Я вышел. В коридоре невысокий худощавый парень с рыжими волосами, подстриженными ежиком, пытался попасть на прием вне очереди. Увидев меня, он вытянулся.

— Рядовой Зотов. Товарищ доктор, разрешите… Они местные, а я сорок километров шел сюда из Пушгорского района.

— Ну, раз пришел, то и подождать можешь.

— Некогда мне время терять. Мне обратно надо. Меня ребята послали. Иди, говорят, узнай, правда ли в Красную Армию мобилизация началась в тылу у немцев. Если правда — сейчас же за ними должен прийти.

— А кто это твои друзья? — спросил я.

Зонов весь вспыхнул:

— Да вы не подумайте, я не какой-нибудь… Я с Урала, из Перми. Попал с ребятами в окружение… А у фашистов мы не служили.

Парень говорил быстро, горячо. И чувствовалось — искренне. Видно было, что он не промах. Себя в обиду не даст и добьется чего надо.

— Зайдите третьим, — сказал я ему.

Однако осторожность в тылу врага никогда не мешает. «А если немцы подослали?» — подумал я и тут же вспомнил, что Николай Архипович Пашнин хорошо знает Урал. Часто бывал по делам службы в Перми и ее окрестностях. Я попросил его поосновательней расспросить Зонова.

Зонов вошел и по-военному доложил о своем прибытии.

— Где вы родились? — начал я.

— В Перми.

— А работали до войны?

— Тоже в Перми, в стройконторе столяром.

— Вы свой город хорошо знаете? — вступил в разговор Пашнин.

— Слепой и тот знает свой город, а зрячий и подавно, — уже сердито ответил Зонов.

— Сколько вокзалов в Перми? — спросил Пашнин.

— Три. Два железнодорожных, один речной.

— С какого вокзала идут поезда на Москву?

— С Перми-второй.

Мы расспрашивали Зонова о его службе в полку, где воевал, о деревнях Пушгорского района, о фамилиях жителей, казненных там гитлеровцами в последний месяц. Зонов отвечал подробно, без запинки.

— Будешь служить у нас. А теперь иди за своими.

Через четыре дня Ефим Иванович Зонов привел в бригаду семнадцать человек. Все они были вооружены винтовками и автоматами. Многие уже участвовали в боях с немцами. По пути к нам они наскочили на фашистский патруль и уничтожили его.

День клонился к вечеру, когда ушел последний призывник. Не успели затихнуть в коридоре его шаги, как в комнату вошла молоденькая девушка лет двадцати, одетая в легкое цветастое платье. Она как-то по хозяйски оглядела помещение, бросила беглый взгляд на пол, где Пашнин нечаянно обронил кусок ваты.

Смущенный доктор засуетился:

— Мы тут насорили… Извините…

— Нет, я не за этим пришла. У меня к вам просьба, — робко начала девушка. — Возьмите меня в партизаны.

— В партизаны? Мы женщин не берем, — ответил Симонов.

В нашей бригаде было немало девушек. Они работали главным образом по хозяйственной части, санитарками, а многие были рядовыми. Прекрасно воевали.

— Примите, от фашистов и полицаев все равно житья не будет. Я все буду делать, что поручите.

— Кто вы — полевод, животновод, доярка? — поинтересовался Пашнин.