Русская эмиграция в Париже. От династии Романовых до Второй мировой войны - Хелен Раппапорт
Покровительница Дягилева, графиня де Ноайль, с восторгом описывала свои впечатления от первых майских спектаклей:
Я сразу поняла, что происходит нечто необычайное, что я стала свидетельницей уникального события. Все, способное вызывать восхищение, поражать, опьянять, покорять, собралось на этой сцене в полном блеске, столь же естественное и прекрасное, как растения, расцветающие в благоприятном климате34.
Парижская публика была потрясена: «Какой-то психоз, массовое помешательство, казалось, охватили зрителей и прессу в этот и последующие дни»35. «Клеопатра» привлекла в театр Шатле массу зрителей, и ее успех, по словам Бенуа, «затмил успех Шаляпина». Париж говорил только о Нижинском; на афишах могла красоваться Анна Павлова, но обсуждал весь город его, что заставило Павлову отказаться от участия в следующих сезонах. В Париже не было места для двух больших звезд, да и вообще ей не подходил новый, придуманный Дягилевым стиль модернистского балета36.
С тревожащей неизбежностью Дягилев опять не смог заработать на своем предприятии, да еще остался должен Астюку; финансовые потери сезона 1909 года на современные деньги равнялись сумме около 500 тысяч долларов. Однако, по крайней мере, у него появился «круг восторженных поклонников» в Париже – les ferventes des russes, – признательный за то, что им открыли новый взгляд на танец37. Кроме того, после этого сезона в творческий мир Дягилева ворвалась новая звезда, перевернувшая дальнейший ход событий – композитор Игорь Стравинский. Экзотическая «Клеопатра» имела столь шумный успех, что Дягилев решил повторить ее в 1910 году, добавив еще два фантазийных балета: «Жар-птицу», на основе старинной русской сказки, и «Шехеразаду», по мотивам «Тысячи и одной ночи».
На этот раз представления должны были проходить в Парижской опере, где 4 июня 1910 года и состоялась премьера «Шехеразады» на музыку Римского-Корсакова с роскошными декорациями и костюмами Бакста. Сложнейшие партии Нижинского и Иды Рубинштейн потрясли балетоманов открытым эротизмом и привели к обвинениям в декадентстве – что только повысило спрос на билеты38. На этот раз сенсацией стали не только солисты; сценография Бакста с восточными мотивами, предвосхитившая позднейшую моду на ар-деко, мгновенно сделала его звездой и спровоцировала новую модную лихорадку. Бакст больше, чем любой другой художник, наложил отпечаток своего стиля на дягилевский балет, а эта постановка стала квинтэссенцией экзотического стиля труппы. Французские кутюрье перенимали идеи Бакста и рекламировали платья из тканей «Шехеразады». Модельер Поль Пуаре предложил Баксту двенадцать тысяч франков за «двенадцать эскизов модных нарядов»39. Его новые коллекции с шароварами, тюрбанами, вышивками на русские мотивы и бисером определенно восходили к Баксту40. В 1912 году Бакст сотрудничал с Пакеном над созданием коллекции «уличных платьев», вдохновленной дягилевскими балетами, ими же вдохновлялась впоследствии и Коко Шанель. Сестры Калло, еще один модный дом, разработали целую коллекцию с использованием любимого цвета Бакста: шафранового желтого41. И то было лишь начало: оригинальные дизайны Бакста повторялись в тканях с восточными мотивами, гобеленах, коврах, абажурах, диванах и другой мебели. Они проникли даже в зарождающуюся киноиндустрию, воплотившись в костюмах и гриме42. Русские балерины превращались в моделей: и Павлова, и Карсавина получали предложения позировать в нарядах от ведущих парижских модных домов. В каждом аспекте парижской культурной жизни прослеживалось влияние русских балетов, что усиливало интерес парижан к культуре русской эмиграции – в особенности к живописи.
Для «Жар-птицы» Дягилев специально заказал музыку Стравинскому, ученику Римского-Корсакова. Оба они задумали этот балет как «исключительное произведение искусства» – интеграцию музыки, танца и визуальных эффектов. Дягилев был настолько уверен в своем новом композиторе, что еще до премьеры заявил: «Запомните его как следует. Это человек на пороге славы»43. Со своей стороны Стравинский считал Дягилева кем-то «вроде Оскара Уайльда – чрезвычайно элегантный, чрезвычайно шикарный и чрезвычайно отстраненный – настоящий денди»44.
Спустя три недели после «Шехеразады», 25 июня, состоялась премьера «Жар-птицы» со сценографией и костюмами художника Александра Головина и с Тамарой Карсавиной в заглавной партии. Дягилев проследил за тем, чтобы все отметили его блестящего нового композитора Стравинского: Le Tout-Paris – Марсель Пруст, Дебюсси, Сара Бернар – восхваляли явление поразительного музыкального таланта. Драматичная музыка Стравинского «жарко горела, горячо обжигала и рассыпала искры», писал Фокин, который и ставил балет, и исполнял в нем главную роль45. «Она отражала каждую деталь сказки и обладала невиданными доселе фантастическими свойствами». Критики соглашались: это настоящая «симфония танца», совершенная интеграция балета и музыки, в отличие от традиционных старомодных постановок46.
Однако в первую очередь все взгляды публики были прикованы к Нижинскому, в особенности в па-де-де с Карсавиной, доводившем зрителей до исступления: «Казалось, сцена под ними вот-вот загорится»47. В конце спектакля поклонники окружили артистов и не хотели расходиться; Нижинского спрашивали, как ему удается исполнять его знаменитые гранд ассамбле – высокие долгие прыжки. «Сложно ли зависать в воздухе?» – отовсюду звучал вопрос. «Нет-нет, ничего сложного, – отвечал он. – Надо только подпрыгнуть и немного задержаться». На следующий день Париж только и говорил, что о русском «парящем ангеле»48.
Опьяненный громким успехом сезона 1910 года, который, по словам Карсавиной «был сродни чуду, повторявшемуся ежевечерне, когда артисты и публика вместе трепетали от избытка чувств», Дягилев на следующий год принял важное решение49. Логистика – перевозка многочисленной театральной труппы, похожей на «бродячий цирк из танцовщиков, музыкантов, композиторов, художников, рабочих сцены, аккомпаниаторов, постижеров и журналистов» – стоила громадных денег50. До сих пор парижские сезоны проводились с участием артистов, находившихся в летнем отпуске, из Русского императорского балета в Санкт-Петербурге. Дягилев решил, что пришло время основать постоянную русскую танцевальную компанию для поездок по Европе. Эта компания, под названием «Русский балет» (Les Ballets Russes), должна базироваться в Париже; хореографом будет Михаил Фокин, а Нижинский, уволенный из Императорского балета, станет premier danseur.
В 1911 году компания в очередной раз взяла Париж штурмом; теперь Нижинский покорил публику в балете Фокина «Петрушка» на музыку Стравинского с декорациями и костюмами Бенуа. Настоящая квинтэссенция всех балетных постановок дягилевской труппы, «Петрушка» дышал энергией русских ярмарок Петербурга 1830-х годов, а Нижинский исполнял роль клоуна в стилизованном кукольном представлении. Для композитора Стравинского Нижинский в роли Петрушки был «самым восхитительным человеческим существом», какое он видел на сцене. «Назвать его танцовщиком недостаточно… он был еще более великим драматическим актером»51.
В том же году Виннаретта Зингер вовлекла одаренного русского композитора Стравинского в свой кружок. Очарованная его худобой и повадками денди, она пригласила Стравинского на ужин в своем парижском особняке и навещала в Риме, когда он
