Вильгельм Прюллер - Солдат на войне. Фронтовые хроники обер-лейтенанта вермахта. 1939 – 1945
23 сентября 1939 г
Нам приходилось продолжать путь без еды. Мы прошли примерно 6 км. Шли на север. Пришлось сделать поворот. Потом – на восток. Потом – на запад. Все больше и больше нами овладевало чувство, что поляки не знали, что с нами делать.
Поведение поляков, как и прежде, было безукоризненным. Как думаешь, чем это объясняется? Целый день нам не давали ничего из еды. Ближе к вечеру мы прибыли на большую ферму, где тоже стояли польские солдаты. Нас принял капитан, который вел себя чрезвычайно дружелюбно. Но что с едой? Оказывается, у них самих ничего нет. Ни муки. Ни соли. Ни хлеба. Ни сала. Ничего. Они довольно давно оказались отрезанными от своих частей. Для нас приготовили суп из пшена и картофеля. На вкус он был отвратителен. Но зато горячий. Затем нам отвели отдельное помещение на двадцать два пленника. (Я забыл рассказать тебе, что на днях нас стало больше еще на семь человек.) Нам выдали сено, чтобы мы постелили его себе в нашем помещении. И наконец, там была крыша над головой.
Вечером пришел и присел рядом с нами тот польский капитан. Он был с нами откровенен. Польский офицер перед двадцатью двумя немецкими военнопленными! Он рассказал нам свою историю. Этот человек родился в Граце, у него есть жена и ребенок. Во время мировой войны он воевал за Австрию (Австро-Венгрию), был ранен. Теперь он живет в Лемберге (Львове). Его зовут Альфред Тойер. Разговор перешел на тему нынешней войны. Которую Польша, как признал Тойер, проиграла. О разгромленной и рассеченной армии. О вине Англии. О чувствах офицеров. Он хорошо знал сложившуюся обстановку. Он был в курсе всех событий. Он считал, что если для Польши война закончилась, то для Германии она будет продолжаться. И он прав.
Война будет продолжаться, пока не сокрушат господство Англии. Потом этот офицер обещал дать нам сопровождение и отправить назад, к нашим позициям. Он даже предложил нам освободить нас прямо этим же вечером, но, поблагодарив его, мы отказались, так как решили, что это будет слишком опасно. Он не мог выдать нам документа, который мы просили, где говорилось бы, что мы свободны и можем возвращаться назад к своим. Но мы поверили этому человеку хотя бы потому, что нам уже говорил то же самое другой офицер в чине майора. И мы уже предвкушали перспективу снова быть с нашими товарищами. Сегодня я все еще жив, как и вы с Лоре. Все мы!
24 сентября 1939 г
Утром, когда мы проснулись, обнаружили, что остались одни. Капитан и его солдаты исчезли. То есть «марша назад к своим» для нас не будет! Однако вскоре сюда подошли другие польские солдаты. Все те, с кем нам довелось говорить и чей кругозор не был слишком ограничен, понимали, что война для них проиграна. И это несмотря на то, что вокруг ходили разные слухи: различна лишь интерпретация. Все они устали и по горло сыты войной, все ждали только того, когда настанет конец Польши. И немцев тоже. Нам сказали, что сегодня были разгромлены три польские дивизии.
К нам подошли несколько гражданских. Мы купили хлеб, попросили сварить картофельный суп, а еще купили гуся, которого для нас обещали приготовить: в конце концов, сегодня воскресенье.
Ах да, забыл рассказать, что один из наших унтеров, когда его брали в плен, лишился 180 злотых. Капитан Тойер вчера вернул ему эти деньги – я уверен, что из своего кармана. Все мы были поражены. До последнего дня нам было нечего курить. Мы купили и нарезали табачные листья.
С пригорка кто-то из польских солдат заметил шесть немецких танков. Если бы только сюда подошли наши солдаты! Наш передний край находится в 7 км отсюда. Мы болтаем с польскими солдатами, многие из которых, в основном евреи, говорят по-немецки. Вечером польский лейтенант сообщил нам, что мы должны будем двигаться вместе с его подразделением.
В 5.30 мы построились, а в 7.00 выдвинулись в путь. Через сто метров все остановились и оставались на месте в течение полутора часов. Под пронизывающим холодным ветром. Затем нас отправили обратно в наше помещение. Но едва мы успели разжечь там огонь, как нам снова приказали выходить. И на этот раз тревога была ложной. Мы вернулись, а потом еще через добрых полтора часа отправились в путь.
Я спросил лейтенанта, как он намерен с нами поступить. Он объяснил саркастическим тоном, что мы придем вовремя и куда надо. И что график на марше будет скрупулезно соблюдаться. Что бы это значило? Я посоветовал всем нашим быть настороже. Быть пленником, настоящим пленным, в самом деле очень тяжело, особенно при таких обстоятельствах. Они, вероятно, собираются отправить нас на общий сборный пункт: в конце концов, мы не можем быть единственными немецкими пленными. Или что-то другое? И мы практически ничего не ели уже бог знает сколько времени. И разумеется, не приходится даже мечтать о сигаретах.
Сегодня я все еще жив, как и вы с Лоре. Все мы трое!
25 сентября 1939 г
Сегодняшний день снова был наполнен изматывающими нервы событиями, причем сюда можно отнести и ночь тоже. Одно походило на другое. Нам пришлось вместе с поляками двигаться маршем всю ночь, несмотря на проливной дождь.
Куда бы мы ни кинули взгляд, повсюду огни фонарей и прожекторов немецких войск. Немцы. Мы идем и идем. Для поляков практически не осталось ни одной лазейки. Я уже решил, что, если завтра польский лейтенант не освободит нас, я потребую соблюдения своих прав военнопленного. Нас должны доставить в лагерь, за линию фронта. И если понятия «тыл» больше не существует, тогда нам должны гарантировать личную безопасность, которая тоже является правом военнопленного, которым мы должны обладать и которым обладать больше не можем. Нам должны обеспечить защиту от мести польских солдат.
С наступлением рассвета мы убедились, что поляки сумели прорваться через кольцо окружения; ведь иначе мы бы уже перебежали к немцам. Я надеялся на подход наших танков. Но сейчас, похоже, было слишком поздно для этого. Мы свернули в лес, где, скорее всего, останемся до вечера. Без еды. У ста сорока поляков тоже нет никаких продуктов.
Дождь все еще шел. Я заполз за дерево, пока поляки затаскивали в лес своих лошадей и повозки. Потом я увидел, как из леса с поднятыми руками вышел какой-то гражданский. Еще один поляк! Потом еще один! Я даже не знаю, сколько всего их было! Откуда здесь столько!
Мы, двадцать два военнопленных, бросились бежать. Это была наша единственная надежда. Подходили немцы? Или украинцы? В любом случае этот отряд состоял из иностранцев. Выглянув из леса, я узнал их: это наши русские союзники!
Не могу описать, что я испытывал в этот момент. Я не чувствовал радости. Я не смеялся. Не кричал, не рыдал.
Меня все это совсем не тронуло. Только тот, кому удалось воскреснуть из мертвых, знает эти ощущения.
