Алексей Иванов - Аллергия на «Магические Грибы»

Алексей Иванов–Царёвококшайский

«Аллергия на «Магические Грибы»

Посвящается моей жене Эльвире, женщине, которая безропотно соглашалась на реализацию моих авантюрных решений, женщине, которая наивно верила в наполеоновские планы и воздушные замки, женщине, которая слепо любила, когда любить уже было некого.

Часто книги начинаются с благодарностей, эта книга начнётся иначе, с извинений.

Извинения

Родители мои, простите меня за то, что я не оправдал ваших надежд.

Дети мои, простите меня за то, что я обокрал ваше детство.

Родственники мои, простите за то, что я вам не смог помочь.

Друзья мои, простите меня за то, что я лишил вас товарища.

Родина моя, прости за то, что я запутался на своём пути.

Прокламация автора

Несмотря на то, что многие факты, показанные в книге, реальны и взяты из жизни, просьба к читателям не пытаться узнавать себя в героях и ни в коем случае искать сходства описываемых событий с собственными жизненными ситуациями. Нельзя, чтобы подобное «узнавание» кому‑то причинило вред, поэтому имена действующих лиц, некоторые обстоятельства намеренно изменены. Кроме того, автором было подписано «согласие о ненападении». Хотя юридическая сила такого согласия остается под сомнением, но названный документ хранится у адвоката заинтересованной стороны.

Введение

Июль 2000–го года. Москва.

Проливной дождь лил не утихая, пытаясь смыть с меня тяжесть тревог постсоветской действительности и бремя переживаний о неопределенности будущего. Дождь, словно пытался сказать: «Давай попрощаемся! С завтрашнего дня, тебя ждёт безоблачная погода и приятный бриз Гольфстрима. Money, money, money, Always sunny In the rich men’s world!» Тёплый ветер подгонял меня по направлению к аэропорту «Шереметьево», и подбадривал: «Иди вперёд, к новой жизни, к радостному труду и интересным знакомствам! Виза в паспорте, это твой джек–пот, настройся на лучшее, ты теперь свободный человек со значительными возможностями!»

1

Что родина?

Воспоминаний дым.

Кажись,

Пустое слово — Русь,

А всё же с ним теплее.

Да, я ушёл не сожалея,

Но знаю: со слезой вернусь.

Я знаю, что я плохо кончу. У меня такая дурная наследственность. Среди моих родственников никто нормально не умирал.

Один мой дядя купил на рынке беляшей. Жуткие пирожки с мясным фаршем, приготовленные в кипящем масле. Он принес их жене. Она его обругала за транжирство. Она пожалела ту ничтожно скромную сумму, что они стоили. Недолго думая он вытянул ремень из штанов и повесился в кладовке пропахшей пчелиным воском.

Я никогда не любил беляши. В самом слове уже заложено нечто отторгающее, несъедобное, словно из патологоанатомической терминологии. Злые языки говорили, что в мясной фарш для беляшей кладут мясо собак.

Умереть в кладовке, в которой некогда хранили вощины для пчелиных ульев, наверное, спокойно, умиротворенно. Как в церкви. Маленькое окошко. Тишина. Всё пахнет стариной, именно стариной, а не старостью, потому что эта старина законсервирована живым воском, навеки въевшимся в бревенчатые стены, пол и потолок добротно сложенных из досок, выпиленных в треть бревна.

Другой дядя присел на берегу реки, покрытой льдом, обхватил стройный стан плакучей ивы одной рукой, а в другой держал бутылочку водки. Выпил немного, да так и умер, не выпуская из рук ни ивы, ни чекушки.

Через несколько дней река поднялась и осталась торчать над водой, его не прикрытая голова. За две недели сороки и вороны обглодали лицо, выклевали глаза. Когда же, наконец, бедное тело достали из холодной воды, оно представляло собой реальное воплощение обложки первого винилового альбома группы «Iron Maiden» 1980–го года.

Члены закоченели так, что уложить тело в гроб не представляло никакой возможности. Его обмотали покрывалом, положили на багажник крыши автомобиля, да так и везли двое суток на историческую родину. День и ночь, сквозь снег с дождём и ветер, пересекая недоумевающие взгляды пассажиров обгоняющих автомобилей и неправдоподобные объяснения с офицерами безопасности на дороге, его измученное тело добиралось к тому месту, где в промёрзшей за долгую зиму земле, его уже ждали папа и мама, братья и сёстры с такой же дурной наследственностью.

Старуха с косой прибрала его не случайно, она поймала его как рыбак щуку — на живца. Эта маленькая бутылочка с суррогатом содержала в себе жидкость очень трудную для употребления — технический спирт с явным запахом ацетона.

Нет, это омерзительно умирать со вкусом ацетона во рту. Наверное, быстро, но отвратительно противно. Русский бизнес. Продать гадость под видом чего‑то настоящего. Ацетон вместо водки. Шубку из меха уличных кошек вместо ценных соболей. Подкрашенные шарики желе вместо икры.

Как в старинной сказке, злая мачеха колдовала со злым умыслом. На её кухонном подоконнике росли мини тропики. Она намешивала сок растений родом из юго–восточной Азии в домашний самогон, наговаривала магические заклинания. Она напоила своего приёмного сына этой немыслимой отравой, навела на него порчу и таким образом ушёл из жизни мой другой дядя. За три месяца он высох, как муха в паутине, как муха, из которой паук выпил весь внутренний бульон. Он превратился в такую мумию, что его невинной душе, просто уже не за что было зацепиться внутри невесомого тела.

Его старший брат работал министром машиностроения. Что подтолкнуло успешного человека запрыгнуть на подножку идущего поезда? Дурная наследственность, колдовские чары или собственная глупость? Преступная самонадеянность? Безумная храбрость?

Он попал под колёса, и ему отрезало ноги выше колен, смешав обрубки с песком железнодорожной насыпи. Он был честным и невинным человеком. Он был предан работе и родине всей своей жизнью. У него не было времени завести роман, так плотно он был занят. Он умер девственником, унося гены провинциального аристократа в небытие. На похоронах собралось множество народа. Люди, которые знали его, как хорошего человека пришли проводить его в последний путь и выразить друг другу своё желание жить. Каждый из них гнал от себя мысль о том, каково это — прокрутиться через мясорубку колёсной пары железнодорожного вагона. Каждый из них, не желая того, чувствовал, как молния боли прошивает насквозь всё тело, и всеми силами пытался уйти от плена нелёгких чувств. Они ничего об этом не говорили, но в каждом взгляде читалось: «Я хочу жить. Боже! Как я хочу жить!»