Сергей Полотовский - Пелевин и поколение пустоты

Сергей Полотовский, Роман Козак

Пелевин и поколение пустоты

«В определенном смысле все мои книги детские»

Who is mister P.?

27 апреля 1998 года в журнале New Yorker вышел небольшой материал – фотография на разворот с узенькой колонкой Best Young Novelists (лучшие молодые писатели). Имелись в виду лучшие молодые писатели на свете.

Молодые, то есть лет тридцати пяти, очевидно, из расчета «тридцать – мало, сорок – много». На черно-белом фото знаменитого американского фотографа Ричарда Аведона были представлены Марсель Байер из Кельна, Инго Шульце из Дрездена, француженка Мари Дарьесек, испанец Хуан Мануэль де Прада, англичанин Лоуренс Норфолк и – Виктор Пелевин.

Подпись к фотографии – одна на всех – смотрелась довольно лаконично. Да и что тут скажешь про заморских молодых авторов? На долю русского писателя, например, в знаменитом журнале выпало три предложения, в которых он сравнивается со знаменитым американским писателем, сатириком-абсурдистом и ветераном Второй мировой Хеллером.

«Является ли мрачно-забавный выдумщик Виктор Пелевин наследником Джозефа Хеллера? Он, заодно со своими критиками, считает, что да. Более того, он убежден, что “Уловка-22” не про войну на тихоокеанском фронте в сороковые, а про Россию прошлой зимой».

И все.

Остальное пусть расскажет фотография, на которой Пелевин в фирменном стиле телохранителя, страдающего зубной болью: угрюм, сух и в солнцезащитных очках. Впрочем, у всех такой видок, что неплохо бы съездить к морю отдохнуть.

Составители подборки не прогадали. Пелевин их не подвел, так же как и остальные. Можно хоть сейчас на коллективное фото «Важные писатели под пятьдесят».

В декабре 2009 года по опросу авторитетного сайта openspace.ru Виктор Пелевин был назван главным интеллектуалом России. В России он house-hold name – фигура известная, условно говоря, и бабушке, и внучке, даже если обе редко заходят в книжный.

Балерина – Волочкова, юморист – Петросян, борец с коррупцией – Навальный. Современный русский писатель? Пелевин.

Его читают и те самые интеллектуалы, и менеджеры по продажам, и девушки на ресепшн в каком-нибудь «Газпроме». Его книгу можно купить в киоске на ближайшей станции метро и встретить в названии кандидатской диссертации «Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина». Хлесткие цитаты из его сатирических романов уходят в народ, как в XIX веке расходились афоризмы из «Горя от ума». Пелевина переводят на японский, экранизируют русские режиссеры и ставят на сцене немцы. Бизнесмены заимствуют из его романов идеи продуктов и слоганы – и создают предприятия, приносящие многомиллионные прибыли. Вот уже который год каждую осень Россия живет ожиданием новой книги Пелевина, чтобы угадывать в героях известных широкой публике персонажей. Его гонорары будоражат воображение литературных сплетников (ходят слухи, что только за переход к крупному издателю он получил миллион долларов авансом). При этом всю антологию автора можно найти в интернете на пиратских сайтах – он, кажется, не очень возражает против свободного распространения произведений.

Парадоксально, но при всем при этом наша общая информированность относительно Пелевина сейчас немногим больше тех нескольких строк в журнале New Yorker. Знаем мы о нем гораздо меньше, чем о любом русском писателе XIX века не то что первого – второго ряда. Что, согласитесь, обидно.

Других хлебом не корми – дай поговорить о своем творчестве, а он избегает давать интервью и тщательно оберегает свою частную жизнь от посторонних. Кроме его книг, нет почти ничего (наверное, это объясняет, почему многие люди были долгое время убеждены, что такого писателя, как Виктор Пелевин, вообще не существует).

Его взгляды по разным жизненным вопросам можно только угадывать. Скажем, за кого он голосовал на выборах? Нравятся ему блондинки или брюнетки? Холодное пиво или коньяк? Не самые праздные вопросы.

В эпоху тотального интернета аккаунта в сети «Вконтакте», кажется, нет только у глубоко зашифрованных офицеров ракетных войск. Сегодня издатели не хотят даже начинать разговор с писателем, если у него нет собственного раскрученного блога. Виктор Пелевин не ведет публичной жизни. Никакой.

У него нет даже своего сайта. На pelevin.ru вот уже который год висит обращение к Пелевину от известного российского веб-дизайнера Артемия Лебедева: «Витя! Когда найдется время, позвони мне, чтобы доделать сайт. А то люди ждут, и ничего не происходит. Мой телефон: 926-18-00. Тема».

Может, все это результат проигранного в молодости страшного пари. Может – свойство характера (ну удобнее ему так). Может – сознательная стратегия прожженного пиарщика, подогревающего к себе интерес молчанием. Так или иначе, это явно противоречит сугубо русской писательской традиции, по которой у литератора есть всего одна опция карьерного роста – в пророки.

У нас огромная страна, уступающая по масштабу собственной словесности. Так исторически сложилось, что худлит – наш основной продукт, подороже нефти и газа. Писать книги в России все равно что готовить фондю в Швейцарии или быть актером в Голливуде: замучают советами. Вуди Аллен как-то заметил: «Естественно, мне бы хотелось снять все шведское кино и написать всю русскую литературу».

Если все русские писатели из века в век проходили путь от сочинителя к публицисту, пытаясь сеять разумное, доброе, вечное, а Пелевин вот не хочет, значит ли это, что традиция закончилась на нем? Или это значит лишь, что он просто не вполне традиционен?

Является ли его труд попыткой повлиять на мир? Или просто интеллектуальной игрой? А может быть, исключительно заработком, производством востребованного продукта с хорошо просчитанным рыночным потенциалом?

Ну а что. Кто-то выпускает в свет дышащие памперсы, кто-то – пиво в пятилитровых бутылках, а кто-то – злободневные эзотерические романы.

Как, собственно, сам писатель относится к тому, что понаписал? Что же он, как любят спрашивать в школе, имел в виду? Что он считает своими удачами? Что поражениями? И совпадает ли он здесь с публикой? С критиками? Чего он вообще хочет? Какая у него сверхзадача? И есть ли она?

Наконец, кажется правомерным вопрос: в какой степени Пелевин понят своими читателями от клерка до критика и что именно они должны были понять?

В большой степени все эти вопросы даже не про писателя, а про литературу и, страшно сказать, про нашу жизнь.

Эта книга о нем. И, как следствие, о нас.

Правила игры

В 1978-м британский драматург Гарольд Пинтер опубликовал пьесу «Предательство», где действие – девять сцен, шесть картин – происходит в обратном порядке: сначала распад семьи в 1977-м, в конце – признание в любви в 1968-м. Можно ведь и так действовать, чем и воспользовались создатели фильма «Необратимость», в котором сначала показано жестокое изнасилование главной героини, а потом все, что ему предшествовало.

В 1950-м Акира Куросава снял «Расемон», где одна и та же криминальная история совершенно правдоподобно рассказана с четырех точек зрения. Где правда?

Задолго до этого – с 1759-го по 1769-й – в свет выходил по частям роман Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», который по-своему изменил отношение к повествованию и заставил всех поверить, что главное в истории – лирические отступления, поскольку из них одних и может состоять рассказ.

Когда в 1994-м мир ахнул от придумки режиссера Квентина Тарантино, автора фильма «Криминальное чтиво», люди просто подзабыли, как вольно человечество научилось обращаться с сюжетом.

Молодой Тарантино, как будто смеясь над нетерпеливостью зрителя, в первых же кадрах вместо экспозиции предлагает ему кризис и одновременно второй акт одной из историй. Выносит первый акт в конец фильма. Перемешивает между собой традиционные составляющие драматургии – экспозицию, кульминацию и развязку.

Благодаря этому напряжение в картине поддерживается до конца (начала). Метафорой такой архитектоники мог бы стать образ дракона, пожирающего свой хвост. Круг истории замыкается, обращаясь моделью вечного двигателя, лентой Мебиуса шириной 35 мм.

Сколько люди себя помнят, рассказчики изощрялись в способах донести мысль и образ до аудитории. Теперь уже самый консервативный, топорный, посконный вариант «родился, учился, не женился» выглядит старомодным. Так «уже не делают». (Что значит, как правило, «так снова можно делать».)

Как лучше писать про Пелевина?

Можно было бы все, что мы знаем о писателе, поместить в развернутую на несколько авторских листов пародийную метафору. Авторы, сочиняя это, ужасно веселились бы. Читатель бы, скорее всего, недоумевал.

Можно было бы построить все на цитатах, выпустить на страницы книги многоголосый хор без корифея: вот что люди говорят, а вы уж думайте что хотите.

Можно было бы, и это оказалось бы скучнее всего, придерживаться прямого, как палка, вектора: родился, учился, дебют, успех, хиты, прием у британской королевы, распад, убили Джона Леннона… Ах, извините, это мы переключились на другую биографию.