Чёрная Карета - Эндрю Питерсон
– Яблоки давай, – потребовал горностранник.
– Какие яблоки?
Мобрик взглянул на него в ужасе, на грани обморока.
– Шучу, – сказал Джаннер. – Они здесь. Под подушкой, вон на той пустой койке.
Горностранник бросился к койке и достал яблоки. Он торжествующе воздел их над головой, а потом поднёс к носу и с наслаждением обнюхал.
Когда Мобрик поскакал прочь, Джаннер улыбнулся, хоть и знал, что его ожидает ящик. Если всё пойдёт по плану, больше ему не придётся спать на этой койке. И он не намерен тратить даром ни минуты сна.
Всё это случилось несколько дней назад. Он лежал в темноте, и у него болела спина. Он хотел перевернуться на бок, но места не хватило. Джаннер думал, что второе заточение в ящике будет перенести легче. Поначалу действительно так и было, поскольку он уже знал, что лежит в гробу. Однако мысль, что он проведёт тут три дня, а не два, сводила его с ума.
В животе у него снова заурчало, и он вспомнил про последнее яблоко. Он стянул из корзинки четыре штуки, одно Мобрик отнял в самом начале, два Джаннер отдал ему в обмен на услугу. Последнее он спрятал в рабочую рукавицу, и оно лежало там вплоть до второго побега.
За обедом Джаннер отыскал Сару Кобблер, и она подтвердила, что Мобрик сдержал слово.
Вернувшись за рабочий стол, мальчик собрался с духом перед новой попыткой. Он бросил огромные ножницы на пол, сунул яблоко в карман, подождал, пока Механики отвернутся, и бросился бежать.
На сей раз он с лёгкостью достиг лестницы, петляя по проходам мастерской. Более того, Джаннер даже испугался, что побег может оказаться удачным. Он не слышал криков тревоги, и Механики за ним не гнались. Он поднялся по лестнице, слегка раздосадованный, поскольку на сей раз хотел попасться.
И тут он в кого-то врезался. В кого-то гораздо крупнее любого Механика. В кого-то, носившего дурацкий цилиндр.
– Новая попытка побега, мальчик? – злорадно улыбаясь, спросил Надзиратель.
Джаннер пожал плечами и кивнул.
Надзиратель швырнул его на пол и развернул кнут:
– Я отучу тебя улыбаться.
Самое неприятное в нынешнем пребывании в гробу было то, что рубцы болели, и Джаннер ничего не мог с ними поделать. Плечи, спина и бёдра были сплошь исполосованы. Надзиратель стегал его, пока Джаннер не взмолился о пощаде. Даже Механики отвели глаза – наверно, вспомнили, как их самих секли этим самым кнутом.
– Заберите его, – велел Надзиратель. – Трое суток в ящике.
И вот Джаннер лежал в темноте, думая о своих ранах, о родных, Тинке, где бы тот ни был. Он думал о чистом снеге Ледяных прерий, о гостеприимных соратниках Гаммона. В животе у него опять заурчало, и он решил, что пора съесть яблоко. Оно закончилось слишком быстро, но этого хватило, чтобы хоть немного умерить жажду и на время утолить голод.
Джаннер спал урывками. Он погружался в забытьё, и перед глазами у него, как дым, всплывали воспоминания. Все печальные мысли, которые когда-либо его посещали, все жестокие слова, которые он говорил брату или сестре, все эгоистичные поступки, которые он совершил, вставали из тьмы словно призраки. Джаннер подбирал оправдания, жалел, что не удалось того-то сказать, а о том-то промолчать…
Он лежал в ящике, где не было ничего, кроме него самого, и хотя он никогда не считал себя плохим человеком, все желания, мысли и поступки, проходящие перед ним в темноте, говорили о другом. Даже союз с Сарой Кобблер был продиктован эгоизмом. Он, конечно, надеялся помочь ей, он отчаянно хотел, чтобы девочка обрела свободу – но был ли он готов вызволить её ценой собственного освобождения? Джаннер устыдился ответа. Он знал, что он Хранитель трона, что должен беречь Тинка, что каким-то образом они с братом и сестрой могут воскресить мечту об Анниере – но всё это не имело никакого смысла, если ты считаешь себя более достойным свободы, чем другие дети на фабрике, особенно ясноглазая Сара Кобблер.
Когда минул долгий третий день, крышка гроба наконец откинулась. Как и в прошлый раз, свет ударил в глаза. Джаннер застонал и кое-как вылез из ящика.
– Выходи, Флавогль. Вижу, ты даже в ящике раздобыл яблоко, – сказал Мобрик, заметив в гробу побуревший огрызок. – Ловкий ты парень, вот что. Выходи. Надзиратель хочет с тобой поговорить.
Джаннер, хотя и смертельно уставший, избитый до синяков, голодный и покрытый грязью, улыбнулся. Ему очень хотелось увидеть Надзирателя.
44
Горы и кандалы
Джаннер медленно поднимался по ведущим из темницы ступенькам, стараясь размять онемевшие ноги. Скоро они ему понадобятся.
Как и в прошлый раз, Мобрик ввёл его в просторное пустое помещение, где стоял экипаж. Сквозь высокие окна не проникал солнечный свет – значит, была ночь. Прекрасно. Если только Мобрик не изменил расписание привратников, всё складывалось именно так, как хотел Джаннер.
Посреди комнаты стояла унылая бурая лошадь, запряжённая в экипаж, совсем как в прошлый раз, с той разницей, что она стояла мордой к решётке – очевидно, Надзиратель готовился к отъезду. Возможно, он вновь собирался в Пахотный тупик за похищенными детьми.
У Джаннера голова шла кругом, но он слишком устал, чтобы разобраться, повлияет ли на его побег эта неожиданная перемена. Прежде чем Джаннер успел об этом задуматься, Мобрик втолкнул его в кабинет Надзирателя.
Надзиратель сидел за столом, а перед ним лежала открытая книга. Цилиндр, к удивлению Джаннера, висел на крючке у двери. На соседнем с цилиндром крючке висел кнут.
– Смотреть на меня, инструмент.
Джаннер кивнул, стараясь казаться изнеможденным до предела. Пусть Надзиратель и Мобрик поверят, что он наконец сломлен.
– Так. До меня дошло, что ты… очень запасливый инструмент. Мобрик сообщил, что у тебя было три яблока.
– Четыре, сэр, – сказал Мобрик, показывая огрызок, который достал из гроба.
У Джаннера заколотилось сердце. Неужели его каким-то чудом разоблачили? Он опустил голову и закрыл глаза, молясь, чтобы Сару Кобблер не наказали.
– Четыре? – повторил Надзиратель. – Значит, ты умудрился протащить еду с собой в ящик. Как я и сказал, ты очень запаслив. Ты согласен, Мобрик?
– Да, сэр.
– Итак, инструмент. Очевидно, тебе удалось перехитрить Мобрика. Ты стянул яблоки из корзины, когда он отвернулся, и припрятал их, чтобы слопать потом. Мобрик видел, как ты пытался съесть их в койке.
– Верно, сэр, – ответил горностранник, нервно взглянув на мальчика. – Я застукал его, когда он жевал в постели. Я отобрал яблоки и съел их сам. Не хотелось, чтобы они испортились, сэр. Сами знаете: чем дольше лежат, тем сильней портятся.
Надзиратель вскинул бровь, и
