Гастон. История любви и коварства - Лэнгдон Лори
Глядя Гастону в глаза, она видела там добро. Она видела под самой поверхностью медленное кипение страстей; его настоящее «я», запертое внутри потрескавшейся и потускневшей раковины. Она видела человека, которым он хотел бы стать, которым ему всегда следовало быть – Гастоном Галантным. Больше всего на свете Агата хотела бы встретить того юношу, который расцвёл бы в полную силу, если бы семья принимала и любила его.
На мгновение Агги показалось, что она парит над землёй. Она обладала способностью сделать этого человека реальным, а у него были средства, чтобы помочь ей обрести свободу.
По лицу Агаты расплылась улыбка.
– У меня к вам предложение, Ваша Галантность.
Глава 7
Гастон
ГАСТОН ТОЛЬКО СЕЙЧАС ПОНЯЛ: если он хочет использовать способности Агаты в своих целях, нужно заставить её поверить, будто это само пришло ей в голову. Воззвать к её состраданию и изобразить робкого, забитого парнишку, которому необходимо, чтобы она вывела его к свету. Он не ожидал, что она так быстро попадётся на эту удочку.
Юноша улыбнулся ей в ответ; разговор доставлял ему подлинное наслаждение. Её нежная рука в его руке. Её испытующий взгляд, дающий желанную надежду. С тихой усмешкой Гастон сказал:
– Мне никогда ещё никто не делал предложений. Слушаю вас.
Агата глубоко вздохнула и отбросила со лба прядь волос.
– Ну, я могу помочь вам... Э-э... – Она опустила глаза на их соединённые руки. – Стать человеком, которым вы хотите быть, в физическом смысле. Я обладаю такой силой.
– Не понимаю. – Он прикинулся невинным юнцом. – Вы ведь сказали, что хотите использовать магию, чтобы лечить людей?
Девушка вскинула голову, и он бесстрашно встретил её взгляд, хотя сердце остановилось от того, что он там увидел.
– Я хочу помогать тем, кто не в состоянии помочь себе сам. Но вам придётся потрудиться, чтобы измениться также и внутренне.
Гастон в полнейшем изумлении смотрел на Агату. Он-то не волшебник и изменить себя не может.
– Что вы имеете в виду?
– С помощью своих способностей я изменю вашу внешность, так же как очистила вашу кожу. – Она вдохнула и торопливо произнесла: – Но вы должны доказать, что достойны этого, – продемонстрировать мне, что работаете над собой изнутри, как я работаю над вашей наружностью. Перед каждым этапом превращения вы должны совершать бескорыстный поступок.
Сердце Гастона словно получило толчок и понеслось быстрее, чем спутанные мысли.
– Я... – Он осёкся. Альтруизм предполагает благородство, а он сомневался, что обладает этим качеством. Может ли он переступить через себя, чтобы угодить ей?
Когда он взглянул в зеркало на своё новое лицо с чистой и здоровой кожей, без красных пятен и болезненных струпьев, это было всё равно что впервые увидеть себя настоящего. Как будто до этого он носил маску и наконец получил возможность снять её.
Игра стоит свеч.
Он уставился на эту девушку-чародейку, как ангел появившуюся в его жизни, и глубоко в груди у него потеплело.
– И вы сделаете это... ради меня?
Выражение её лица смягчилось.
– Да, Гастон. В этом мире есть добрые люди, и вы должны узнать об этом. Найдите ту часть себя, которая готова отдавать, и...
О чём она говорит? В воображении пронеслись картины, как он возвысится над Жоржем, станет наконец старшим братом, превзойдёт его не только по возрасту, но и по телосложению, привлекательности и ловкости. Гастону не терпелось макнуть глумливую физиономию Жоржа в кучу с коровьим навозом, как любящий брат однажды поступил с ним в попытке «избавить его от уродства».
Тут он спохватился – Агата всё ещё говорила:
– ...чтобы стать благородным по духу, а не только по рождению.
Гастон потряс головой, чтобы разогнать заманчиво мстительные замыслы.
– А что вы имеете в виду, когда обещаете изменить мою внешность? Сделаете меня высоким и неотразимым, как Жорж?
Агата схватила обе его руки и крепко сжала их:
– Гастон, пожалуйста, услышьте меня и поймите, что я говорю. У меня есть условия.
– Слушаю.
– Вы будете совершать человеколюбивые поступки по моему выбору, и, если у вас получится, я начну менять вас шаг за шагом, пока вы не станете сильным, привлекательным мужчиной. Если делать это постепенно, ваша семья ничего не заподозрит. Но чтобы изменения стали постоянными, к следующему дню рождения вы должны доказать, что обрели благородство души, иначе колдовство полностью рассеется.
Лицо его вспыхнуло, по венам пробежало возбуждение. Конечно, он хотел преобразиться навсегда. Мысль о том, что его мечта исполнится, а потом жизнь снова вернётся в привычное русло, ужасала его... Лучше уж пусть всё остаётся как есть.
– Мой двадцатый день рождения всего через месяц. Этого времени достаточно?
– Это целиком зависит от вас и от вашего желания по-настоящему измениться. – Глаза у Агаты вспыхнули, лёгкий ветерок пошевелил пряди волос вокруг её сияющего лица.
Гастон был в равной степени очарован и напуган.
Мышцы его напряглись, и он заставил себя освободить руки из её внезапно похолодевших ладоней. Кто эта женщина? Заблудившаяся девушка, которая спасла его в лесу, казалась совсем не похожей на молодую колдунью, сидящую рядом с ним сейчас и совершенно беззастенчиво планирующую его будущее. Наконец хриплым шёпотом он заговорил:
– Вы сказали, что у вас есть условия. Одно или несколько? Что от этой сделки выигрываете вы?
Она без колебаний ответила:
– Как только я выполню свою часть договора, вы купите мне дом по моему выбору, чтобы я могла начать врачебную практику.
И всё? Только лишь приобрести ей дом в обмен на превращение из болезненного юноши в сильного, влиятельного мужчину? Он вскочил и попрыгал с ноги на ногу.
– Согласен! Чем скрепим наш контракт?
Агата медленно поднялась, и первая тень сомнения проскользнула по её лицу.
– Думаю, можем пожать друг другу руки.
Гастон с готовностью протянул руку и, когда она взяла её, объявил:
– Клянусь совершать хорошие дела, чтобы заслужить волшебное... э-э... преображение. А в обмен обязуюсь купить дом по вашему выбору... – Он умолк, не зная, что ещё сказать. Сейчас он посулил бы ей хоть замок из бриллиантов.
Агата кивнула.
– А я обещаю вознаградить вас за добрые дела. За каждое успешно и с искренним порывом выполненное задание я буду менять что-то в вашей внешности. – В глазах её словно заплескалась бирюзовая волна, набегающая на тёмно-синий берег, и через их сцепленные руки прошёл неприятный ток, когда она сказала: – Однако, если к вашему двадцатому дню рождения вы не убедите меня, что ваше сердце преисполнилось благородством, все изменения исчезнут. – Каждое слово звучало как заклинание, крепче связывая юношу с её колдовством.
Гастон, которому не терпелось продолжить, сжал ей руку и произнёс:
– Торжественно клянусь.
– Я тоже. – Как только Агата произнесла эти слова, пальцы Гастона почувствовали жар. Ленты сияющего света вырвались из груди девушки и закружились вокруг них. Каждая яркая полоска коснулась его тела, как дуновение холодного ветра, и распалась, как иней. В голове гудело и звенело, как будто по мозгу хлопали крошечные крылья.
Он вытащил свою руку из её руки и, пошатнувшись, отступил на шаг.
– Это... так и надо?
Агата широко раскрыла глаза и поводила пальцами.
– Не знаю. Никогда ничего подобного раньше не делала.
Это признание должно было насторожить Гастона, но не мог же он опасаться всего подряд. Ему уже не терпелось приступить к осуществлению сделки. После того как два дня назад Агата излечила его от прыщей, он ещё не видел родных – сказался больным, что, учитывая его «недуг», было несложно, и попросил носить еду к нему в покои. Конечно, никто из членов семьи не пришёл проведать его. Он не мог дождаться, когда насладится изумлением родственничков, которые увидят его чистейшее лицо.
А оно действительно стало красивым. Агата не только очистила его от корок и покраснения, но придала коже блеск, которого у него не было даже в детстве. Насколько Гастон помнил, лицо у него всегда было такого землистого цвета, что люди постоянно осведомлялись о его здоровье. Это невыносимо раздражало, и он усвоил привычку отвечать им тем же вопросом: «Я прекрасно себя чувствую. А вы? Выглядите неважно». Или симулировать кашель и подробно рассказывать, как слуги харкают кровью, – тогда от подозрения на чахотку в доме воцарялся хаос. Гости немедленно убирались восвояси, и большинство из них больше никогда не интересовались его самочувствием.
