Сказки американских писателей - Вашингтон Ирвинг

В самом деле, на их месте она и сама поступила бы так же. Они наверняка никогда не сталкивались со случаем такого рода.

Неуверенно, но с оттенком раздражения, главный судья спросил:

— А где обвиняемый?

Двое судей улыбнулись, как улыбались они при всяком его вопросе, словно хотели сказать: «До чего умно!» Ободренный их улыбками, он повторил свой вопрос и улыбнулся сам:

— Ваше величество, где обвиняемый?

Королева Луиза тоже улыбнулась, хотя в действительности ей было жаль их: зависимые, как дети, безнадежно скованные правилами и процедурой, они совершенно терялись перед разнообразием и неожиданностями жизни. В своих длинных белых париках они походили на баранов. И, увидев, как они держат карандаши — в раздвоении острых копыт, — королева почти уверилась, что они и правда бараны. Стараясь говорить с величайшим достоинством, чтобы подать пример камеристке, ибо горе королевству, где не уважают суд, а кроме того — бараны тоже люди и их можно обидеть, но главное, она смутно подозревала, что только если она будет говорить с величайшим достоинством, её слова не покажутся смешными даже баранам, королева Луиза сказала:

— Вы спрашиваете, где обвиняемый. Это, господа судьи, — она сделала эффектную паузу, — я предоставляю решать мудрому Суду.

Судьи переглянулись, а главный судья слегка побледнел и посмотрел на часы. Он снова сосредоточенно оглядел сверху пустые скамьи, где должны были сидеть обвиняемый, свидетели и защита. Он протер очки.

— Ваше величество, — произнес наконец главный судья, как человек, окончательно сбитый с толку. И его слова так и повисли в воздухе.

Королева Луиза ничего не сказала, только похлопала камеристку по коленке, чтобы показать ей, что все хорошо. Девочка впервые была на заседании суда и не имела понятия, сколько все это может продолжаться. Она тоже нетерпеливо поглядывала на часы, ломая пальцы и теребя шарф, пока не перекрутила его так, что почти не стало видно её лица.

Судьи начали высказывать робкие предположения.

— Не может ли обвиняемый сейчас находиться в другом месте? — спросил судья, сидящий слева.

Королева Луиза поджала губы и задумалась.

— Тепло, — произнесла она наконец. И перемигнулась с камеристкой.

— За пределами замка? — спросил судья, сидящий справа.

— Теплее! — сказала королева и стиснула руки. Он пьет кофе! — воскликнул главный судья.

— Холоднее льда, — отрезала королева.

— Бедняга! — простонали трое судей.

Они совершенно не разбираются в судебном разбирательстве, решила королева, или просто не хотят ни в чём разобраться.

— По-моему, — шепнула камеристка, — эти судьи ничего не способны выяснить.

— Судя по всему, все судьи таковы, дитя моё, — сказала королева Луиза. — Но если ты настаиваешь, я могу обратиться к его чести и немножко подсказать.

— Ах, будьте добры, — взмолилась девочка.

Королева Луиза встала и простерла перед собой руки в рукавах, которые были ей длинны, призывая всех к тишине.

— Господин главный судья, — объявила она, — слушайте подсказку.

Судьи очень обрадовались и замерли, держа наготове карандаши.

— Наша цель, я думаю, вы со мной согласитесь, — сказала королева, — истина.

Судьи украдкой переглянулись, неловкие и боязливые, как тритоны. Без всякой видимой причины глубокая печаль вдруг охватила королеву Луизу. Судьи почесывали лбы огрызками карандашей в надежде услышать что-то ещё. («Истина», — бормотал главный судья, теребя губу. Он записал: «И стена?»)

Королева Луиза продолжала, внимательно наблюдая за ними в ожидании признаков понимания:

— Вы, наверное, слышали, что наших отшельников согнала с горы предполагаемая ведьма.

Она замолчала, пораженная и очень довольная тем, что ей пришло в голову сказать «предполагаемая». Это был первый настоящий ключ к разгадке. Ведьма, скорее всего, на самом деле ведьмой не была, в таком случае, конечно, все это судебное разбирательство… Она бросила подозрительный взгляд на камеристку, потом вспомнила, смутившись, что девочка — её собственная дочь. Девочка в ответ подозрительно посмотрела на неё. Но лица судей по-прежнему ничего не выражали. Королева Луиза вздохнула и с беспокойством подумала, что она может все испортить, если слишком многое им откроет.

Тем не менее, она продолжала:

— Поскольку и король, и все его рыцари отсутствуют, мне кажется, наш святой долг — расследовать это дело. Поэтому давайте сейчас поскачем на гору и все расследуем.

— Правильно! Правильно! — дико завопили все трое судей в один голос и переглянулись.

По-видимому, это был их ответ (хотя королева не исключала, что на некоторое время она упустила нить происходящего), потому что бедняжка камеристка вся дрожала и хлопала в ладоши и плакала.

3

Лошадь королевы заартачилась. В конце концов все поехали в королевской карете. Камеристка примостилась под боком у королевы, она не принимала участия в разговоре, возможно, потому что, сидя рядом с королевой, оказалась затиснутой в угол.

— Я происхожу из простой, честной семьи, — начала рассказывать королева.

Камеристка с интересом сбоку посмотрела на неё. Пейзаж за окном кареты сверкал белизной. На стене замка, уплывающей вдаль, рыцари из лазарета, все в запекшейся крови, махали разноцветными штандартами и выкрикивали приветствия. Три старых барана сидели, подавшись всем корпусом вперед, потому что королева Луиза говорила очень тихо, и сосредоточенно слушали. Худосочные копыта у всех троих были сложены на коленях, где помещались и их шляпы, потому что потолок в карете был необыкновенно низкий. Тут королева вспомнила — и заговорила — о потолке в хижине, стоящей на краю леса, в которой жили её родители. (Она сидела плотно сдвинув колени, хотя у неё от этого затекли ноги, и ей было неудобно, но как ни пыталась она потесниться, камеристке все равно места почти не оставалось. Разговаривая, королева Луиза старательно прикрывала ладонями свои обвислые зеленые щеки, просто из любезности к окружающим. Сама она была очень довольна своей внешностью. «Королева с водяными знаками отличия», — говаривала она, скромно подмигивая.)

— В прочность этого брака никто не верил. Мама была ирландка, а отец — дракон. За исключением немногих самых преданных друзей, с ними порвали все близкие с обеих сторон. Но жестокость людей, которые до этого якобы их любили, только усилила их взаимную любовь и глубокое уважение.

Я была самой младшей из детей, которых иногда было семеро, а иногда четверо — в зависимости…

— От чего? — робко вставил главный судья; слезы текли из его больших красных глаз.

— В зависимости от родителей, — пояснила королева Луиза, и сама, может быть, впервые поняла, насколько это верно. — Знаете, мы были бедные, но очень гордые. Конечно, отцу было трудно найти работу.

Она вспомнила, ощутив в душе внезапную острую боль, как он часто сидел у камина, делая вид, что читает вечернюю газету, хотя все в семье знали, что газета прошлогодняя. Слеза сбежала вдоль носа