Принцессы Романовы: царские дочери - Прокофьева Елена Владимировна Dolorosa
Государыня Екатерина Алексеевна была очень разгневана открывшейся правдой о состоянии репродуктивного здоровья Натальи Алексеевны. Ее, Екатерину Великую, провели! И как провели! Перед свадьбой Августа-Вильгельмина отказалась от обследования под предлогом девичьей стыдливости! Екатерина тогда не стала настаивать, поскольку была уверена: истинная подоплека отказа – в том, что невеста уже утратила непорочность. Но не непорочность Августы-Вильгельмины волновала ее будущую свекровь, тоже не отличавшуюся особым целомудрием. Екатерину Великую интересовала плодовитость девушки, которую она специально выбрала в одной из самых многодетных королевских семей Европы.
Екатерина мечтала о внуке. Она хотела воспитать его сама, вложив в его ум и душу все, что не смогла вложить в ум и душу сына, с которым была разлучена с первого дня его рождения и до самой смерти своего ненавистного супруга. Когда она воссоединилась с Павлом, он был уже подростком и влиять на него было поздно. А внук мог бы стать ее истинным наследником и преемником! Ведь уже тогда Екатерина планировала передать власть внуку – минуя сына. Она понимала: если Павел придет к власти – Россия окажется в плену кошмара. Как, собственно, и случилось, вопреки всем ее стараниям.
И сейчас ее настигло первое, такое ужасное разочарование: ведь ребенок, здоровый мальчик, так и скончался во чреве своей матери! Императрица легко пережила смерть невестки. Но вот ребенок крови Романовых был поистине серьезной утратой.
Говорили, будто Екатерина начала искать сыну новую жену едва ли не в самый день кончины Натальи Алексеевны. И нашла подходящую кандидатуру очень быстро. София-Доротея Вюртембергская, четырнадцатилетняя красавица, рослая, полнокровная, отпрыск бедной, но плодовитой, а главное – очень здоровой семьи. Кандидатура Софии-Доротеи привлекла Екатерину еще во время предыдущих поисков невестки, но тогда принцесса Вюртембергская была еще девочкой, а Екатерина не желала ждать.
Когда Екатерина сообщила о своем решении сыну, тот взбунтовался и ответил решительным отказом. Сентиментальный, как и большинство жестоких людей, Павел не хотел жениться больше никогда! Он собирался блюсти вечную верность усопшей Наталье Алексеевне. Екатерина не могла этого допустить и, чтобы отрезвить сына, вручила ему любовную переписку Натальи Алексеевны с Андреем Разумовским, которую она получила сразу после смерти невестки, после того как вскрыли секретер покойной. Если бы не упрямство Павла, мать, быть может, и скрыла бы от него эту ужасную правду. Павел прочел письма, впал в истерику, сначала собирался покончить с собой, потом – найти и казнить Разумовского (предусмотрительно отправленного Екатериной послом в Неаполь), а потом – согласился-таки на новую женитьбу, понимая необходимость этого шага для политики. Но мать после истории с письмами возненавидел еще сильнее – словно это она была виновата в измене его обожаемой Натали и в его собственной доверчивости!
Прочтя письма жены, Павел поклялся, что не влюбится больше никогда. Но едва он увидел свою нареченную – как в мгновение ока позабыл о клятве и влюбился самым отчаянным образом. Девушка была очень красива, являя собой самый модный для тех времен «кукольный» типаж, напоминая фарфоровую саксонскую куклу, с округлым детским личиком, с огромными голубыми глазами, с бело-розовой кожей и роскошными золотисто-русыми волосами, – да еще прибавить к этому совершенно не кукольную, а скорее скульптурную фигуру Юноны! К тому же природа одарила эту принцессу не только красотой, она была еще и умна, талантлива, деликатна, добра… В общем – совершенство.
И что самое удивительное, юная София-Доротея вскоре ответила мрачному, застенчивому Павлу взаимностью и не стыдилась признаваться в своих чувствах, которые, как показало время, были совершенно искренни, возвышенны и глубоки. Вскоре после того, как Павел просил ее руки и получил согласие, София-Доротея писала ему: «Я не могу лечь, мой дорогой и обожаемый князь, не сказавши Вам еще раз, что я до безумия люблю Вас; моя дружба к Вам, моя любовь, моя привязанность к Вам еще более возросла после разговора, который был у нас сегодня вечером. Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать Вам; вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить Вам доказательства той нежной привязанности и любви, которые мое сердце будет постоянно питать к Вам. Покойной ночи, обожаемый и дорогой князь, спите хорошо, не беспокойтесь призраками, но вспоминайте немного о той, которая обожает Вас».
Павел тоже постарался быть искренним с невестой. Он признался, что душа его населена демонами, что у него ужасный характер, что он подвержен припадкам гнева и приступам необоснованной подозрительности, что по этой причине при русском дворе его никто не любит, и эта нелюбовь может распространиться на его жену. Он предупреждал Софию-Доротею: «…придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость». Но юная принцесса готова была к любым испытаниям ради своей любви.
В православии София-Доротея была крещена как Мария Федоровна. Она довольно быстро выучила русский язык. И вот уже пишет своему жениху по-русски (записка эта сохранилась): «Душа моя! Я надеюсь, что вы будете мною довольны, когда вам сообщу первой мой перевод с французского на русской язык. Это вам докажет сколько я стараюсь вам во всем угодить, ибо любя русский язык, вас я в нем люблю: я очень сожалею, что не могу изъяснить всего того что сердце мое к вам чувствует и с сожалением оканчиваю сказав токмо вам что вы мне всего дороже на свете. Мария».
* * *Екатерине Великой вторая невестка понравилась прежде всего своей безропотной покорностью, а еще – тем, что она сразу же принялась рожать наследников престола, и рожала легко, и дети получались – просто загляденье: здоровые, красивые, сильные – в мать.
Первенцев – будущего императора Александра I Благословенного, родившегося меньше чем через год после свадьбы родителей, в 1777-м, и Константина, родившегося год и четыре месяца спустя, – Екатерина сразу же забрала у родителей, и мальчики росли при бабушке, в ее покоях. Недолго думая, она поступила с невесткой так же, как когда-то с ней самой поступила императрица Елизавета, отобравшая у нее Павла сразу после рождения. Екатерина сама страдала в разлуке с ребенком – а теперь заставила так же страдать свою кроткую невестку.
И, словно от огорчения или в отместку, Мария Федоровна принялась рожать девочек – и только девочек! – раз за разом огорчая свою царственную свекровь. В 1783 году появилась на свет великая княжна Александра Павловна, в 1784-м – Елена Павловна, в 1786-м – Мария Павловна, в 1788-м – Екатерина Павловна, в 1792-м – Ольга Павловна, в 1795-м – Анна Павловна… И только в 1796 году, словно сжалившись над свекровью, Мария Федоровна подарила ей очередного внука, Николая, будущего императора Николая I Палкина, а в 1798 году родила своего последнего ребенка, тоже мальчика, Михаила.
Павел же, куда менее озабоченный престолонаследием, нежели собственным душевным комфортом, радовался тому, что нашел в Марии Федоровне и нежного друга, и заботливую жену, и пылкую любовницу.
Понятия «здоровый образ жизни» в те времена еще не знали. Но Мария Федоровна, деятельная и активная, инстинктивно чувствовала, что для нее правильным будет вставать в семь утра, обливаться холодной водой и до самых холодов держать окна открытыми, чтобы в комнаты всегда был доступ свежему воздуху. Она любила покушать и с трудом выдерживала пост, но каждый день по нескольку часов работала в собственном садике – что-то выкапывала, пересаживала, сеяла. И каждый день отправлялась на пешую прогулку с супругом, а когда родились дети – то и с детьми. Наверное, поэтому Мария Федоровна действительно сохранила отменное здоровье. И частые роды давались ей легко.
Великий князь с супругой поселились в Павловске, в усадьбе, которую им подарила Екатерина. Впрочем, Павел своим истинным домом сделал военизированную Гатчину, она стала отражением его души и вкусов. А Павловск остался вотчиной Марии Федоровны, она превратила его в свое гнездышко, где рожала и растила своих детей, и до сих пор Павловск – в революцию разоренный, а потом сожженный фашистами и с большим трудом восстановленный советскими реставраторами, – поражает красотой, изысканностью и каким-то удивительным, не дворцовым уютом.
