Человек. Книга. История. Московская печать XVII века - Поздеева Ирина

Таким образом, перед нами не просто значительное количество книг древней печати, занимающих в новой эпохе почетное, но мемориальное место, а живая культурная традиция, носителей которой сегодня мы можем найти во многих странах мира. Основой ее духовной сущности, инструментом сохранения и воспроизводства была и остается дониконовская кириллическая книжность. В старообрядческой традиции XVIII–XX вв. она продолжает существовать еще в одной широко распространенной форме – в виде многих сотен перепечаток, в той или иной степени повторяющих оригинал.

Как уже подчеркивала польская исследовательница Зоя Ярошевич[800], почти все типографии XVIII в., выполнявшие заказы старообрядцев, находились на территории Польского государства. О размерах этой деятельности, дающей новую жизнь дониконовской московской книге, говорят цифры нового Каталога[801]. Для конца XVIII и начала XIX в. в нем учтено 369 известных и 93 разыскиваемых старообрядческих издания. Из них более 180 раз печатались основные типы книг для обучения вере и грамоте, в качестве оригинала для набора которых служили московские издания 1615–1651 гг. Сегодня эти книги – существенная часть духовной жизни русских староверов далеко за пределами Польши и России.

Если снова применить метод сравнения результатов экспедиционной работы и анализа источников XVIII в., то после московских наиболее авторитетными и хранимыми в старообрядческой среде окажутся издания Острога и Вильно. В вышеупомянутых «Поморских ответах» 1723 г. названы также 20 киевских, 13 виленских, 11 острожских изданий; по четыре черниговских и львовских, три издания Евье; по два вышедших в Стрятине, Тырговиште и Венеции; по одному – в Угорцах, Яссах и Праге. О последнем, например, говорится: «В древней белорустей книзе Исусе Сирахове, печатанной в Празе в лето 1517» (л. 198). Там же Андрей Денисов постоянно ссылается на восемь острожских изданий – начиная с Нового Завета 1580 г. до Апокрисиса 1599 г. Почти все они входят и в современную старообрядческую книжность. Например, археографы Московского университета нашли в старообрядческих библиотеках один экземпляр Нового Завета 1580 г., шесть – Острожской Библии (1581 г.), четыре – Книги о постничестве (1595) и т. д. Эти издания получили широкую популярность и в письменной традиции старообрядчества.

В руках старообрядцев, по крайней мере в XVII–XIX вв., а как недавно выяснилось, и в XX в. находились и экземпляры краковских изданий Швайпольта Фиоля. Достаточно напомнить, что четыре из известных семи экземпляров Октоиха 1491 г. – первой печатной книги кириллического шрифта – спасли и сохранили именно староверы (в том числе это Октоих из собраний И. Царского, М. Погодина, П. Щапова). В тех же «Поморских ответах», когда автор пишет о порядке «воздвизания» Креста, в качестве доказательства своего мнения ссылается на то, что «тако в Часослове, изданном в Кракове в лето 1491, крест полагается воздвизать». Там же древняя традиция поклонов подтверждается следующей ссылкой на Псалтырь следованную «краковския печати» 1491 г. издания1. Однако книги Фиоля были чрезвычайно редкими и, как правило, впоследствии переходили в руки купцов-собирателей, а от них – в фонды крупнейших государственных библиотек, где и сегодня остаются живыми свидетелями одного из самых важных событий общеславянской культуры.

Печатная славянская книга не только живой нитью соединяет нас с прошлым – она еще и важнейший инструмент осмысления всеславянского единства. Судьбы вышеупомянутых экземпляров – краковских, острожских, виленских, московских изданий – тому доказательство.

«Сей многоценной бисер»

(Живые традиции древнерусской культуры)

Целые эпохи бытования древнерусского культурного наследия, начиная со второй половины XVII в. до сегодняшних дней, связаны с историей старообрядчества – важного явления русской действительности. Духовной основой этого движения, избравшего своим идеологическим и культурным лозунгом принципиальный традиционализм, стала древняя книга, древнерусская традиционная культура.

Первый период истории старообрядческой книжности, завершившийся в 20-х гг. XVIII в., был по преимуществу периодом аккумуляции, накопления древних памятников, спасенных во времена распространенного пренебрежения к книге рукописной и древнепечатной. Позднее, в иные исторические эпохи, именно этот источник щедро питал (и еще питает!) государственные хранилища, знаменитые поныне библиотеки, пробуждал и поддерживал интерес к культуре и древней истории народа и даже в наше время позволяет открывать целые пласты, континенты неизвестного нам творчества народных масс[802].

Наша задача – изложить самые общие итоги изучения старообрядческой аккумуляции древнерусского наследия на примере книжной культуры двух крупнейших в 20-х – первой половине 30-х гг. XVIII в. центров этого движения – Выголексинского на севере и Ветковско-

Стародубских слобод на западе страны. Для исследования характера и состава библиотек этих центров был проанализирован ряд источников, в том числе знаменитые «Поморские ответы» 1723 г.[803] и опись книг, конфискованных в 1735 г. во время так называемой «выводки» Ветковского монастыря.

Однако, как бы ни были богаты сами библиотеки, их нельзя отождествлять ни с книжностью крестьянского Поморья, ни с книжностью Ветковско-Стародубских старообрядческих слобод. Ведь наряду с библиотеками центров бытовали книги сотен заимок, крестьянских хат, келий, церквей, общин – «соборов», домовых «моленных» торговых людей. Именно крестьянская рассеянная книжность Поморья отражена в территориальных собраниях Древлехранилища Пушкинского Дома и в Беломорском собрании Библиотеки Академии наук. Ценнейшие публикации этих фондов, выполненные В. И. Малышевым и Н.Ю. Бубновым[804], позволяют объективно представить место и роль в них древнерусской книги. Конкретно-историческую форму бытования поморской книжной традиции можно изучить на основании почти 1700 собранных и поставленных на учет памятников Верхокамского собрания. Книжность беглопоповской ветковской традиции позволяют представить Ветковско-Стародубское собрание и Молдавско-Украинская коллекция МГУ (602 и 436 памятников). Таким образом, сегодня могут быть проанализированы около трех тысяч книг, выявленных археографами как традиционная книжность только двух центров старообрядчества; на этом материале изучен репертуар, характер, структура усвоенного ею древнерусского наследия.

Прежде всего обращает на себя внимание чрезвычайно высокий процент в составе книжности старообрядцев поморской и ветковской традиций подлинных памятников Древней Руси. Среди книг, собранных археографами МГУ в районах бытования упомянутых старообрядческих согласий, почти 40 % всех памятников датируются XV–XVII вв. Отнести столь высокий процент ранней книжности только на счет стремления ученых получить именно эти материалы не позволяют данные о составе всей (а не только полученной) книжности Верхокамья. Здесь из 1635 описанных при сплошном обследовании района книг (данные на 1980 г.)[805] 755 памятников относятся к XV–XVII вв. (т. е. более 46 %). Именно эти памятники, собранные в Верхокамье крестьянами и составлявшие по большей части общую собственность территориальных религиозных «соборов», и определили уровень традиционной грамотности местного населения, характер его самостоятельного творчества – полемического, историко-литературного, поэтического[806]. Очевидно также, что и сама система бытования книги, коллективный характер владения ею у старообрядческого крестьянства могли отражать формы древней книжности русского Севера, в которой аналогичную старообрядческим «соборам» и «киновиям» функцию выполняли библиотеки монастырей и приходских церквей.