Моя любимая кукла - Талыбова Зульфия

– Как же так?! – ахнула Паучиха, вспомнив, что полупустой кулон висит на шее дочери. – Такого в уговоре не было!

– В уговоре не было?! Где это слыхано – продавать половину души?!

– Ты сам ее купил! – недоумевала Чёрная Вдова.

– Купил! – кивнул колдун. – Душами торговать – не ливером на базаре! Ее целиком берут! И договор наш был на целую душу, лишь с маленьким отступлением о времени присвоения второй половины! Я обманул тебя, глупая женщина, воспользовавшись твоей невнимательностью, и теперь пришел за остальным!

Старец оглядел трон Паучихи и огромные люльки, где томились свернутые в паутинные коконы разлагавшиеся трупы умерших мальчиков.

Паучиха, заметив, как колдун таращился на них, охватила пятью щупальцами каждую колыбель и тихонько покачивала детишек, словно те расплакались. С видом грозной мамаши она уставилась на старца, защищая свое потомство.

– Мечта твоя осуществилась, и радость материнства ты познала, поэтому давай-ка за дело! Не глупи!

– А что же со мной будет?! Неужто я вновь обернусь человеком?

– Ха-ха-ха! Милочка, ты не в церковь ходила за исполнением мечты! Такие тёмные обряды никогда по-доброму не заканчиваются! Душа твоя запятнана отныне, как только Эмилика умрет, в ад отправишься!

– Как?! – встрепенулась Паучиха. – Неужели так быстро?!

– Твое желание исполнилось, и договор выполнен. Пора и честь знать!

– Да я могу разорвать тебя на кусочки! – заорала Чёрная Вдова.

– Можешь, конечно! – бесстрастно согласился колдун. – Но ты все равно умрёшь! Мы с тобой отныне связаны как брат и сестра! Договор-то на крови был!

– А душа Эмилики, значит, у тебя будет?

– Конечно! Кто знает, что мне уготовано за грешную жизнь! Кстати, твой последний «сынок» тоже убит, и его душа в моих руках! Две невинные души послужат мне проводником на небеса! Так-то вот!

– Ты убил моего шестого сына?!

– Конечно! Как я, по-твоему, здесь очутился?! Мальчишка должен был ступить на липкую перину, но я его опередил! Перед этим убив, конечно! Его тело сейчас покоится в гробу твоей полумертвой дочери! О его душе я и позабочусь!

– Как все удачно у тебя складывается. – Тихо произнесла Паучиха. – Успел и позаботиться о себе! Как же ты заберёшь душу мальчика, если он не заключал с тобой договор?!

– Отсюда ни одна душа не смеет улететь, пока ты здесь находишься и удерживаешь их! Пусть последний сопляк не угодил в твою колыбель, он был уже отравлен, когда его ещё задолго до настоящего полнолуния приманило пение Эмилики! Его душа уже заражена! И я могу ее перехватить, когда ты отправишься в ад!

Паучиха молча, слушала колдуна, поражаясь его расчётливости.

– Кулон ты найдешь на шее Эмилики… а теперь дай мне проститься с моими малышами, а дальше воля твоя. – Тихо попросила она.

Колдун не стал противиться последней просьбе и терпеливо ждал, пока Черная Вдова поцелует каждого мертвого сыночка.

И вот время отдавать долги настало. Паучиха упала замертво, как только учитель произнес непонятную речь.

Только погибла «мамаша», как некому было удерживать души умерших мальчиков. Они покинули паутинные коконы и поднялись наверх к небу, и тут же стало рушиться подземелье-амбар. О такой неожиданности не додумался даже умудрённый опытом ведьмак!

Землёй и камнями засыпало тело гигантской Паучихи и не успевшего сбежать колдуна. Души же их устремились в ад.

Под тяжестью камней и земли разбился кулон с частью души Эмилики, что носил ведьмак на шее. Светлой тоненькой струйкой она выплыла из-под стеклянных обломков кулона и улетела к Эмилике, где и соединилась со второй частью.

Тела же Эмилики и Керима засыпало землёй. Душа юноши уже уплыла к выходу из подземелья и ждала Эмилику.

Тут и осуществился сон пленницы, который она много раз видела. Обретя целостность, душа ее обернулась призраком девушки с румянцем и живой улыбкой, гроб превратился в качели!

На самом верху стоял Керим и крутил за рукоятку только что появившегося колодца! Страшный черный проход, кишащий пауками, исчез, и девушка видела лишь светящийся тоннель из белоснежных облаков, по которым она плыла на качелях. Ее душа устремилась наружу.

И вот Керим вытащил Эмилику из колодца, протянул ей руку, и они отправились по облачному тоннелю прямо на небо и догнали души мальчиков, что шли далеко впереди…

… Прошло много лет с тех пор. Там, где стояла разрушенная мельница, теперь образовалась пустошь, заросшая сочной пышной травой. И только одинокие качели стояли посреди пустоши.

После освобождения душ пленников и пленницы теплый ветер разнёс по всему городу радостную весть. Лёгким девичьим пением она распространилась на весь край!

Качели стали любимым достоянием небольшого городка, и юные невесты перед венчанием обязательно хоть разок, но садились на них. Ведь тогда души их и их возлюбленных обязательно будут вместе даже на небесах!

Бывало, в безветренную теплую погоду качались старые качели, тихонько приятно скрипя, напоминая пение ветра, что и поведал людям эту красивую, но грустную историю.

Местные приносили пышные букеты полевых цветов к старым качелям, а те раскачивались сильнее. Люди улыбались и верили, что это Керим качает свою прекрасную Эмилику.

Гуашевая Дама

… В подземелье холодно и сыро.

На полу черепки и обломки старой мебели, да крысы, шнырявшие туда-сюда.

С потолка свисала тусклая лампочка на длинном тоненьком проводе. А под лампочкой стояла девочка.

Сесть или лечь она не могла: ее длинная черная коса была привязана к верёвке, свисавшей с потолка.

Всю ночь предстояло узнице провести в подземелье. Ее клонило в сон, и она засыпала, вися на волосах, но тут же просыпалась от дикой боли.

Девочка обхватывала себя руками и медленно-медленно покачивалась вправо-влево, временами посасывая большой палец. Время для "убаюканной" крохи текло быстрее – скоро наступит утро, и исчезнет темница. В награду за стойкое терпение последует исполнение мечты – к завтраку оживет умершая мама.

* * *

Далеко-далеко, за пределами городского шума, бесконечной людской суеты и потока уставших машин располагался большой двухэтажный дом.

Место здесь было очень тихое, безлюдное, а дорога к дому извилистая, неровная и разноцветная. Она напоминала огромные разноцветные детали конструктора, которые сложили вместе. Ехать по такой дороге одно мученье: люди выходили из машин заметно уставшие и помятые.

Вокруг дома росли плодовые деревья, а перед входом красовались аккуратные клумбы с прелестными бархатцами.

По соседству хозяева других усадеб держали скотину и разводили огороды.

Жили в большом доме особенные и странные создания. Это были взрослые люди, но крошечные внутри. Тела их выросли, а души остались детскими.

Жильцы занимали разные комнаты: в первой стояла жара, как на экваторе, во второй пахло горелыми носками, в третьей одна стена отсутствовала вовсе, вместо нее открывался вид на грушевый сад.

В самой дальней – четвертой – царило спокойствие. Здесь постоянно дули теплые ветра, а на карнизах висели белоснежные облака. Через открытые окна они выбирались наружу и парили в воздухе.

Существовала и пятая комната – самая диковинная и самая маленькая, как кукольный домик, который только место зря занимал: в нем никто не жил.

Он стоял посреди холла, огороженный высокой кованой изгородью, покрытой колючим растением. Только дотронься – кровь хлынет ручьем!

Большие дети частенько сочиняли страшные истории о заброшенном домике. Они верили, что пятая комната – заколдованный замок, на который наложила проклятие злая колдунья.

* * *

В комнате, где дули теплые ветра, поселился юноша с серо-зелёными глазами.

Его звали Эмиль. Ему исполнилось восемнадцать, но он оставался восьмилетним.

Среди больших детей он не нашел себе друга, хоть и познакомился со всеми.

Он не смотрел в экран большого ящика, не наблюдал за жизнью людей, души у которых были взрослыми, как и их тела. Он любил оставаться в одиночестве и много читать.