Турмуд Хауген - Исчезнувший день

— А оно мне поможет? — жалобно спросил Виллем.

— Каким образом? — искренне удивился Мерлинсен. — Это уже смешно! — И он на самом деле весело рассмеялся. — Никогда не слышал, чтобы вино помогало невидимкам!.. Что за чепуха…

От смеха у Мерлинсена запотели очки, и ему пришлось их протереть.

Виллем неожиданно рассердился:

— Мне все это уже надоело. Я пришел к тебе не для того, чтобы ты надо мной потешался. Я пришел за помощью. Думаешь, приятно быть невидимкой? Побывал бы ты в моей шкуре! Скажи мне лучше, можешь ты мне помочь или нет?

Мерлинсен от изумления отхлебнул прямо из бутылки.

— А ведь ты прав, — сказал он, подумав. — И в самом деле тут нет ничего смешного.

Вид у него стал серьезный.

— Честно говоря, не знаю…

Он уселся в кресло с высокой спинкой. Кресло пискнуло, как будто под его обивкой сидела мышь.

— Я ничем не могу тебе помочь, — грустно сказал Мерлинсен. — Я никогда не слышал, чтобы дети превращались в невидимок, и не знаю, можно помочь такому ребенку, если вообще ему можно помочь… В былые времена такого не случалось, и я слишком стар…

Он прервал себя на полуслове, как будто в голову ему пришла неожиданная мысль. Его голубые глаза стали совсем прозрачными. Они напомнили Виллему летний дождь. Как давно это было…

— Даже не знаю… — прошептал Мерлинсен.

Он снова умолк. Кресло пискнуло громче, наверху снова ухнуло. Из-под стола показались уже знакомые светящиеся желтые точки.

— Никакой я не волшебник… Просто у меня такое смешное хобби… — признался Мерлинсен дрогнувшим голосом. — И еще я люблю играть.

Глаза его стали еще светлее, и он опустил веки.

— Увы, это так, — вздохнул он.

— Тогда кто же ты? — спросил Виллем.

— Я Мерлинсен, так меня все называют.

— А почему ты меня видишь, если я невидимка? Ведь ты даже не знаешь, бывают ли дети-невидимки? — тихо спросил Виллем.

Мерлинсен поднял веки. Теперь глаза у него стали темно-синие, как осенние сумерки. Он даже откинулся в кресле, чтобы быть подальше от Виллема.

Мерлинсен открыл рот, потом снова закрыл его, так и не сказав ни слова.

Шумело море. Светящиеся точки под столом исчезли, уханье под потолком затихло. Кресло больше не пищало, зато на одной из верхних полок что-то заскреблось. В окно чуть слышно постучали. Питер! Виллему казалось, будто они расстались всего минуту назад.

— Неужели никто не в состоянии мне помочь? — спросил Виллем.

Мерлинсен надолго задумался. Он думал долго-долго. В конце концов спросил:

— А ты уверен, что ты это ты?.. Даю голову на отсечение, что ты мумле… мумле…

— Так поможет мне кто-нибудь или нет? — снова спросил Виллем.

— Э-э-э, мм-м… Пожалуй, только она…

— Кто?

— Ты должен отыскать Розамунду. Серая расселина, дом пятнадцать, а, может, девять или одиннадцать.

— Кто эта Розамунда?

Мерлинсен долго в упор смотрел на Виллема и морщил лоб.

— Я забыл что-то очень важное и никак не могу вспомнить, — сказал он наконец. — Почему-то мне кажется, что тебя нельзя посылать к Розамунде… Почему-то это опасно, но почему, не помню…

Однако Виллем уже твердо знал, что пойдет к Розамунде. С Питером ему будет не страшно.

Снова тихо постучали в окно. Этот стук означал: «Ты идешь? Я жду». Виллем подошел к чердачному люку.

— Всего хорошего. Спасибо за помощь, — сказал он Мерлинсену на прощание.

Мерлинсен поднял глаза.

— Какая же это помощь? Одни разговоры. Никак не могу вспомнить что-то очень важное… Но я точно знаю: тебе нельзя идти к Розамунде.

Виллем уже покинул чердак, больше он ничего не слышал.

По винтовой лестнице Виллем летел стрелой. На крыльце его дожидался Питер. Он навалился на дверь снаружи, Виллем стал тянуть изнутри, и общими усилиями им удалось ее отворить.

— Ну и чудак этот Мерлинсен, — сказал Питер, когда дверь наконец открылась. — Сделал он тебя видимым?

— Нет, — ответил Виллем. — Но теперь я должен найти какую-то таинственную Розамунду.

10

Пока Виллем был у Мерлинсена, вокруг все переменилось.

Из глубины моря исходило серебристое сияние, как будто там, на дне, лежала луна. Вдали, словно воздушный мост над водой, сверкала покатая радуга.

Волны лениво накатывали на берег, и их шорох напоминал шорох лип за окном у Виллема.

Город тоже изменился. Казалось бы, Виллем вышел из той же самой двери, в которую недавно вошел, но перед ним лежала неведомая ему местность.

Между берегом и грядой невысоких гор неярко мерцали городские огни. Дома на склоне казались черной стеной на фоне светлого горизонта.

Здания в центре города напоминали фиолетовые фигуры, усыпанные блестками освещенных окон. Все остальные краски исчезли, город был только черным и фиолетовым.

Стояла полная тишина. Интересно, который сейчас час, подумал Виллем, неужели ночью на время смолкают все звуки?

Он смотрел на улицы, дома, прислушивался. Однако ни мяуканье кошки, ни звук человеческого голоса не нарушали тишину. Зато аромат цветов был особенно силен. Виллем не знал, что это за цветы, но запах напомнил ему о лете.

Небо над морем и городом стало черным. А звезды! Виллем никогда не видел таких огромных и ярких звезд. При этом они висели так низко, что, казалось, стоит подняться по лестнице и достанешь звезду.

А как много их было! Большие и маленькие, горели они на черном небе.

Рядом кто-то всхлипнул. Виллем удивленно оглянулся на Питера. Тот смотрел на море, на небо, на звезды.

— Ты чего? — спросил его Виллем.

— Звезды уж больно красивые, — отозвался Питер. — Они рассыпаны отсюда до самой страны Нетинебудет. Там вдали, над самым морем, сияет голубая звезда. Она показывает путь в мою страну. Вон она, видишь?

— Вижу, — ответил Виллем, хотя на самом деле он не видел никакой голубой звезды.

Они молча смотрели на мерцающее ночное небо и вдыхали аромат цветов.

— Я хочу домой, — тихо сказал Питер.

— Так лети, ты же знаешь дорогу, — сказал Виллем.

Всхлипывания стали громче. Питер плакал уже не таясь.

— Улечу, когда надо будет…

— Но ты же говоришь, что тебе хочется вернуться домой.

Питер промолчал. Виллем почувствовал, что тут кроется какая-то тайна.

— Ты со мной не полетишь, — выговорил сквозь слезы Питер. — Я знаю. И все равно помогаю тебе, только из-за тебя здесь и торчу.

Виллем молчал.

Питер уже рыдал в голос.

— Я знаю, что мне придется одному возвращаться в страну Нетинебудет.

В его словах было столько горечи, что Виллем вдруг понял, как одиноко, грустно и тоскливо Питеру в этой непонятной стране.

Он-то думал, что там очень весело. В книге рассказывалось об увлекательных приключениях, а послушать Питера, так засомневаешься, есть ли там вообще что-нибудь.

Не зная, как утешить Питера, Виллем растерянно смотрел на море. Радуга постепенно таяла. Остатки ее слизали волны. Серебряное сияние потускнело, и поверхность воды подернулась туманом. Туман медленно подбирался к берегу.

Питер перестал всхлипывать. Цветами больше не пахло, потянуло холодом, и Виллем вздрогнул.

— Пошли, — сказал он.

— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — удивленно спросил Питер.

— Конечно. А как же иначе? — Виллем тоже удивился.

— Я подумал, что ты не захочешь дружить со мною, — ведь я совсем не такой, каким хочу казаться, и ты теперь это знаешь.

Виллем с недоумением смотрел на него.

— Ну, вспомни, что написано обо мне в той книге. Разве там я такой? Такой, как сейчас?

— Не совсем, — замялся Виллем. — Но это не имеет значения. Пошли.

И, повернувшись, Виллем пошел по дороге, желая избавить Питера от тягостных размышлений. Питер молча последовал за ним.

С каждым их шагом звезды тускнели, и ночь теряла свое волшебное очарование. Пройдя мыс, они свернули налево, к городу. В это время резкий порыв ветра взметнул в воздух облако песка и закрутил его вокруг них.

Питер остановился.

— Чувствуешь? — спросил он.

Виллем сразу понял, что Питер говорит про ветер, про то, что он холодный.

— Осенний ветер, — заметил Виллем.

— Это еще как сказать, — хитро сказал Питер, и в его голосе вновь послышались бодрые нотки.

Они ускорили шаг и вышли на набережную.

Виллем остановился и огляделся.

— Чудно, — сказал он.

— Что тебе чудно? — спросил Питер.

— Удивительный был сегодня день, и удивительный вечер. Сейчас мне почему-то уже не так страшно, как было. Я почти забыл, что я невидимка и меня никто не видит, кроме тебя, Мерлинсена и… — Виллему не хотелось произносить имя Сюденъельма. — Знаешь, когда я вышел из дома Мерлинсена, я обомлел от красоты. И не могу понять: то ли здесь всегда было так красиво, то ли мне это показалось, потому что я никогда не был здесь так поздно, то ли мне все кажется таким прекрасным, потому что я невидимка.