Борис Привалов - Лесоруб Кумоха
— Я его буду ворочать! — распорядился Кумоха.— А вы заматывайте!
Расстелили сеть. Кумоха поднатужился и закатил в нее медведя. Серого запеленали в сеть, оставив свободной только голову.
Когда же Кумоха начал завязывать у серого на шее цепь то Матти стоял рядом и показывал, как вяжется морской рыбачий узел.
Вдруг Матти отскочил, как кузнечик, шагов на десять и закричал:
— Он на меня смотрит!
Кумоха увидел, что медведь раскрыл глаза, мотнул головой.
Цепь, которая еще не была завязана, звякнула и начала тихонько ползти вниз.
— Стреляю! — крикнул Нийкой.— Отойди, Кумоха!
Кумоха быстро выхватил из-за пояса топор и стукнул обухом медведя в лоб. Голова серого безжизненно повисла.
— Убил! — закричал Нийкой.
— К утру очнется,—спокойно сказал Кумоха.— Эй, Матти кузнечик, иди показывай дальше, как вяжутся у вас узлы.
Про то, как был доволен богатый хозяин и как Кумоха домой пошел
Нийкой вернулся в село и всем поведал о том, что работник богача поймал серого медведя.
Сам Тайпо вместе с Юсси выехали на двух телегах к Синей ламбе за медведем.
Там уже были и младший брат Тайпо, и рыбаки Синей дамбы, и мужики, из ближайшего села, и пастухи, которым медведь все лето житья не давал.
Кумоха сам как спать лег после той ночи, так два дня и спал без просыпу.
У медведя на шее звякала цепь, и этой цепью он был к толстой сосне привязан. Ходил кругом, когтями яму вырыл, рычал, глаза бешеные, а сам седой уже, старый.
К нему подойти боялись. Смотрели издали—так много страха он на людей нагнал.
Матти ходил меж людей, про то, как они с Кумохой медведя добыли, рассказывал.
— И сеть моя целехонька! — хвалился.— Ни одной ячейки не порвано!
— Это все хорошо,— говорил длиннобородый Мокки,— но кто мне за якорную цепь заплатит? Цепь-то, почитай, еще от дедов мне осталась!
— мне цепь не нужна,— сказал богатый хозяин Тайпо—-Забирай свою цепь, и дело с концом.
— Так ее ж снять с медведя нужно! — удивился Мокки.
— Ну так снимай, кто тебе мешает? — сказал Тайпо.
Разбудили Кумоху. Он подошел к хозяину, показал на
медведя:
— Дело сделано, лошадь подкована, кузнец плату ждет!
— Кто подкован? — не понял Юсси.— Где кузнец? Чья лошадь?
— A-а, помолчи! — Тайпо отмахнулся от сына как от надоедливой мухи.— Может, еще поработаешь у меня, Кумоха? Ну годик хотя бы?
— Годик! А ты мне потом «спасибо» скажешь, хозяин, как в той сказке! — засмеялся Кумоха.— Нет, уговор дороже денег, При всем народе спрашиваю: что ты мне обещал за медведя?
— Долги отцовские простить,— неохотно проговорил Тайпо.— Квиты мы теперь.
— А еще тебе, хозяин, за цепь нужно заплатить рыбаку,— сказал Кумоха.— Иначе я ее с медведя сниму и его отпущу назад в лес.
Тайпо отошел в сторонку, долго препирался с длиннобородым Мокки, пока наконец они не сошлись в цене.
Юсси смотрел на всех голубыми глазами, теребил бороду и спрашивал:
— Мы цепь покупаем? Вместе с медведем? Это наш медведь теперь? Я люблю медведей!
Кумоха взял свою котомку, попрощался.
— Приходи через неделю, поведем медведя в Пус-погост продавать,—сказал Таипо.
— Там-видно будет! — ответил Кумоха,
И зашагал к родному дому.
ПРИКЛЮЧЕНИЕ ВТОРОЕ
КАК КУМОХА СПОРИЛ С КУЗНЕЦОМ СИЙЛА И КАК ВЫРУЧАЛ СВОИХ ДРУЗЕЙ ИЗ БЕДЫ
Когда ссорятся добрые люди, то их нужно скорее помирить; когда ссорятся злые, то пусть ссорятся…
(Карельское присловье)
Пус-погост, верно, не такое уж приметное место, как Шуньга или Олонец. Но и в нем живали знаменитые на всю Карелию люди!
Вот, например, хитрец Клиймо.
Он, говорят, где только в жизни своей не побывал — почти всю землю обошел! Однако молодость свою провел в Пус-погосте.
Ох, какой это был парень!
Слух имел такой тонкий, что слышал, как улитка выпускает рожки! И быстрее Клиймо никого на свете не было. Не верите? Он мог задуть лучину и успеть, прежде чем в избе станет темно, открыть печку, выбрать в ней самый лучший пирог, достать его оттуда и съесть, не оставив ни крошки!
А сколько историй про всякие хитрости Клиймо рассказывают… Но о них как-нибудь в другой раз, при случае.
В Пус-погосте жил одно время и богатый купец-скупщик Лаври. Те лабазы, в которых братья Тайпо теперь свои товары держат, раньше принадлежали Лаври. Он был такой богатый, что оси своих повозок смазывал топленым маслом, а не дегтем, как это все делают. И катились его колеса без скрипа, словно плыли.
Лаври был большой добряк. Он охотно признавал племянниками всех, кто называл его дядей. Но в долг не давал и гроша ломаного.
— Если я каждому нищему дал хотя бы копейку,— любил говорить Лаври,— то сам бы стал нищим. Что я себе, враг? Или так похож на дурака, что у меня любой может в долг просить? Ведь у нас нищих больше, чем иголок в лесу!
Про него рассказывали, будто он не мог спокойно видеть деньги у кого-либо в руках. Ему сразу плохо делалось, голова начинала кружиться и ноги подкашивались. Он начинал жалобно клянчить и просить, чтобы ему дали подержать в руках эти чужие деньги, хотя бы минутку. Просил он так жалостливо, что ему не отказывали. И когда Лаври прижимал к сердцу эти минутные деньги, то лицо его выражало полное блаженство и все боли чудесным образом исчезали.
А однажды, когда в щель пола закатилась копейка, то Лаври засунул в ту же щель бумажные пять рублей. Удивленные родичи спросили, зачем он это сделал. Лаври ответил так:
— Что ж, по-вашему, я из-за копейки буду пол вскрывать? Не так уж я мелочен! А вот из-за’пяти рублей другое дело!
Кто еще был знаменит в Пус-погосте?
Да конечно, торговка пирогами Катти!
Она торговала прямо из окна своей избы. У нее всегда были горячие пироги с грибами, с ливером, с вареньем, вязигой, головизной, мясом, потрохами, медом, кашей, репой… Уф! Разве все перечислишь? Только есть захочется раньше времени! Катти даже налимью икру и печень умела в тесто запечатывать! А ее пироги с рыбой? Белой и красной. Те самые, у которых вкуснее всего верхняя румяная хрустящая корочка! Ох!..
Катти курила трубку и носила очки. Стекла на носу были в то время большой диковинкой. Когда Катти считала деньги и- сдвигала очки на лоб, то на нее приходили смотреть даже из соседних сел. Хитрец Клиймо, прикинувшись простачком, всегда спрашивал одно и то же:
«Чего она смотрит лбом, а не глазами?»
И сам себе отвечал:
«Кто слаб глазами, тот носит очки на носу, а кто слаб умом — на лбу!»
Катти на него не обижалась, потому что на Клиймо нельзя было обижаться — такой уж это был веселый и ловкий парень!
Ну кого еще следует вспомнить?
Да, Теппо! Вот уж был невезучий мужик! Если он сеял рожь, то ее травили олени. Если он сеял овес, то его вытаптывали медведи. Иногда бывало наоборот — овес топтали олени, а медведи почему-то забирались в рожь, но от этого Теппо было не легче.
Если он выходил с друзьями ловить рыбу, то невод притаскивал лишь одни коряги, да еще разрывался при этом.
Если он шел на охоту, одолжив у кого-либо ружье, то убивал или корову богатого хозяина, или соседскую лошадь. Вся остальная живность могла чувствовать себя спокойно.
В конце концов Теппо до того обеднел, так всем задолжал, что уже на любую работу был готов, лишь бы семью прокормить и самому с голоду не умереть. Отец братьев Тайпо — он женился на дочке Лаври, стал очень богатым мужиком — решил над Теппо покуражиться, себе потеху устроить. Он нанял его… цепной собакой.
Каждую ночь Теппо приходил на двор к Тайпо, надевал на себя цепь, бегал по двору и лаял. Каждую ночь от зари до зари!
Пока цепь на шее звенит, разговаривать Теппо было запрещено. Сказывают, будто он так научился лаять, что настоящих собак легко перебрехивал. А богатому мужику того только и надо: он стал богатеев со своей округи возить, человеком-собакой хвастать.
Однажды ночью лихие ребята-поморы приплыли к лабазам богатого мужика Тайпо и выпотрошили их к утру дочиста.
Теппо, как всегда, много лаял, но в доме Тайпо к его лаю привыкли и не обращали на него внимания.
Когда же Тайно спохватился, обнаружил пропажу, те было поздно— ищи ветра в озере!
Теппо повезли в суд, в Петрозаводск — вот куда!
А там нашелся один честный человек, сказал он Тайпо:— Чего ты от собаки хочешь! Она лаяла? Лаяла. Ты слышал ее лай? Слышал. Она же не человек, не может прийти, постучать в дверь, сказать, крикнуть! Значит, и взятки с нее гладки. Работала она как могла!
И остался Тайпо с носом! И до сих пор неизвестно: знал Теппо этих ловких поморов или нет?
Так… Кого же еще забыли? A-а, вот память-то дырявая: о самом главном, о Кумохе конечно. Ведь именно после базара в Пус-погосте Кумоха и стал известен на всю Карелию!
