Игорь Волознев - Неизвестное путешествие Синдбада
— Признавайся, собака, где Алмаз?
При этом он толкнул голову Двуглазого прямо на горящие головни. Тот корчась от боли, задергался, заизвивался, вдруг вновь превратился в ворону, но она была настолько обгорелой и избитой, что уже не могла взлететь. Одноглазый ее тут же поймал и она вновь обратилась в человека.
— Скажу… — прохрипел Двуглазый. — Только отпусти… Не убивай меня…
Одноглазый, сам истекая кровью, подобрал саблю и, приставив ее к горлу Двуглазого, с трудом проговорил:
— Где… Алмаз?..
Жизнь едва теплилась в теле Двуглазого; лицо его помертвело, из горла струилась кровь. Он обратил затуманенные глаза на труп Трехглазого колдуна и его запекшиеся губы что-то прошептали, но он был настолько слаб, что понять его было невозможно.
— Что? — переспросил Одноглазый. — Что ты хочешь сказать?..
Палец Двуглазого приподнялся и показал на труп.
— Я… спрятал Алмаз… ему… в… горло…
— А! — торжествующе взревел Одноглазый и обернулся, оперевшись о саблю. Он попытался встать, но был до того слаб, что несколько минут не мог приподняться. И тут Двуглазый, который, казалось, находился на последнем издыхании, дотянулся до кинжала и, вскинув руку, с размаху всадил его Одноглазому в спину. Вскрикнув, тот рухнул навзничь. Лицо его исказила гримаса предсмертной агонии. Но и Двуглазый, все силы которого ушли на этот последний удар, тоже агонизировал, хрипя и стеная.
Синдбад в изумлении смотрел на разыгравшуюся перед ним сцену. Колдуны ради обладания волшебным Алмазом перебили друг друга!
Изумление его возросло, когда бездыханный труп Трехглазого вдруг зашевелился и его посиневшая голова с выпученными остекленевшими глазами приподнялась. Труп с многочисленными ранами на груди и на горле встал на ноги! Воскресший мертвец привел Синдбада в такой ужас, что он закрыл руками лицо и, шепча молитвы, рухнул на колени.
Мертвец заговорил, обращаясь к своим сотоварищам:
— Вас погубило ваше коварство и алчность, о презренные колдуны. Вы прочитали в Великой Книге Небес имя похитителя Алмаза, но не удосужились вопросить у той же Книги, чем закончится ваша затея. А там сказано, что вы погибнете, едва Алмаз окажется в ваших руках…
Одноглазый и Двуглазый вскрикнули, их сотрясла предсмертная дрожь и в ту же минуту они испустили дух.
Синдбад продолжал стоять на коленях, скрытый густыми зарослями травы, и от страха не смел пошевелиться. И тут, к его ужасу, говорящий мертвец повернулся и сделал шаг ему навстречу.
— О Синдбад, встань и выслушай меня, — проговорил мертвец, и голос его, бархатистый и приятный, совершенно не походил на голос Трехглазого.
Синдбад, пересиливая страх, поднялся, однако попрежнему не смел взглянуть на ужасное существо.
— С тобой говорит не Трехглазый колдун, а принц Абу-Мансур, превращенный ужасным ифритом в Алмаз, — продолжал мертвец. — Знай, что если бриллиант, в который я превращен, положить в горло спящему или мертвому, то я получаю возможность пользоваться его руками и ногами, его головой и органами речи. Трехглазый колдун мертв. Его убил Двуглазый, напав на него внезапно и предательски. А чтобы понадежнее спрятать Алмаз от Одноглазого, он, недолго думая, засунул его в горло бездыханного трупа. Так что я получил возможность, пока Алмаз находится в горле Трехглазого, управлять его телом и говорить, используя его рот и язык. Это я, принц Абу-Мансур, превращенный в Алмаз, говорю с тобой. Теперь ты — хозяин Алмаза и тебе не следует бояться меня.
— Колдуны говорили, что в этом камне заключено небывалое могущество… — с дрожью в голосе сказал Синдбад.
— Это так, — раздалось из горла мертвеца. — Владелец Алмаза становится хозяином Однорогого ифрита, который за ночь может построить дворец и разрушить город, натаскать гору золота и осушить море…
— О принц, сможет ли он перенести меня в Багдад? — спросил Синдбад.
— Для него это легче легкого.
— А может ли он вернуть мне человеческий рост?
— Только прикажи.
— О, в таком случае, ты действительно бесценное сокровище, о принц, превращенный в Алмаз! Когда мы окажемся в Багдаде, я буду хранить тебя и лелеять. Никто из смертных, кроме меня, даже султан Багдада, не посмеет прикоснуться к твоим сверкающим граням!
Абу-Мансур на это ничего не сказал, лишь заставил мертвеца низко поклониться Синдбаду.
— Скажи же скорей, как вызвать ифрита! — воскликнул Синдбад.
— Нет ничего проще, — прозвучало из горла мертвеца. — Положи Алмаз в огонь. Ифрит тут же явится и исполнит твое повеление.
— Благодарю тебя, о принц. Позволь же мне взять Алмаз.
— Алмаз полностью в твоей власти.
С этими словами мертвец упал на землю и замер. Синдбад осторожно выбрался из кустов и, замирая от страха, приблизился к нему. Для маленького Синдбада колдун был настоящим великаном. Синдбаду пришлось взобраться ему на шею, оттуда перелезть ему на подбородок и здесь покрепче ухватиться за зубы Трехглазого, чтобы не провалиться ему в глотку. Он вынул оттуда Алмаз, от граней которого исходило слабое голубое сияние, поднес его к костру и положил на горящие угли. Камень вдруг ярко вспыхнул, и тут же затряслась земля, зашумели деревья, обступавшие поляну. Синдбад в трепете вжал голову в плечи, прислушиваясь к нараставшему шуму. Прошло несколько мгновений, и перед ним вырос великан-ифрит с носорожьей головой.
— Так это ты выкрал у меня Алмаз? — сказал он, и голос его прозвучал как раскат грома. Ифрит тяжело, явно нехотя опустился перед Синдбадом на колени. — Приказывай, о повелитель, — пророкотал он. — Я могу построить для тебя дворец, осыпать драгоценностями, какие не снились ни одному царю, уничтожить неприятельское войско, доставить прекрасных невольниц. Проси, я все исполню.
— Верни мне мой рост! — сложив руки рупором, крикнул Синдбад. Ифрит ему казался огромной горой, доходящей до неба; он старался кричать как можно громче, потому что гора могла и не расслышать его, такого ничтожного по сравнению с ней.
— Нет ничего проще, о повелитель, — сказал ифрит и, воздев руки, выкрикнул заклинание.
И в тот же миг Синдбад почувствовал, как он словно бы летит вверх. Уменьшился костер с сверкающим в пламени Алмазом, и трупы колдунов, лежащие невдалеке, уже не казались ему такими громадными и страшными, как раньше. Но, хотя Синдбад и обрел свой прежний рост, Однорогий ифрит как будто нисколько не уменьшился в размерах. Даже стоя перед Синдбадом на коленях, он намного превосходил самые высокие деревья и по-прежнему казался горой.
Тут Синдбад почувствовал сильный голод. Пребывая в виде крохотного человечка, он не нуждался в пище, теперь же истощившийся желудок властно требовал свое.
— О ифрит, принеси мне еды! — сказал он.
Великан вновь воздел руки и проговорил заклинание. Перед Синдбадом развернулся ковер, уставленный блюдами с жареными цыплятами, бараниной, рисом, блинчиками, плодами и орехами, стояли кувшины с апельсиновыми и гранатовыми напитками, золотился мед в прозрачной чаше. Насытившись, Синдбад поднялся на ноги и сказал:
— О ифрит, немедленно перенеси меня в Багдад, в мой дом.
— Повинуюсь, о повелитель, — не вставая с колен, ответил ифрит и пододвинул к Синдбаду свою ладонь, на которой могло уместиться человек сто. — Влезай, не бойся, — пророкотал великан. — Я перенесу тебя в Багдад за считанные минуты. Только не позабудь Алмаз, лежащий в костре. Не следует оставлять его здесь, где его может найти какой-нибудь случайный прохожий и овладеть его волшебной силой. Сам же я теперь и пальцем не могу прикоснуться к нему.
Синдбад, который уже взобрался было на ладонь, спустился и опасливо приблизился к костру, где лежал ослепительно сверкавший Алмаз.
— Не бойся обжечься, о Синдбад, — сказал ифрит, — бери его смело.
Синдбад протянул руку и взял из костра сияющий камень. Алмаз был по-прежнему холоден, только ярко светился. Держа его в ладони, он вернулся к исполинской ладони ифрита, и тут вдруг вспомнил о джинне, который остался в Багдаде, приняв его облик. Он остановился в раздумье, затем обратился к ифриту со следующими словами:
— О ифрит, прежде чем мы перенесемся в Багдад, я хочу просить тебя еще об одной услуге.
— Приказывай, — проревел великан.
— В Багдаде остался джинн Зумдада ибн Джалиджис, которого я освободил из заточения в золотом сосуде. В награду за мое благодеяние этот коварный и жестокий демон сделал меня ростом с палец и вверг меня в заточение в тот самый кувшин, из которого я его так опрометчиво извлек. Скажи мне, о ифрит, сможешь ли ты уничтожить моего врага?
Ифрит опустил голову до самой земли и пророкотал:
— О мой повелитель, если бы твоим врагом был смертный, пусть бы он даже владел неисчислимыми армиями и ему подчинялось бы полмира — я бы уничтожил его во мгновение ока. Но с джинном, тем более таким могущественным, как Зумдада ибн Джалиджис, я бороться не в силах. Прикажи выстроить дворец или разрушить город, и я исполню тотчас, но не требуй от меня невозможного.
