Григорий Ягдфельд - Волшебная лампа Аладдина
Слово «очей» было последним словом, которое Будур услышала.
На этом слове Мубарак вдруг оторвался от пола и улетел в окно.
Царевна Будур недоверчиво поглядела вслед. Жениха не было. Его совсем не было. Не было нигде! Тогда она запрыгала на одной ноге и начала хохотать.
Вбежали султан и везирь.
Царевна прыгала:
– Он улетел! Улетел!
– Кто улетел? – спросил султан, шаря глазами по опочивальне.
Он и везирь заглянули под балдахин и даже под ковер, будто жених мог расплющиться.
– Мубарак! – закричал везирь.
Никто не ответил.
– Что это значит? – оскорбленно спросил султан у Бу-Али Симджура.
Тот подошел к окну, раздвинул занавеску, на всякий случай крикнул в ночь:
– Мубара-ак!
И услышал голос: «Сними-ите меня-я…»
Султан и царевна подбежали к окну.
Высоко над крышей дворца, на шпиле поблескивал серебряный полумесяц. А на полумесяце висел Мубарак вниз головой, качаясь на собственном поясе и болтая руками и ногами.
– Что ты там делаешь? – крикнул везирь. – Слезай!
– Не могу-у!.. – вопил Мубарак.
– А как ты туда забрался?!
– Не знаю… – жалобно кричал Мубарак. – Снимите меня-я!
– Не снимайте его! – крикнула царевна.
Пировавшие на свадьбе придворные выбежали из дворца и задрали головы вверх.
С минарета смотрели на висящего жениха и два старых мастера.
Они видели, как прибежали стражники. Распоряжался Мустафа – главный конюший. Расставив стражников, Мустафа дал им в руки конскую попону.
Стражники взяли попону за концы и растянули, чтобы сыну везиря было куда падать.
– Прыгай! – крикнул Мустафа.
– Не могу-у! – пищал Мубарак, болтаясь на поясе.
Мустафа поднял лук и вложил стрелу. Стрела со свистом понеслась к серебряному полумесяцу, перервала пояс Мубарака. Вереща от ужаса и кувыркаясь в воздухе, жених полетел вниз.
Он упал на попону, и стражники, державшие ее, попадали вместе с ним. Мустафа вытащил жениха из попоны и поставил на ноги.
– Иди сюда, осел! – крикнул везирь из окна.
Мубарак скрылся в воротах дворца. Все разошлись. Мастера на минарете вновь стали класть свои кирпичи.
А Мубарак уже стоял в опочивальне и тер глаза кулаками.
– Зачем ты туда забрался? – спросил султан.
– Я не забирался…
– Ты лжешь! – сказал султан. – Все видели, что ты там висел!
Везирь сказал:
– Раз забрался, скажи, что забрался.
– Забрался… – послушно сказал Мубарак.
Бу-Али Симджур обратился к султану.
– О великий султан, прости неразумное дитя! Это он по молодости и излишнему усердию.
– Ну хорошо, – сказал султан. – Оставим их еще раз.
Царевна спросила:
– А вдруг он опять улетит?
– Пусть только попробует! – сказал везирь, свирепо глядя на сына.
И вышел вместе с султаном. Мубарак постоял, постоял… Сделал шаг к царевне Будур, сказал нерешительно:
– О звезда…
И умолк. Ничего худого не произошло. Тогда, осмелев, он сказал:
– О звезда моих очей!..
Опять ничего не произошло. Мубарак окончательно приободрился, шагнул к царевне. Еще шагнул, еще… И вдруг опять оторвался от пола и, отчаянно болтая руками и ногами, улетел.
В восторге царевна кинулась к окну.
Серебряный полумесяц был. Но Мубарака на нем не было.
– Так тебе и надо! – сказала царевна и захлопнула окно.
Она легла, сама себе сказала:
– Спокойной ночи, царевна Будур!
И, счастливо улыбаясь, закрыла глаза.
* * *Пока царевна спит и видит сны, мы не можем умолчать о событии, которое случилось в ту ночь на базаре.
Возле лавки горшечника стоял огромный горшок с узким горлом. Из горшка доносились хриплые вопли. На почтительном расстоянии от него теснились люди.
– …Я полагаю, – рассудительно говорил кузнец, – что джина, сидящего в горшке, вернее всего погубить, насыпав внутрь раскаленные угли.
Горшок ответил воплем:
– Я не джин! Я не джин! Вам говорят!
Ночные зеваки молчали. Кто-то сказал:
– Угли – это хорошо для барашка. А на джина лучше всего вылить кипящую смолу.
Горшок завопил:
– Я не джин! Я сын главного везиря!
На это базар ответил дружным смехом.
Крошечный старичок захихикал.
– Какой хитрый джин!.. Зачем сыну везиря забираться в горшок?
Горшок ответил воплем.
Послышались крики:
– Дорогу султану!.. Дорогу великому султану!..
Толпа расступилась. Вошли стражники с факелами. И вслед за ними въехали на конях сам великий султан и везирь.
Бу-Али Симджур неспешно сошел с коня, приблизился к горшку и спросил у зевак:
– Итак, сидящий в горшке утверждает, что он мой сын?
– Да-а… – отозвалась хором толпа.
Везирь постучал по горшку серебряным посохом.
– Эй! Кто там?
Горшок молчал. Бу-Али Симджур осторожно заглянул в горшок, увидел сына, хватил посохом по горшку. Горшок разбился, и все увидели дрожащего Мубарака.
Толпа ахнула. Везирь затопал ногами и завопил:
– Разогнать всех!
Стражники ринулись на толпу. Все бросились кто куда.
Бу-Али Симджур спросил сына:
– Зачем ты залез в горшок?
– Я не залезал, – сказал Мубарак.
– Подлый лжец! – завопил везирь. – Все видели, что ты там сидел!
Но тут с коня заговорил сам великий султан:
– Залез он или не залез – нас это уже не интересует. Если ему больше нравится горшок, чем половина царства и рука моей дочери, пусть лазает по горшкам!
И повернулся к Мустафе, державшему султанского коня под уздцы.
– Да возвестят в Багдаде! Отныне сын везиря и наша дочь больше не муж и не жена!
– Как?! – вскричал везирь, ударив посохом по земле. – Султан берет свое слово обратно?!
– Вон! – завопил султан. – У меня нет больше везиря! Мой везирь – вот, Мустафа!
Мустафа в восторге выхватил из рук Бу-Али Симджура серебряный посох, пнул везиря ногой, взобрался на его коня и заорал:
– Знайте все! Отныне Мубарак и царевна Будур не муж и не жена! А везирь не везирь!
Султан, Мустафа и стражники с факелами удалились, оставив Бу-Али Симджура и его сына возле разбитого горшка.
Бывший везирь подумал, подумал и сказал Мубараку:
– Ты мне больше не сын!
– А как же полцарства?.. – растерянно пробормотал Мубарак.
Бу-Али Симджур молча пошел прочь.
Мубарак жалким голосом крикнул:
– А как же я?..
Бу-Али Симджур обернулся.
– Уходи в город Бельбейс, там есть две цирюльни!
И скрылся меж лавок.
* * *Луна укатилась к влюбленным другой части Земли, и звезды шире раскрыли свои золотые глаза. Багдад угомонился и спал. В ночи перекликались ослы.
Лишь два старых мастера все еще работали на недостроенном минарете.
Да Зубейда в своей комнатке при колеблющемся огоньке светильника пряла на деревянной прялке. И рядом Аладдин соскабливал ножом след сапога с картинки сказочного дворца.
Потом он вызвал из лампы джина.
– Ты не очень устал?
– Джины не устают, – сказал джин.
– Ты можешь сделать точно такой же дворец?
Джин бросил взгляд на картинку.
– Могу…
Зубейда сказала:
– Все равно козу я туда не поведу!
И вышла во дворик, хлопнув дверью.
Джин сказал:
– Позволь взглянуть еще раз…
Протянул огромные пальцы к книге, и его взор заскользил по дворцовым башенкам, стрельчатым окнам и кружевным воротам.
– А как его сделать внутри? – спросил джин.
Мы не знаем, что ответил Аладдин. Но свидетельствуем: когда Зубейда вернулась в комнатку, огонек светильника качнулся от дуновения ветра, и в комнате не было ни сына, ни его джина, ни его книги, ни его лампы.
А Аладдин в это время уже взбирался по лесенке на недостроенный минарет.
– Да сопутствуют вам удача и счастье! – сказал он, добравшись наверх.
– И тебе, – хмуро сказали мастера, продолжая класть свои изразцы.
– Я пришел за советом.
Мастера вытерли руки и сели, ожидая, что он скажет.
– Я хочу построить дворец! Вот такой!
Аладдин раскрыл книжку. Мастера даже не взглянули на рисунок.
– А где твой джин? – спросил Абу-Яхья. – Почему ты спрашиваешь у нас, а не у него?
– Он тут, – сказал Аладдин и потер лампу.
Рядом с минаретом вырос джин. Его голова оказалась чуть выше, и он осторожно облокотился на недостроенную верхушку. Мастера с отвращением отодвинулись подальше от джина.
Джин вежливо сказал:
– Почтенные мастера! Мне известно, как сделать сказочный дворец снаружи, но неизвестно, как его сделать внутри.
Абу-Наиб погладил свою рыжую бороду и поморщился.
– Попроси его, чтобы он разговаривал потише.
А Абу-Яхья добавил, не удостаивая джина взглядом:
– И еще спроси: он когда-нибудь строил дворцы?
– Не строил, – сказал джин.
Мастера помолчали. Потом Абу-Яхья спросил Аладдина:
– У тебя есть чем записывать и на чем?
И опять за Аладдина ответил джин:
