Елена Ожич - Мой папа - мальчик
— Через жидкость производить будем, — пояснил Ефим. — Самый надёжный способ.
— Куда мы идём? — спросил папа. — А это не опасно?
Папа, наверное, вспомнил свои же наставления о том, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, а уж тем более приходить к ним домой, а затем отправляться с ними на природу ударяться оземь.
Мне тоже стало как-то не по себе. Во-первых, колдун выглядел совсем не по-колдунски. Я бы ещё поверил, если бы у него была борода седая лопатой, как у Льва Толстого. Клюка, допустим, деревянная. Одеяние какое-нибудь чёрное. Во-вторых, действительно, зачем идти куда-то?
Тут вокруг дома оземи этой сколько хочешь. И в-третьих, что-то не верю я в эту магическую затею. Хотя если вспомнить, с чего всё началось… Папа произнёс считалку «Эне, бене, раба, квинтер, финтер, жаба» и — мы даже не заметили как — стал одиннадцатилетним мальчиком. Даже бдительная Склочнева со своего балкона не разглядела, как это произошло. Явно что-то в этой «жабе-рабе» есть потустороннее, но я её со вчерашнего дня уже раз сто произнёс — и тихонько, шёпотом, и про себя, и даже один раз вслух, когда папа утром в ванной умывался. И ничего со мной не произошло. А с папой почему-то произошло.
Ефим шёл впереди, помахивая авоськой со стаканом. Одна пола его коричневого пиджака явно была оттянута сосудом с жидкостью, через которую он, видимо, собирался «произвести» трансформацию папы в папу.
— Сейчас в трамвай сядем, — сказал Ефим, обернувшись к нам, — в лес поедем. Да не бойтесь, пацаны, я ж вас не съем!
Тут папа ещё больше разнервничался:
— Зачем в лес? Какой ещё лес? Ни в какой лес мы не поедем!
Я тоже шёл и думал, зачем идти в лес? Возможно, хотят нас завести куда подальше, деньги отобрать и бросить где-нибудь. И не будет у нас ни денег, ни трансформации, а одно только сплошное заблуждение и разочарование.
— Так в лесу-то, это… — сказал Ефим, — энергетика, сила природная. Чистота, так сказать, и мудрость веков. Тонкие энергии от деревьев передаются. Истину говорю.
— А вот это, смотрите, — показал папа рукой на ближайшую рощу, — это что, не деревья? Тут тонкие энергии не передаются?
— Тут берёзы, тополя, а там — сосны. Хвойные породы — они, это, мощнее. Соображать надо, — и Ефим покрутил пальцем у виска.
— Значит, так, — настаивал папа, — в лес мы не едем. Сейчас прямо вот здесь мы разворачиваемся и уходим. И деньги наши будьте добры вернуть!
— Ну, — вздохнул обречённо колдун в старых трениках, — здесь так здесь…
И мы свернули в рощицу. «Зря, конечно, мы всё это затеяли, — снова подумал я. — Никакой не колдун это, просто пьяница».
— Ты, — ткнул мне пальцем в грудь колдун, — здесь стой. И без комментариев тут! Я сам знаю, что мне делать. А ты, — и он показал пальцем, жёлтым от табака на папу, — вон на то дерево лезь. Но деньги вперёд!
— Зачем на дерево? — спросил папа. Он тоже уже был не рад, что ввязался в эту трансформацию, и руки его теперь дрожали. Папа достал бумажник и вынул оттуда несколько тысячных бумажек.
Однажды мы смотрели с ним фильм про графа Калиостро. «Формула любви» называется, я только сейчас про него вспомнил. Там граф Калиостро тоже проводил опыты по трансформации — превращал по желанию молодого помещика мраморную статую в прекрасную девушку. Статую, правда, в нужный момент подменил своей сообщницей, но так ведь и денег за это не взял. Просто жил себе в усадьбе, пироги трескал и с местным доктором общался.
— Как зачем? — удивился Ефим. — Ты прыгать оттуда будешь, на землю. Ну, ударяться. Залазь туда и сиди, пока я команду не дам. А ты, — снова обратился ко мне колдун, — по сторонам смотри. Как кого подозрительного увидишь, свисти тихонько. А то испортят весь процесс, кто его знает, что из твоего приятеля тогда получится.
Кроме Ефима, подозрительных личностей в округе больше не было. Папа ещё немного посомневался, но на дерево всё-таки полез. Ефим тем временем достал из кармана пиджака бутылку, вынул стакан, протёр его краем майки и налил в него водки.
— Кто как колдует, — пояснил нам Ефим, — а я только через светленькую. Кто-то там с рамочками ходит, со свечечками, а я — только так. Здесь главное что? К ощущениям прислушаться. Если внутри приятные ощущения, то, стало быть, и дело пойдёт. Лезь давай, тюфяк! Чему тебя только в школе учат? — крикнул он, глядя на то, как неумело карабкается папа на ближайшую ветку.
Да уж, папа был совсем не такой ловкий, как человек-паук. Он подпрыгнул, повис на руках и стал смешно закидывать ногу на ветку. Подтянуться у него не получалось, оно и понятно почему. Он даже со мной в футбол не играл, а уж когда последний раз в спортзале был, это и не вспомнить.
— Вот, — говорил он мне, — Мишка, давно пора начинать новую жизнь! А то спина гудит, суставы трещат, шею ломит. А всё сидячий образ жизни! Будешь целыми днями за компьютером сидеть, тоже развалиной станешь!
— Эй, — крикнул Ефим, — долго ты там болтаться будешь?
Вспотевший и красный, взлохмаченный папа наконец взобрался на ветку, которая была всего в полутора метрах от земли. Он лёг на неё животом и обхватил толстый сук руками и ногами.
— Да ты встань, встань! — прикрикивал колдун. — Как же ты с неё прыгать-то будешь?
Но папа только помотал головой и рук не разжал.
— Хрен с тобой, — сдался Ефим, — виси так. На бок свалишься, да и всех делов. Но только по моей команде. А я тут… помедитирую пока.
Он налил себе водки в стакан, поднёс ко рту и опрокинул его кверху донышком. Капля стекла по его небритому подбородку и уползла куда-то под коричневый лацкан, поближе к застиранной майке. Ничего не было в этом магического, даже противно. Просто я раньше никогда не видел, чтобы вот так вот, целыми стаканами пили водку, не морщась и не закусывая. Случалось, что дедушка Серёжа вместе с папой выпивали по стопочке на какой-нибудь большой праздник. Дедушка зажмуривался, тряс головой и подносил к носу кусочек чёрного хлеба, шумно втягивал воздух, а потом клал на этот кусочек розовый ломтик сала. Ефим же управился с целым стаканом без хлеба и сала, только вытер губы рукавом.
— Ну что, — подал голос папа, который уже немного освоился и смог даже оторвать от ветки голову, — долго мне ещё тут висеть?
— Суета, — сказал важно Ефим, — удел заморышей. Кто понял жизнь, тот не торопится. Не скачи вперёд батьки в пекло. Вались давай со своего тополя!
Папа чуточку помедлил и начал, как в замедленной съёмке, крениться набок.
— Стой! — крикнул я. — Лучше прыгни, чтобы на ноги приземлиться! Ты что, забыл, как в детстве с гаражей прыгал? Да не бойся ты! Тут высоты-то… Гаражи выше, чем ветка эта!
— Да я забыл уже, как это делается. — Губы у папы тряслись, а лицо стало совсем белым.
— Ну ты чего? Соберись давай! Какой пример ты подаёшь сыну! — начал я тоже на него покрикивать.
— Какому ещё сыну? — удивлённо приподнял левую бровь уже захмелевший Ефим.
— Это не ваше дело, уважаемый, — пробормотал с ветки папа.
— «Не ваше дело…» — оскорбился колдун. — Конечно, оно же ваше… Только к дядьке Ефиму зачем пришли, а? Трусоватый нынче пацан пошёл, даже с дерева прыгнуть не может, — подытожил он.
— Я не трус! — крикнул папа. — Я прыгну!
— Ага, — сказал Ефим, — а мы подождём, годика три…
— Это не смешно! — возмутился с ветки папа. Он уже уселся на ветке и стал на ней ёрзать, придумывая, как бы ему половчее встать и не потерять равновесия.
— Ну, давай, — подбадривал его с земли я. — Смелее!
— За ногу, что ли, тебя сдёрнуть! — улюлюкал Ефим. — Фуфло! Даже оземь как следует удариться не может, а туда же — большим стать хочет, посмотрите-ка на него!
Обычный мальчишка, когда его разводят «на слабо», как правило, делает то, чего от него добиваются. Вот, к примеру, Серёгин, он ведь не просто так курить пробовал. Там, в туалете, тогда старшеклассники покурить решили, а тут Серёгин зашёл. Они к нему: «Тебе слабо…» А Серёгин говорит: «Не слабо» — и сигаретку взял. Вообще, я думаю, что это не совсем правильно. Как будто ты не сам хотел это сделать, а тебя заставили. Не уверен, что Серёгин сильно покурить захотел, просто не хотел малышом выглядеть перед старшими ребятами. А что бы я сделал на месте Серёгина? Даже не знаю. Честно. Сказал бы: «Встретимся лет через пять на стометровке и посмотрим, кто громче пыхтит»? Или «Извините, не могу, завтра на флюорографию»? В общем, как-нибудь бы да выкрутился, но курить бы не стал. Не люблю, когда заставляют. С родителями и учителями ещё как-то мирюсь, остальные перебьются.
Но тут, раз уж папа залез на дерево, надо было с него как-то спуститься. Хочешь не хочешь, а прыгай. И папа под улюлюканье и презрение колдуна Ефима прыгнул. Не устояв на ногах, папа выбросил вперёд руки и приземлился на ладони. Тут же подскочил, отряхивая свитер и джинсы от приставшего мусора.
