Корнелия Функе - Чернильное сердце
– Я должна сказать тебе кое-что!
Платье Сороки пахло лавандой. Запах повеял на Мегги как угроза.
– Если ты не исполнишь того, зачем ты здесь, если ты вздумаешь нарочно оговориться или так исказить слова, что гость, которого ждёт Каприкорн, не придёт, тогда Кокерель, – Мортола пригнулась к Мегги так близко, что девочка почувствовала на щеке её дыхание, – перережет глотку тому старику. Может быть, Каприкорн не отдаст такого приказа, потому что верит вздорным басням старика, но я им не верю, и Кокерель выполнит мой приказ. Поняла, детка?
Она ущипнула Мегги костлявыми пальцами за щеку. Мегги оттолкнула её руку и посмотрела на Кокереля. Он встал за спиной Фенолио, улыбнулся ей и провёл пальцем по горлу старика.
Фенолио оттолкнул его и поглядел на Мегги, стараясь вложить в этот взгляд все: ободрение, утешение и немую насмешку над всеми окружавшими их ужасами. Сработает ли их план, зависело от него, только от него и от слов, которые он написал. Мегги чувствовала, как царапает ей кожу спрятанный в рукаве листок. Листая книгу, она чувствовала, что руки у неё как чужие. То место, откуда ей следовало начать, было отмечено на сей раз не загнутым уголком. Там лежала закладка, чёрная, как уголь.
«Откинь волосы со лба! – сказал ей Фенолио. – Это будет знак для меня».
Но только она приподняла левую руку, на скамьях снова началось волнение.
Это вернулся Плосконос. Лицо у него было всё в саже. Он торопливо подошёл к Каприкорну и что-то прошептал ему на ухо. Каприкорн нахмурился и обернулся к деревне. Мегги увидела два столба дыма, бледными клубами взвивавшиеся в небо рядом с колокольней.
Каприкорн снова поднялся с кресла. Он старался придать своему голосу выражение спокойной насмешки, как у взрослого, посмеивающегося над проделкой детей. Но лицо его говорило другое.
– Сожалею, что мне придётся испортить праздник некоторым из вас, но сегодня и у нас закричал красный петух. Он совсем заморыш, этот петушок, но всё же нужно свернуть ему шею. Плосконос, возьми ещё десятерых на подмогу!
Плосконос увёл новую команду. Ряды сидящих заметно поредели.
– И пусть ни один не возвращается, пока вы не отыщете поджигателя! – крикнул им вслед Каприкорн. – Мы сегодня же, здесь же проучим его – будет знать, как поджигать жилище самого дьявола!
Кто-то рассмеялся. Но большинство тревожно оборачивались на деревню. Несколько служанок даже поднялись с мест, но Сорока прикрикнула на них, называя каждую по имени, и они поспешно сели обратно, как школьницы, получившие нагоняй от учителя. И всё же публика волновалась. На Мегги никто уже не смотрел, почти все отвернулись от неё, показывали пальцами на столбы дыма, перешёптывались. По колокольне подымались багряные отсветы, а над крышами стелился серый дым.
– В чём дело? Что вы так уставились на струйку дыма? – В голосе Каприкорна звучала неприкрытая злость. – Немного дыма, два-три языка огня… Ну и что? Неужели мы позволим испортить нам праздник? Огонь – наш лучший друг. Вы что, не знаете?
Мегги увидела, как лица собравшихся медленно и неохотно вновь поворачиваются к ней. И тут она услышала имя. Сажерук. Его выкрикнул женский голос.
– Это ещё что? – Голос Каприкорна прозвучал так резко, что Дариус чуть не выронил шкатулку со змеями. – Сажерука больше нет. Он лежит где-то среди холмов, во рту у него земля, а на груди – его куница. Я не желаю больше слышать это имя. Он забыт, будто его и не было никогда.
– Неправда! – Голос Мегги раздался над площадкой так громко, что она сама испугалась. – Он здесь! – Она подняла книгу над головой. – Что бы вы с ним ни сделали. Каждый, кто прочтёт эту книгу, увидит его, услышит его голос и смех и его огненные представления.
На футбольном поле настала мёртвая тишина. Её нарушало только беспокойное шарканье ног по песку. И вдруг Мегги услышала у себя за спиной странный звук. Там что-то тикало, как часы, – но у часов звук другой. Похоже было, что кто-то цокает языком, изображая часы: тик-так, тик-так, тик-так. Звук доносился от машин, стоявших за проволочной сеткой. Мегги не выдержала и оглянулась, несмотря на Сороку и все недоверчиво направленные на неё взгляды. Фары слепили глаза. Она готова была сама себя побить за глупость. Что, если и другие заметили тонкую фигурку, на секунду выглянувшую из-за машины и тут же исчезнувшую снова? Но, похоже, никто ничего не заметил, в том числе и тиканья.
– Красивая речь, – медленно произнёс Каприкорн. – Но ты здесь не для того, чтобы поминать погибших предателей. Твоё дело читать. Говорю в последний раз.
Мегги заставила себя взглянуть ему в лицо. Главное – не оборачиваться на машины. Что, если это и правда был Фарид? Что, если тиканье ей не послышалось?
Сорока недоверчиво поглядела на неё. Может быть, и она слышала этот тихий, безобидный звук, просто цоканье языка о верхние зубы. Какое это может иметь значение? Конечно, если знать историю капитана Крюка, который боялся крокодила с будильником в желудке… Сорока её уж точно не знала. Зато Мо не сомневался, что Мегги поймёт его знак. Сколько раз он будил её, тикая в самое ухо так, что ей становилось щекотно: «Мегги, вставай! Крокодил уже здесь!»
Поэтому Мо мог твёрдо рассчитывать, что Мегги узнает тиканье, с которым Питер Пэн пробрался на корабль Крюка, чтобы спасти Венди. Лучше знака он не мог придумать.
«Венди! – подумала Мегги. – Что там с ней было дальше?» На мгновение она чуть не забыла, где находится. Но Сорока напомнила ей об этом. Ладонью она стукнула девочку по затылку.
– Да начинай же наконец, маленькая ведьма! – прошипела она.
Мегги повиновалась.
Она поспешно вынула чёрную закладку. Нужно торопиться, нужно читать, пока Мо не наделал глупостей. Он же не знает, что задумали они с Фенолио.
– Я начинаю и прошу, чтобы мне никто не мешал! – крикнула она. – Никто! Ясно? – «Пожалуйста, – думала она про себя, – пожалуйста, ничего не предпринимай».
Некоторые из оставшихся людей Каприкорна засмеялись. Но Каприкорн откинулся в кресле и скрестил руки в ожидании.
– Обратите внимание на то, что сказала малышка! – произнёс он. – Кто будет ей мешать, первым пойдёт на угощение Призраку!
Мегги просунула два пальца в рукав. Они тут, слова Фенолио. Она посмотрела на Сороку.
– Вот кто мне мешает! – сказала она. – Я не могу читать, когда она стоит у меня над душой.
Каприкорн нетерпеливо кивнул Сороке. Мортола сделала такое лицо, будто её заставили откусить кусок мыла, но всё же отступила на три шага. Пожалуй, этого достаточно.
Мегги подняла руку и отвела волосы со лба.
Знак для Фенолио.
Он тут же начал представление.
– Нет! Нет! Она не будет читать! – закричал он и шагнул к Каприкорну, прежде чем Кокерель успел его удержать. – Я этого не допущу! Я автор этой книги, и я написал её не для того, чтобы её использовали для убийств и издевательств!
Кокерель попытался зажать ему рот, но Фенолио укусил его за пальцы и вывернулся с такой ловкостью, какую Мегги и предполагать не могла у старика.
– Я тебя выдумал! – кричал он, пока Кокерель гонялся за ним вокруг кресла Каприкорна. – И жалею об этом, ты, воняющий серой подонок! – И он бросился бежать по площадке.
Кокерель поймал его уже у клетки с узниками. На скамейках потешались над Хромоногим, и за это он так заломил Фенолио руку за спину, что старик закричал от боли. И всё же, когда Кокерель тащил его обратно к Каприкорну, вид у него был довольный, очень довольный, потому что он знал, что дал Мегги достаточно времени. Они много раз репетировали эту сцену. У неё дрожали пальцы, когда она доставала листок, но никто не заметил, как она всунула его между страницами – даже Сорока.
– Ну и враль этот старик! – воскликнул Каприкорн. – Неужели похоже, что меня выдумала такая рожа?
Снова раздался смех. О дыме над деревней все, похоже, забыли. Кокерель зажал ладонью рот Фенолио.
– Повторяю – надеюсь, в последний раз, – громко обратился Каприкорн к Мегги. – Начинай! Узники уже заждались палача!
Снова настала тишина, отдающая страхом.
Мегги склонилась над лежащей на коленях книгой. Буквы плясали у неё перед глазами.
«Появись! – думала Мегги. – Появись и спаси нас. Спаси нас всех: Элинор и мою маму, Мо и Фарида. Спаси Сажерука, если он ещё здесь, а по мне, так даже Басту».
Собственный язык казался ей зверьком, который случайно забежал ей в рот и теперь бьётся головой об ограду зубов.
– «У Каприкорна было много подручных, – начала она, – и каждого боялись по всей округе. Они пахли остывшим дымом, серой и горючим. Завидев кого-нибудь из них в полях или на деревенской улице, люди запирали двери и прятали детей. Они называли их поджигателями или легавыми. У молодцов Каприкорна было много прозвищ. Они внушали страх днём, они проникали отравой в ночные сны. И только одного боялись больше, чем молодцов Каприкорна. – Мегги казалось, что её голос увеличивается с каждым словом. Он рос, пока не заполонил собой все. – Его называли Призраком».
