Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка - Линдгрен Астрид

Юкке Киис рад был без памяти. И он в тот же час начал верить и ждать и каждое утро прислушивался, не зазвенит ли на картофельном поле липа, не запоет ли соловей. И однажды он возьми да расскажи Уле из Юлы о том, какая скоро наступит радость. Ула так и покатился со смеху и сказал, что ежели, мол, среди картофельного поля вырастет липа, то он ее сам срубит.

— Нам нужнее картошка, — сказал Ула. — Да и не вырастет там никакая липа!

Тогда Юкке Киис со слезами прибежал к Малин и сказал:

— Послушай, правду ли говорит Ула, что нам нужна картошка, а никакая липа там не вырастет?

— Была бы вера да желание, тогда все будет как надо, — отвечала Малин. — А когда зазвенит липа и запоет соловушка, тогда и Ула забудет про картошку.

Но Юкке Киис все не мог успокоиться и стал спрашивать дальше:

— А когда зазвенит липа?

— Может быть, завтра, — ответила Малин.

В эту ночь они долго не могли уснуть. Малин верила и мечтала так горячо и так сильно, как еще никогда и никто не мечтал и не верил; перед такой силой даже земля не может устоять, а должна расступиться, чтобы повсюду, во всех лесах и рощах выросли липы.

Наконец девочка заснула, а когда проснулась, солнышко стояло уже высоко в небе. Малин сразу поняла, что произошло, потому что все богадельщики сгрудились у окошка, смотрели во все глаза и дивились. Посреди картофельного поля и в самом деле появилась липа: такое хорошенькое деревце, что лучше и пожелать нельзя. У него были нежные зелененькие листочки, хорошенькие маленькие веточки и тоненький стройный ствол. Малин до того обрадовалась, что у нее сердце чуть не выпрыгнуло из груди! Смотрите! Липа появилась!

Юкке Киис себя не помнил от восторга, он совсем ошалел от радости. И даже Ула перестал хохотать, а сказал:

— В Нурке случилось чудо… Смотрите! Появилась липа!

Липа-то появилась, да только она не звенела. Нисколечко. Липа молчала, и ни один листик на ней не шелохнулся. На счастье Малин, из простой горошинки взяла и выросла липа. Но, ах! Отчего же она стоит будто неживая?

Все вышли из дому и собрались на картофельном поле, все ждали, когда же зазвенит липа, когда же запоет соловушка, как обещала Малин. Малин в отчаянии стала трясти липу. Ведь если липа не зазвенит, тогда и соловушки не будет. Малин это знала. Соловья не обманешь. Но липа молчала.

Весь день Юкке Киис просидел на крылечке, все прислушивался и ждал, а вечером в слезах прибежал к Малин и сказал:

— Ты обещала, что липа будет звенеть! Ты говорила, что прилетит соловушка!

А Ула из Юлы уже и вовсе не верил, что липа — волшебная.

— На что мне липа, которая не звенит, — сказал он. — Завтра я ее срублю. Нам нужнее картошка.

Тут Малин заплакала, потому что не знала, как быть дальше и откуда тогда взять радость и красоту для богадельни.

Все улеглись спать, никто уже не ждал, что появится соловей, все ждали только клопов. А клопы, затаившись по щелям и трещинам, только и ждали своего часа.

Наконец весенняя ночь спустилась на Нурку.

Во всей богадельне только Малин не могла спать. И вот она встала и вышла в огород. Чистое, светлое весеннее небо простиралось над мрачной лачугой, над молчащей липой, над спящими хуторами.

Наверно, в приходе Нурка все спали, кроме Малин, но отовсюду в ночной тьме к девочке неслись живые голоса. В каждом листке и цветке, в каждом кустике и деревце так и играла жизнь, каждая былинка жила и дышала. И только липа была мертва. Стоит она посреди картофельного поля — такая красивая и совсем мертвая. Малин дотронулась рукой до деревца и вдруг почувствовала, как тяжко липе оттого, что она одна такая безжизненная и не может зазвенеть. И Малин вдруг поняла, что может вдохнуть жизнь в деревце, если не пожалеет себя и отдаст ему свою душу. Тогда оживут зелененькие листочки и тоненькие нежные веточки, и липа от радости зазвенит, и соловьи со всего света, во всех рощах и лесах, услышат ее.

«Да, тогда зазвенит моя липа, — подумала Малин. — Тогда запоет мой соловушка, и в богадельню придут радость и красота».

И еще она подумала: «Меня уже не будет на свете, раз я отдам свою душу. Но в липе будет жить моя душа. Всегда, пока есть жизнь на земле, я буду жить в моем прохладном зеленом доме, и весной соловьи будут петь для меня всю ночь до рассвета. Вот будет радость!»

Во всем приходе Нурка все люди спали, поэтому никто так и не узнал, что случилось на самом деле в ту давнюю весеннюю ночь в местной богадельне. Наверняка стало известно только то, что на рассвете обитателей богадельни разбудила чудная музыка, которая доносилась с картофельного поля. Это звенела липа и пел соловушка, и потому ко всем пришла радость. Липа звенела так чудесно и так прекрасно пел соловушка, что в избушке стало красиво и люди в ней могли радоваться.

А Малин с тех пор никто больше не видал. Все очень горевали о ней и гадали, куда бы это она могла исчезнуть. Один только Юкке Киис, полоумный дурачок, говорил, что, когда липа звенит, у него в голове раздается один и тот же голосок, и голосок этот шепчет ему: «Это я! Малин!»

Стук-постук

авным-давно, в пору бед и нищеты, по всей стране водились волки. И вот однажды на хутор Капелу пришел волк и напал на овец. Проснулись утром хуторяне, глядь, а курчавые овечки и ласковые ягнятки лежат на лугу мертвые, и кругом разбрызгана кровь — всех волк загрыз, ни одной не оставил. Худшего несчастья для бедных людей невозможно и представить. Ах, как горевали, как плакали обитатели Капелы! Как проклинала вся округа кровожадного убийцу! Мужчины собрались и с ружьями, с ловчей сетью отправились на охоту, выгнали зверя из логова и поймали. Так волку и смерть пришла. Поделом ему, злодею. Не будет больше овец губить! Да только плохое это утешение: овечки пропали — назад не воротишь! Ужасное горе случилось в Капеле.

Больше всех горевали двое: дедушка да внучка Стина Мария, самый старый и самая малая из обитателей Капелы. Сели они на пригорке позади овчарни и заплакали. Сколько раз они любовались отсюда овечками, которые паслись на лужайке, и всегда все было тихо и спокойно, никаких волков в помине не было. Все лето каждый день дедушка и внучка приходили сюда: дед грел на солнышке старые кости, а Стина Мария строила среди камней игрушечные домики и слушала дедушкины рассказы. Дедушка много рассказывал такого, про что знают только старые люди. Про хульдру[17] — чешет хульдра золотым гребешком свои длинные волосы, а сама спину закрывает, потому что сзади она пустотелая; и про эльфов[18] рассказывал дедушка — к эльфам близко не подходи, эльф дунет на тебя, порчу наведет; еще рассказывал дедушка про водяного — водяной живет в речном омуте и на арфе играет; от дедушки узнала Стина Мария про троллей — тихо бродят тролли в лесной чаще; и про подземных жителей — эти прячутся в глубоких норах, и даже имя их нельзя произносить вслух. Обо всем этом и толковали дедушка и внучка, сидя за овчарней, — старый да малый всегда друг к другу тянутся. Иной раз дедушка говорил Стине Марии заветный стих, такой же древний, как хутор Капела:

В такт этим словам дедушка ударял посохом о землю, а под конец подымал его над головой, чтобы Стина Мария поглядела, как в вышине пасутся тучки; поэтому, дескать, небеса хранят всех овечек и ягнят, которые живут в Капеле.

Но сегодня дедушка со Стиной Марией оба плакали, потому что нынче никак нельзя было сказать «сколько было — столько есть», овечки погибли все до единой, и небеса, хоть и пасутся на них тучки, не уберегли земных овечек и ягнят от волка.