Туве Янссон - Опасное лето
— Там осталась лишь старая-престарая салака, — сказал Хомса. — Если это, конечно, не селедка.
Эмма так и выхватила у него рыбку из лапы и с высоко поднятой головой прошаркала в свой угол. Она долго гремела там и, вытащив наконец большую метлу, принялась усердно мести.
— Что такое театр? — обеспокоенно прошептала Муми-мама.
— Не знаю, — ответил папа. — Похоже, что нам следует этим поинтересоваться.
Вечером острый запах цветущей рябины заполнил зал. Птички порхали под самым потолком, охотясь за пауками, а малышка Мю повстречала на ковре в зале большого страшного муравья. Только теперь все заметили, что театр плыл уже в лесу.
Все пришли в сильное волнение. Забыв свой страх перед Эммой, они сгрудились у самой воды, разговаривая и размахивая лапами. Они привязали дом к большой рябине. Муми-папа прикрепил канат к своей палке, а палку воткнул прямо в крышу чулана.
— Не смейте разрушать суфлерскую будку! — закричала Эмма. — Это, по-вашему, театр или пароходная пристань?
— Вероятно, это и в самом деле театр, раз вы, Эмма, так утверждаете, — смиренно сказал папа. — Но никто из нас не знает, что это такое.
Эмма молча уставилась на него. Покачав головой, она пожала плечами, презрительно фыркнула и снова принялась мести пол.
Муми-тролль стоял, разглядывая высоченное дерево. Рои пчел и ос кружились вокруг белых цветов, а ствол красиво изогнулся, образовав вместе с веткой колыбельку, вполне пригодную для какого-нибудь малютки.
— Я буду спать ночью на этом дереве, — внезапно объявил Муми-тролль.
— Я — тоже, — тотчас сказала фрекен Снорк.
— И я! — закричала малышка Мю.
— Мы будем спать дома, — решительно сказала Мюмла. — На дереве могут водиться муравьи, и если они тебя покусают, ты распухнешь и станешь толще и круглее любого апельсина.
— Но я хочу стать больше, хочу-стать-больше, хочу-стать-больше! — кричала малышка Мю.
— А теперь будь умницей! — наставляла ее сестра. — Иначе придет Морра и заберет тебя.
Муми-тролль по-прежнему стоял, разглядывая зеленую крону дерева. Здесь все напоминало Муми-дол. Муми-тролль потихоньку насвистывал, думая о веревочной лестнице.
Тотчас прибежала Эмма.
— Перестань свистеть! — закричала она.
— Почему? — спросил Муми-тролль.
— Свистеть в театре — плохая примета, — тихо прошептала Эмма. — Даже этого вы не знаете.
Что-то бормоча и постукивая метлой, она заковыляла в темноту. Они в растерянности смотрели ей вслед, и на какое-то мгновение семейству муми-троллей стало не по себе. А потом они обо всем забыли.
Вечером мама постелила Муми-троллю и фрекен Снорк на дереве. Потом приготовила для них корзинку с завтраком.
Миса тоже взглянула на дерево.
— Хоть бы разок поспать на дереве, — сказала она.
— За чем же дело стало? — спросила Муми-мама.
— Меня никто туда не приглашал, — уныло ответила Миса.
— Возьми перину, милочка, и полезай, — посоветовала мама.
— Нет, теперь мне больше не хочется, — сказала Миса и удалилась. Она уселась в углу и заплакала.
«Почему все так получается? — думала она. — Почему все так печально и сложно в моей жизни?»
А Муми-мама так и не смогла уснуть всю ночь.
Она лежала, прислушиваясь к всплескам воды под полом, и испытывала смутное беспокойство. Она слышала, как Эмма шаркала взад-вперед по сцене, что-то бормоча себе под нос. В лесу выл какой-то незнакомый зверь.
— Муми-папа! — прошептала она.
— М-м-м… — просопел из-под перины папа.
— Я что-то волнуюсь.
— Все будет хорошо, вот увидишь, — пробормотал папа и снова заснул.
Мама лежала, вглядываясь в лес. Но постепенно и она заснула, и в зале воцарилась ночь.
Наверное, прошел целый час.
Серая тень скользнула по полу и замерла возле кладовки. Это была Эмма. Собрав все свои старческие силы, удесятеренные гневом, она вытащила палку из дырки в крыше чулана и бросила ее далеко в воду.
— Я им покажу, как разрушать суфлерскую будку! — бормотала Эмма себе под нос.
Мимоходом она схватила со стола банку с сахаром и высыпав содержимое в карман, отправилась спать в свой угол.
Освобожденный от швартов, дом тотчас поплыл по течению. Переливающаяся гирлянда из синих и красных лампочек еще некоторое время мелькала среди деревьев. Но и она вскоре исчезла, и лишь луна молочным светом заливала лес.
Глава пятая
О том, что бывает, когда свистят в театре
Фрекен Снорк проснулся от холода. Ее челка была совершенно мокрая. Между деревьями клубился туман, и чуть подальше уже ничего нельзя было разглядеть в его серой густой пелене. На влажных, черных, как уголь, стволах деревьев узорчатым рисунком выделялись облепившие их мхи и лишайники, ставшие за ночь совершенно белыми.
Фрекен Снорк еще глубже зарылась головой в перину и попыталась досмотреть свой приятный сон. Ей приснилось, что мордочка у нее совсем маленькая и необыкновенно очаровательная. Но заснуть ей так и не удалось.
Внезапно в ней шевельнулось недоброе предчувствие. Она быстро села и огляделась вокруг.
Деревья, туман, вода. А дома нет. Дом исчез, а их с Муми-троллем бросили на произвол судьбы. На мгновение фрекен Снорк утратила дар речи. Затем, наклонившись, начала осторожно трясти Муми-тролля.
— Спаси меня, — шептала она, — милый, добрый, спаси меня!
— Это что, новая игра в спасение? — сонно спросил Муми-тролль, приподнимаясь.
— Нет, это взаправду, — сказала она, глядя на него почерневшими от страха глазами.
Кругом капало. Кап-кап-кап — печально падали капли, разбиваясь о темную воду. За ночь опали лепестки цветов на деревьях. Было холодно. Прижавшись друг к другу, они долго сидели не двигаясь, фрекен Снорк тихо плакала, уткнувшись в перину. Наконец Муми-тролль встал с постели и машинально снял с ветки корзинку с едой.
Она была набита маленькими аккуратными бутербродиками, завернутыми в шелковистую бумагу, в каждом свертке по два, с самым разным содержимым. Муми-тролль сложил бутербродики рядом один к одному, но есть ему не хотелось.
Вдруг он увидел надписи на свертках: их сделала мама. На каждом из них стояло либо «Сыр», либо «Только с маслом», либо «Дорогая колбаса», либо «С добрым утром!». На последнем мама написала: «Это от папы». В свертке оказалась банка крабов, которую папа берег с весны.
Муми-тролль сразу понял, что это приключение не такое уж опасное.
— Ну хватит слез, давай лучше есть бутерброды, — сказал он. — Будем пробираться дальше через лес. И расчеши челку, ведь ты такая красивая. Мне нравится смотреть на тебя.
Весь день Муми-тролль и фрекен Снорк перебирались с дерева на дерево. Наступил уже вечер, когда они наконец увидели, как под водой просвечивает зеленый мох; он постепенно поднимался к поверхности воды и вот уже покрывал твердую землю.
О, как чудесно было снова твердо стоять на земле, зарываясь лапами в настоящий мягкий мох! Тут рос еловый лес. В вечерней тишине куковали кукушки, а под плотной сенью елей вились полчища комаров. (К счастью, комару не под силу прокусить шкуру муми-тролля!)
Муми-тролль плашмя растянулся на поросшей мхом земле. Ему казалось, что голова его все еще кружится оттого, что мимо несется и несется быстрый поток воды.
— Я притворюсь, будто ты похитил меня, — прошептала фрекен Снорк.
— Да так оно и есть, — дружелюбно ответил Муми-тролль. — Ты отчаянно кричала, а я все равно тебя похитил.
Солнце зашло, но в июне темноты не бывает и в помине. Ночь была прозрачной, сказочной, полной волшебства. Под елями мелькнула искорка и вспыхнул огонек. Это был крохотный костер из хвои и веточек, и можно было разглядеть множество крохотных обитателей леса, пытавшихся столкнуть еловую шишку в костер.
— У них костер в честь дня летнего солнцестояния, — сказала фрекен Снорк.
— Пожалуй, — грустно согласился Муми-тролль. — Мы и позабыли, что сегодня день летнего солнцестояния.
Муми-тролля и фрекен Снорк охватила тоска по дому. Они поднялись с мшистого лесного покрова и пошли в лесную чащу.
Обычно ко дню летнего солнцестояния папа припасал дома в долине муми-троллей пальмовое вино. На берегу моря зажигали костер, и все обитатели леса и долины приходили взглянуть на него. Дальше по берегу и на островах горели и другие костры, но костер семейства муми-троллей всегда бывал самым большим. Когда он разгорался в полную силу, Муми-тролль входил в теплую морскую воду, купался и плавал на волнах, любуясь огнем.
— Костер отражался в воде, — вспомнил Муми-тролль.
— Верно, — отозвалась фрекен Снорк. — И когда он догорал, мы собирали девять самых разных цветов и клали их под подушку. Ведь по поверью все, что приснится, сбудется — только нельзя ни словечка обронить, ни пока собираешь цветы, ни потом.