Владимир Бондаренко - Пять забавных медвежат
А сверчок опять — тиррик, тиррик — в углу.
— Что, что? — нацелилась в его сторону ухом Лиса. — Ну и что? На то и миска, чтобы в ней держать что-то.
— О чём это ты ещё? — хмуро сказал, сдвинув брови, медведь.
А Лиса ему:
— Да не я, Михайло Иваныч, сверчок. Говорит, что у тебя в миске мёд. А я ему и говорю: ну и что? Твоя миска и мёд твой, ты его в чём хочешь, в том и держишь.
— Ну и правильно ты говоришь, — одобрил медведь. — Какое дело сверчку, что я держу в своих мисках. Гляди какой!
А сверчок — тиррик, тиррик — в углу. А Лиса сразу:
— Что, что?.. Ну это ты брось. Нет уж оставь, пожалуйста. Не такой Михайло Иваныч медведь, чтобы скряжничать. У него натура широкая, он каждого пригреть и приласкать норовит. Напраслину на него не возводи, не поверю.
— О чём он там ещё? — громыхнул медведь басом.
— Да говорит, что ты это от меня мёд спрятал, чтобы не угощать меня, а я говорю, что не такой ты медведь, чтобы от гостей угощение прятать, в одиночку застольничать.
— Ну и правильно ты говоришь, — вспыхтел медведь и пошёл в угол за миской. — Вот брехун, а! Да у меня и в мыслях никогда не было такого. Садись, пожалуйста, угощайся, у меня в погребе ещё есть.
Глядел медведь, как сидит Лиса за его большим столом и его большой ложкой из его большой миски мёд ест и думал о сверчке:
«А! В моей берлоге живёт, моим теплом греется и мои же тайны выдаёт… Какие квартиранты бывают!»
МЕДВЕЖЬЯ БЕРЛОГА
Жил в лесу медведь. Берлога у него была большая. Медведь был добрый, всех пускал к себе летом — от дождя спрятаться, зимой — погреться. И каждый ему за это старался добром отплатить. Увидит, бывало, Волк — косяк у двери покосился, скажет:
— Поправить надо. Все дверью хлопаем. Медведю одному за всем не углядеть.
Возьмёт топор и подправит.
Увидит, бывало, Лиса — занавески на окнах запылились. Скажет:
— Постирать надо. Все пыль поднимаем. Медведю одному не управиться.
Нальёт в корыто воды и постирает.
Увидит, бывало, Заяц — намусорено в берлоге. Скажет:
— Подмести надо. Все сорим. Медведю одному за чистотой не углядеть.
Сбегает к оврагу, веник наломает. Подметёт. Чисто в берлоге, уютно. Хорошо всем.
И сказал как-то Медведь:
— Знаете, подарю-ка я вам эту берлогу. Живите. Я себе другую построю.
И подарил.
И всё пошло по-другому. Увидит Волк — косяк у двери покосился. Скажет:
— Починить, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я чинить должен? И Барсук дверью хлопает. Пусть он и чинит». А Барсук на Енота смотрит, Енот — на Крота, и никто не чинит.
Увидит Лиса — занавески запылились на окнах. Скажет:
— Постирать, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я должна стирать их? И Куница пылит. Пусть она и стирает». А Куница смотрит на Белку, Белка — на Ласку, и никто не стирает.
Увидит Заяц — намусорено в берлоге, скажет:
— Подмести, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я должен мести? Суслик тоже мусорит, пусть он и метёт». А Суслик смотрит на Хомяка, Хомяк — на Сурка, и никто не метёт.
И вскоре в берлоге столько мусора накопилось всякого, что и ступить некуда. Углы заплесневели, стены покосились, потолок провис. Поглядел как-то Волк и сказал:
— Опасно жить в такой берлоге.
И другие согласились с ним:
— Очень даже опасно.
И перестали ходить в берлогу. Летом кто где под дождём мокнет, зимой кто где от мороза хоронится. И к Медведю не идут — стыдно: он им берлогу свою подарил, а они её не уберегли.
ГДЕ ЗДОРОВЬЕ МЕДВЕЖЬЕ
Услышал медвежонок Афоня, что здоровье в жизни всего дороже, и стал беречь его. Придут, бывало, к нему товарищи, зовут в рощу по деревьям лазать, в вороньи гнёзда заглядывать. Уговаривают:
— Пойдём, Афоня.
А он отмахивается от них, отнекивается:
— Нет, не пойду. Ещё сорвёшься, сломаешь шею. Здоровье беречь надо. Его потерять легко, а поправить ух тяжело как.
Совсем как старичок рассуждал медвежонок.
Послушают его, бывало, товарищи, покачают головами и идут без него по деревьям шарить. Глядит он на них издали и ворчит:
— Не бережётесь, спохватитесь потом, да поздно будет.
А медвежата налазаются по деревьям досыта, животы перецарапают, а веселы. Бороться на поляну придут и Афоню зовут с собой:
— Идём, Афоня, поборемся, покувыркаемся в траве, пока не высохла она и не стала жёсткой.
— Зачем мне это? У меня сила не чужая, чтобы я её так вот просто на кувыркание тратил. Сила — это то же здоровье. Не убережёшь её — потом раскаешься. Понадобится она тебе в нужный час, а ты её уже истратил, нет у тебя её. Как тогда будешь?
Послушают его, бывало, товарищи, покачают головами и идут без него на поляну. Наборются, накувыркаются. Пар от них валит. Зовут Афоню:
— Идём, Афоня, купаться на речку.
Разбегутся — и бултых в воду. Стоит медвежонок на берегу, топчется, разными страхами пугает их:
— Вот схватите насморк, или хуже того — лихорадку болотную. Пуще мачехи оттреплет.
А медвежата барахтаются в воде, фыркают, брызгаются. И росли они здоровыми, толстощёкими. А Афоня хилым рос. И хлипким вырос. Ходит по лесу тень-тенью. Чуть обдует какой залётный ветерок — и уже чихает, за тощенькую грудь хватается:
— Нету здоровья, не уберёг.
А медведи, товарищи его, говорят:
— Не здоровье ты не уберёг, а от здоровья уберёгся. Шло оно к тебе, да ты взять его не захотел. Здоровье твоё на деревьях осталось, на которые не залез ты. Осталось оно на полянах, по которым не побегал ты. Здоровье твоё в речке осталось, в которой ты не искупался ни разу.
И качает он им в ответ головой:
— И-их, вы всё шутите. Конечно, вы здоровые, вам чего не шутить, а я чуть хожу. Мне даже разговаривать с вами и то тяжело.
И идёт к себе в берлогу — хилый, кожа да кости. Совсем на медведя не похожий.
ИВАШКИНА ПОМОЩЬ
Шёл медвежонок Ивашка по лесу и думал, чем бы ему развеселить себя. Смотрит: домик Ёжика под кустом чернеется, а в нём — ежата, а самого Ёжика нет, на охоте где-то. И вздумалось медвежонку подшутить над Ёжиком.
— Перенесу-ка, — говорит, — я его домик в другое место. Прибежит Ёжик, а домика-то и нет, и ребят тоже. Вот уж потеха будет!
Унёс Ивашка домик Ёжика и спрятал в малиннике, а сам встал за сосну и глядит, что Ёжик делать будет. Прибегает Ёжик с охоты — нет домика. Туда-сюда — нет нигде. И схватился он за голову:
— Батюшки, куда же это мой домик делся!
Всё вокруг обшарил, даже в пустое гнездо Варакушки заглянул — нет домика, словно и не было его. И постарел сразу Ёжик лет на десять. Морщинки по щекам побежали, в бородке седина засеребрилась.
— Бедный я, бедный, — говорит, — утром и дом у меня был, и дети, а теперь ни дома, ни детей. С какой стороны ни посмотри на меня, один я, как солнышко в небе.
И заблестели у Ёжика слезинки в глазах. Увидел Ивашка: плачет Ёжик, — выдвинулся из-за сосны.
— Чего, Ёжик, слёзы льёшь?
— Домик, Ваня, пропал у меня. Уходил — здесь стоял, и ребятишки лежали в нём, а вернулся — ни детей, ни домика.
— Твоему горю можно помочь.
— Помоги, Ваня, — закланялся Ёжик. — Век тебя помнить буду. Дети у меня. Как же мне теперь без них! — и опять заблестели в его глазах слёзы.
— Ладно уж, так и быть, помогу, — сказал Ивашка.
Встал поудобнее, нос вперёд выставил, будто воздух нюхает.
— О, — говорит, — с той стороны твоим духом потягивает. Там и искать твоих ребят надо. Идём.
Идёт медвежонок, к воздуху принюхивается, ищет будто. Семенит за ним Ёжик, приговаривает:
— Век тебя, Ваня, помнить буду.
А когда вывел его Ивашка к спрятанному домику, совсем Ёжик раскис от радости. Ежат обнимает, Ивашке кланяется:
— Спаситель ты мой.
И ежатам приказал:
— Кланяйтесь ему, дети, это он помог мне отыскать вас, не то расти бы вам сиротами.
Кланялись ежата, пищали:
— Спасибо, Ваня, спаситель ты наш.
Шёл Ивашка лесом к родной берлоге, и было у него светло на сердце: какое он, оказывается, доброе дело сделал — помог Ёжику ежат отыскать.
ВЫСОКАЯ ЯБЛОНЯ И КОРОТКАЯ ПАЛКА
Шёл медвежонок Ивашка по лесу, и попался ему навстречу Мишук. И пошли они дальше вместе. Идут, смотрят: висит на яблоне яблоко — налитое, красное. Как пройдёшь мимо такого!
— Давай его сорвём, — предложил Мишук.
— И съедим, — предложил Ивашка.
Но яблоко было высоко, так просто не возьмёшь. Выломали медвежата палку. Попробовал Мишук сбить яблоко ею — не достал.
— Больно яблоня высокая, — говорит.
Попробовал Ивашка сбить яблоко. И тоже не дотянулся. Сказал:
— Больно палка коротковата.
