Тамара Габбе - Город мастеров. Пьесы сказки
ХАН (чуть улыбнувшись, Актаю). Пускай Тайдула себе берет. Весь сундук. Ей дарю.
Женщина кланяется до земли.
(Не глядя на нее, хан дает знак Актаю). Одного отпусти.
АВДОТЬЯ. У меня не один тут в степи. Мне больше надо!
АКТАЙ. Больше надо — больше выкуп неси.
АВДОТЬЯ. Принесла. (Вынимает из сумки две опушенные мехом парчовые шапки с цветными пряжками.) Вот, глядите!
МОЛОДАЯ ТАТАРКА. Колпаки принесла!
СТАРУХА. Наши, татарские!… Как у царевичей были…
ХАН (Актаю). Дай сюда!
Актай берет у Авдотьи шапки и подает хану. Все трое — хан, Бечак и Актай разглядывают их.
Откуда взяла?
АКТАЙ. Говори, откуда взяла?
БЕЧАК. Где достала?
АВДОТЬЯ. Отпустите мою родню, — я вам скажу, где достала.
ХАН (приподымаясь). С мертвых или с живых шапки?
АВДОТЬЯ. С живых, коли мои живы будут.
СТАРУХА (молодой женщине). Ай-ай! Так и есть, царевичей это шапки!
МОЛОДАЯ ТАТАРКА. Гляди, хан белей снега стал.
XАН (встает). На коней садитесь! Ее на седло берите! Не покажет дорогу — башка долой!
АВДОТЬЯ. Зверей в лесу не побоялась — вас не испугаюсь. Не покажу дорогу, покуль жива. А мертвой не прикажешь.
ХАН. В огне сгоришь!
АВДОТЬЯ. Одной душой на том свете больше будет. Мать моя в огне сгорела. Рязань сгорела.
ХАН. Конями растоптать прикажу!
АВДОТЬЯ. Вся наша земля вашими конями потоптана.
Все на минуту замолкают.
БЕЧАК (осторожно). Позволь, хан, слово вымолвить.
ХАН. Говори!
БЕЧАК. Выкупить наших царевичей надо, хан! Балай-баатура и Алгуй-баатура… Надо выкупить! Силой не возьмешь. Кремень-баба! Такую дорогу одна прошла! Окаменело в ней сердце.
ХАН (садясь). Пусть говорит волчица. Чего ей надо? Чего хочет?
БЕЧАК. Кого выкупать будешь?
АВДОТЬЯ. Братьев своих.
АКТАЙ. Сколько голов?
АВДОТЬЯ. Всю мою родню — за всю ханскую!
АКТАЙ. Говори: сколько твоей родни?
АВДОТЬЯ. Было трое…
ХАН. Все сказала, женщина?
АВДОТЬЯ. Кажись, все.
ХАН. Теперь я свое ханское слово скажу. Пусть будет, как она говорит. Гони сюда рязанский полон, Актай! Пускай ищет.
БЕЧАК. Много людей, милостивый хан, — долго искать. До ночи сидеть будем…
ХАН. Нет. Как в старой песне у нас поют, так сделаю. Сорви цветок, женщина, какой под ногами растет. Где стоишь, там сорви!
АВДОТЬЯ. Зачем?
ХАН. Срок тебе даю. Пока цветет цветок, пока в небо глядит — твое время, ищи свою родню. А завянет цветок, в землю глядеть станет — нет больше твоего времени. Кончилось твое время.
АВДОТЬЯ. Да что ж это? Долго ли цветку без корня цвесть? Разом завянет… А ежели я своих найти не успею?
ХАН. Значит, судьба. Пропала твоя родня!
АВДОТЬЯ. Ну, и твои царевичи пропали!
Актай хватается за плетку. Бечак возмущенно и укоризненно качает головой. Женщины всплескивают руками.
ХАН. Грозить будешь — башка с плеч долой. А братьев без тебя найду. По всем степям, по всем лесам разошлю. Найдут! (Помолчав.) А не найдут — судьба!
АВДОТЬЯ (несколько мгновений молча глядит на него, потом говорит негромко и просто). Ну, будь по-твоему. Попытаем судьбу. (Оглядывается кругом.) Только разве найдешь в эту пору цветок, чтобы в небо глядел? Осень, повяло всё, полегло… Ох! Да ведь есть у меня цветок! Словно нарочно сберегла… Вот, глядите — в три венчика. Один расцвел, а два еще и не распустились. Годится?
БЕЧАК. Подай сюда! (Берет у Авдотьи цветок и показывает хану и Актаю.)
АКТАЙ. Что за цветок? Откуда взяла?
АВДОТЬЯ. Откуда же? С земли сорвала.
АКТАЙ. Не наш. С той стороны принесла. Из лесу.
БЕЧАК. Нет, Актай-Мерген, простой цветок, в степи у нас растет — кони копытами топчут. В лесу бы сорвала — завял бы давно.
ХАН. Твоя правда, Бечак-Мурза. Завял бы давно. Возьми свой цветок, женщина. Пока на солнце глядит, ищи своих братьев. Ханское слово крепко.
АВДОТЬЯ. Ну что ж, хан татарский, ты здесь хозяин — твоя воля. Прикажи рязан наших весть — авось найду своих.
Хан делает знак Актаю, тот — Кайдану. Кайдан уходит.
АКТАЙ (Бечаку негромко). Милостив хан, а я бы ее собакам отдал — пускай рвут!…
БЕЧАК. Нельзя собакам: царевичей выручать надо.
Из-за кибиток выходит Кайдан. За ним два воина выводят полонян. Они идут друг за другом, связанные одной веревкой. Руки их скручены за мной, одёжа в лохмотьях. Впереди идет высокий седой старик. Не взглянув ни на хана, ни на Авдотью, словно слепой, он проходит мимо. За ним, тяжело волоча ногу, идет худой, черный человек средних лет
АВДОТЬЯ. Ох, батюшки!…
ХРОМОЙ ЧЕЛОВЕК (быстро взглянув на нее). Да ты ль это, Авдотья Васильевна? Кузнечиха?
АВДОТЬЯ. Я, Степан Федорыч, я, голубчик… А тебя и узнать-то нельзя…
АКТАЙ. Брат?
АВДОТЬЯ (помолчав, с трудом). Н-нет…
Хромого человека сменяет юноша. За ним идет огромный, еще недавно могучий человек с перевязанной головой, с колодкой на шее и спутанными, как у стреноженной лошади, ногами.
Иван Васильевич! (Схватившись руками за щеки). Ох, горе ты мое!
ЧЕЛОВЕК С КОЛОДКОЙ. Здравствуй, Авдотья Васильевна! Да как же ты добралась до нас, до преисподней нашей? Ровно на тот свет пришла…
АКТАЙ. Брат?
Авдотья молчит.
Проходи!
АВДОТЬЯ. Нет! Постой!… Брат это мой! Брат!
АКТАЙ (делает знак воину, тот перерубает веревки). Становись в сторону.
АВДОТЬЯ. Колодку-то с него снимите, веревки!
БЕЧАК. Развяжи его, Урдю! Выкупила баба.
АКТАЙ. Одна голова есть — две за нами.
ЧЕЛОВЕК С КОЛОДКОЙ. Выкупила? Да нешто ж правда? Матушка моя!… Авдотья Васильевна…
АКТАЙ. Становись на ту сторону! (Машет рукой.) Пускай другие идут!
Один за другим проходят связанные, измученные, истомленные люди. Изнемогая от жалости, в слезах, провожает их взглядом Авдотья. По временам она закрывает глаза или отворачивается, не в силах вынести тяжесть своего и чужого горя.
Смотри, Бечак-Мурза: цветок у ней в руках завял в землю глядит.
АВДОТЬЯ (в ужасе взглядывает на цветок и вдруг с торжеством поднимает его). Тот увял — другой расцвел!
БЕЧАК. В руке расцвел? Не может так быть.
АВДОТЬЯ. Сами глядите!
АКТАЙ. Верно. Расцвел. Только другой в счет не идет.
БЕЧАК. Как скажет милостивый хан?
ХАН. Ее счастье. Пускай ищет.
Полоняне опять идут. Среди них Федосеич.
АВДОТЬЯ (кидаясь к нему). Федосеич! Родной ты мой! Жив!
ФЕДОСЕИЧ. Ох ты господи! Глазам своим не поверю! Авдотья Васильевна! (Плачет.) Как ты здесь, матушка? Зачем?
АВДОТЬЯ (плача). Выкупать вас пришла. Да только тебя выкупить не могу, старенький ты мой, родненький! Сердце не снесло, чужого выкупила, а на тебя выкупа не станет, коли Никитушка и Феденька живы.
ФЕДОСЕИЧ. Живы они, матушка, — покудова… В яме за побег сидят.
АКТАЙ. Не разговаривай! Проходи! Брат он тебе, что ль?
Авдотья молчит, закрыв лицо руками.
ФЕДОСЕИЧ. Да не жалей ты меня, голубушка! Мне помирать пора!
АВДОТЬЯ. Нет, не могу!… Брат это мой! Отпусти его!
АКТАЙ. Ой, врешь!… Ну, все равно, бери, нам не жалко — помрет скоро.
Федосеича развязывают.
ФЕДОСЕИЧ. Праведница ты наша! Авдотья Васильевна!… Что же ты сделала? Зачем выкупила меня, старого? Ведь Никите и Феде лютая смерть грозит!
АКТАЙ. Две головы купила. Третья осталась — выбирай.
Пленные опять проходят мимо Авдотьи. Она стоит, опустив голову.
Все прошли, Кайдан?
КАЙДАН. Кажись, все…
УРДЮ. Все.
АКТАЙ. Ну, все прошли, назад не поведем. Бери своих двух братьев, баба. Третьего нет помер, видно. Кончено дело.
АВДОТЬЯ. Нет, не кончено! Обманно вы свой торг ведете. Где ж твое слово, хан? Не всех рязан сюда привели.
ХАН. Верно она говорит?
КАЙДАН. Трое еще есть, милостивый хан.
ХАН. Где?
КАЙДАН. Актай-Мерген знает.
АВДОТЬЯ. В яме они у нас сидят!
АКТАЙ (угрюмо). Бежать хотели. В степи догнал.
АВДОТЬЯ. И твои царевичи, может, из неволи бежать хотели, а все же я за них выкуп беру. Вели, хан, показать мне весь рязанский полон!
ХАН. Пусть идут. Мое слово крепко.
АКТАЙ. Так, милостивый хан. Крепко твое слово. Только погляди сперва — другой цветок у нее завял.
АВДОТЬЯ. Третий расцвел. (Протягивает цветок.)
Все глядят на цветок с изумлением.
СТАРУХА. Ай-ай-ай! Не было еще такого на свете!
ХАН. Ее счастье! Ведите тех троих.
АВДОТЬЯ. Федосеич! Родной ты мой! Что же мне делать-то? На одного только выкупа у меня станет… Одного из двоих выкупить могу. Понимаешь? Одного…
ФЕДОСЕИЧ. А я, голубка, назад пойду, под ярмо… Что уж там! Дотерплю.
ЧЕЛОВЕК С КОЛОДКОЙ. Полно, Федосеич! Уж коли идти кому назад, так мне. Больно дорого ты за меня заплатила, Авдотья Васильевна. Не стою я такой цены.
