Радка Александрова - Орешек
Вдруг с потолка спустилась тонкая паутина, и возле головы моей подруги повис Паучок.
— На последнее желание имеет право лишь тот, кому предстоит умереть, — беззаботно пискнул он.
Увидев его, Красношейка просияла.
— Теперь мне будет легче умереть, Паучок, — прошептала она. — Поцелуй за меня Орешка…
— Да не умрешь ты! — перебил ее Паучок. — Или ты забыла, какую паутину подарил тебе мой дедушка? Не помнишь, какая в ней сила? Исполни волю государя. Вышей на его одеянии стрелы и тяжелые палицы. Не теряй времени!.. Я буду ждать здесь, на потолке, не оставлю тебя одну…
Красношейка решилась. Подойдя к государю, стоявшему у окна, она произнесла с поклоном:
— Я передумала, государь. Подчиняюсь твоей воле и сейчас же начну вышивать все, что ты хотел!
Тот так обрадовался, что даже не отправил Красношейку в отведенную ей комнату и велел шакалам перенести сюда все — материи и иглы, наперсток, украшенный драгоценными камнями.
Красношейка выбрала кусок ядовито-зеленого бархата и села у окна. Тут с потолка к ней снова спустился Паучок и шепнул:
— Как только злодей вздумает переодеться в обновку, ты должна исчезнуть!
Под утро все было готово — обновка лежала на столе. На цыпочках обойдя кресло, в котором уснул государь, Красношейка пробралась к двери, заранее приоткрытой добрым Паучком. Но не успела она проскользнуть мимо задремавших на пороге шакалов, как государь открыл глаза и позвал ее:
— Куда ты? Ну-ка вернись!
Красношейка сказала с порога:
— Я исполнила твою волю, государь, обновка готова!
— Где она? Я хочу увидеть ее!
Государь заморгал в изумлении: такой искусной работы он не видывал — оружие, вышитое Красношейкой, выглядело как настоящее. Все было, как он велел: и палицы, и боевые топоры, и сабли, и мечи, и стрелы.
— Ай да Красношейка! На празднестве ты будешь сидеть рядом со мной… Выходит, на этой земле все возможно! — торжествовал государь. — Ни у кого на свете нет одежды, вышитой светом звезд!.. В ней я встречу птиц. Вот тогда и ответят, кто им разрешил покинуть мои владения!
Тут он позвал шакалов и велел им заняться приготовлением к торжеству. В суматохе никто не заметил, как Красношейка спустилась по мраморной лестнице. Она очутилась на свободе.
Когда все распоряжения были отданы и шакалы побежали исполнять их, государь остался один. Долго любовался он своим новым одеянием, затем, выпятив грудь, накинул его на плечи. В тот же миг совершилось чудо: палицы и боевые топоры, сабли и стрелы, оторвавшись от ткани, свирепо засвистели в воздухе и двинулись на государя.
Трудно описать все, что я увидел в зеркальце. Острые сабли вонзились в него, боевые топоры обрушивались на его голову, отравленные стрелы не подпускали его к окнам и дверям. «На помощь! На помощь!» — обезумев от боли и ужаса вопило чудовище.
Видя, что никто его не слышит и не приходит на помощь, оно попробовало было перехватить летевшую на него саблю, но безуспешно. Тут взметнулись палицы и принялись молотить его по чем попало. «Будьте вы прокляты!» — воскликнул государь и полез было под стол, но палицы и там не оставили его в покое.
Лишь после того, как наказанный мучитель рухнул безжизненной массой на пол, в зале настала тишина. Утих и ветер за окном. Слышен был лишь топот быстрых ног — то убегали в панике шакалы…
Два часа спустя я и жук, веселые и довольные, спустились с горы, где набрали букетик белых подснежников
Можно было уже не смотреть в зеркальце. Я быстро полетел к огромному костру, который так разгорелся, что к нему было трудно подступиться. Но все новые и новые птицы продолжали кружиться над ним, а вожак повторял, прищурив глаза:
— Костер будет гореть три дня и три ночи. А на четвертый день утром каждая птица возьмет в клюв по горящей лучинке, и мы сожжем черный дворец…
Я опустился рядом с вожаком и сказал:
— Государя больше нет в живых, минуту назад он погиб от оружия, которое сам же и заказал.
— Это правда? — встрепенувшись, спросил вожак.
— Истинная правда!
И я поспешил показать вожаку зеркальце. При этом я рассказал, откуда оно у меня, какими чудесными свойствами наделено и что я в нем увидел.
— Огонь нам теперь не нужен, — сказал вожак и, повеселев, добавил, — тем лучше! Обезьянки больше не будут жаловаться на жару… Эй, акробатки, — крикнул он, — помогайте гасить костер!..
Обезьянки влезли на высокие пальмы, нарвали кокосовых орехов и из их скорлупы наделали ведерок. С этими ведерками птицы полетели к реке за водой. Вскоре от буйного пламени осталось только черное пятно, вокруг которого завели веселую пляску обитатели солнечного леса. Все радовались победе над злом…
— Орешек, — обратился ко мне вожак, — останься с нами до весны, когда все мы полетим на север. Не то, чего доброго, дорогу спутаешь или выбьешься из сил, пролетая над ледяными полями.
— Не могу я остаться, — ответил я, — меня ждут товарищи. Ты не тревожься за меня, у меня есть вот это! — Тут я достал свое стеклышко и навел его на солнце.
Над головами у нас задрожал красный луч.
Он привел меня прямо в дом к Жуку. Жук, стоя у окна, чистил свою жилетку. При виде меня он так обрадовался, что потерял равновесие, выпал из окна и повалился на спину.
Долго он барахтался, пытаясь встать, но моей помощи не принял. Такой уж он — гордый… и терпеть не может разные там объятия и поцелуи. Все же на этот раз он поцеловал меня и долго хлопал по спине.
Жук не стал приставать ко мне с расспросами. Мы тотчас же отправились на уличку с белыми деревьями. Наконец-то я увижу Красношейку!.. Мне не хотелось, чтобы Жук понял, что со мной творится, но он знай себе таинственно улыбался и лукаво поглядывал на меня. Вдруг он остановился и воскликнул:
— А цветы?! Про цветы-то мы и забыли!
И как это я не подумал о них вовремя! В солнечном лесу растут такие красивые цветы — алые, голубые, желтые, фиолетовые, а здесь еще зима, и цветы спят глубоко под снегом…
— Не все, не все, — успокоил меня мой товарищ. — Иди за мной!
Спустя два часа я и Жук, веселые и довольные, сошли с горы, набрав там букетик белых подснежников.
— Я всегда вам говорил: если вы не можете что-нибудь достать, обращайтесь к Жуку! Он все может, — радостно повторял мой товарищ…
И вот, наконец, мы перед домиком Красношейки. Как я ожидал, так и вышло: мы застали ее среди подруг, которым она примеряла платья. Увидели мы и еще кое-что: повиснув на тонкой паутинке, добрый Паучок слушал, развесив уши, сказку, которую она ему рассказывала.
Когда я протянул Красношейке букетик подснежников, она обняла меня и расплакалась.
— Я обещала тебе никогда не плакать, но эти слезы, сам видишь, от радости, — наконец проговорила она.
Жук не любил таких сцен и повернулся к нам спиной. Я расслышал, как он сказал Паучку:
— Хочешь поиграем в «солнце-стеклышко»?
— А что это за игра? — спросил Паучок.
— Сейчас я тебе объясню.
Я оставил их заниматься стеклышком и увел Красношейку в другую комнату, чтобы вдоволь наговориться с нею.