Оскар Уайльд - Сказки
– Что же тебе надо, Маленький Ганс?
– Сын Мельника упал с лестницы и расшибся; Мельник просит вас сейчас же прийти к нему.
– Хорошо! – сказал доктор. Затем, приказав оседлать лошадь и подать себе большие сапоги и фонарь, он вышел на улицу и поехал в направлении дома Мельника, а Маленький Ганс побрел вслед за ним. Между тем буря все усиливалась, дождь лил как из ведра, Ганс не видел, куда идет, и постепенно отставал от лошади. В конце концов он сбился с дороги, попал в глубокое болото и утонул в нем. На следующий день тело его нашли пастухи в большой яме, залитой водой, и принесли к его дому.
Все соседи пришли на похороны Маленького Ганса, которого очень любили, но больше всех горевал Мельник.
– Так как я был его лучшим другом, то мне подобает идти первым, – заявил он, и, идя во главе процессии в длинной черной одежде, он время от времени утирал глаза большим носовым платком.
– Всем нам будет не хватать Маленького Ганса, – сказал кузнец, когда, после окончания похорон, все провожавшие сидели в опрятной гостинице и пили вино, заедая его сладкими пирожками.
– Для меня, во всяком случае, это большая потеря, – отвечал Мельник. – Как же! Я даже обещал ему мою тачку, а теперь не знаю, что с ней делать. Дома она только место занимает, а между тем она пришла в такое состояние, что нечего и думать продать ее! Без сомнения, я никогда уже больше не вздумаю отдать что-нибудь другим. За свою доброту всегда бываешь наказан.
– Ну… – спросила Водяная Крыса после долгой паузы.
– Это конец, – сказала Коноплянка.
– А что же стало с Мельником? – снова полюбопытствовала Крыса.
– О, не знаю, – ответила Коноплянка, – да и, право, не хочу знать!
– В таком случае совершенно ясно, что вы очень черствы, – заявила Крыса.
– Боюсь, что вы не совсем поняли мораль этой истории, – заметила Коноплянка.
– Что? – пропищала Крыса.
– Мораль.
– Вы хотите сказать, что эта история имеет мораль?
– Конечно, – сказала Коноплянка.
– Право, – заметила Крыса сердитым тоном, – вы должны были предупредить меня об этом до начала рассказа. Если бы вы это сделали, я, конечно, не стала бы вас и слушать, я бы просто сказала «глупости», как говорил критик. Впрочем, я могу сказать это и теперь. – И, выкрикнув на высоких нотах «глупости!», она взмахнула хвостом и быстро исчезла в своей норе.
– А как вам нравится Водяная Крыса? – спросила Утка, плывя обратно. – У нее очень широкие взгляды, но, что касается меня, я преисполнена материнских чувств и не могу без слез смотреть на убежденную старую деву.
– Я боюсь, что не угодила ей, – отвечала Коноплянка. – Дело ведь в том, что я рассказала ей историю с моралью.
– Ах, это всегда бывает опасно! – сказала Утка.
И я с ней совершенно согласен.
Соловей и Роза
– Она сказала, что будет танцевать со мной, если я принесу ей алую розу, – воскликнул молодой Студент, – но в моем саду нет ни одной красной розы!
Соловей услышал это, сидя в своем гнезде на дереве, столетнем дубе, и с изумлением выглянул из листвы.
– Ни одной красной розы! – восклицал юноша, и его чудные глаза наполнились слезами. – Ах, от каких пустяков зависит иногда счастье! Я прочитал все, что когда-либо писали мудрецы, я постиг тайны философии, но жизнь моя может быть разбита, потому что у меня нет красной розы!
– Вот он наконец-то, настоящий влюбленный, – сказал Соловей. – Ночь за ночью пел я о нем, хотя и не знал его; от зари до зари рассказывал я его историю звездам – и вот он предо мною. Его волосы темнее, чем цвет гиацинта, а губы алеют, как роза, которую он ищет; но лицо его побледнело от страсти и стало белее слоновой кости, а горе наложило свою печать на его чело.
– Завтра принц дает бал, – шептал юный Студент, – и моя милая будет в числе гостей. Если я достану ей алую розу, она будет танцевать со мной до рассвета. В награду за этот цветок ее головка будет покоиться на моем плече, я буду держать ее в объятиях, и рука моя будет сжимать ее руку. Но у меня в саду нет красных роз, и на этом вечере я останусь один: она пройдет мимо, не удостоит меня взглядом, и сердце мое разорвется от горя.
– Да, это настоящий влюбленный, – сказал Соловей, – то, о чем я пою, он переживает; то, что для меня радость, для него – печаль. Да, любовь – непостижимое чувство. Она дороже изумрудов и благороднее опалов. Ее не купить за жемчуга и за гранаты; она не выставляется в витринах, не продается в магазинах и не может быть оценена за деньги.
– Оркестр будет греметь на хорах, – продолжал горевать Студент, – а моя милая будет танцевать под звуки арф и скрипок. Она танцует так легко, едва касаясь пола; придворные в пышных нарядах будут толпиться вокруг нее. А со мной она танцевать не будет, так как я не могу достать для нее красную розу! – и, бросившись на траву, он закрыл лицо руками и заплакал.
– О чем он плачет? – спросила пробегавшая мимо маленькая Ящерица, помахивая хвостиком.
– О чем, в самом деле? – поинтересовалась Бабочка, порхавшая в солнечных лучах.
– О чем? – прошептала своему соседу Маргаритка тихим, нежным голосом.
– Он плачет о красной розе, – сказал Соловей.
– О красной розе! – вскричали все хором. – Как это смешно! – И маленькая Ящерица без стеснения засмеялась.
Но Соловей, понимавший горе Студента, молча сидел на дубе, размышляя о тайне любви.
Вдруг он расправил свои коричневые крылышки и взвился в воздух. Словно тень, промелькнул он в листве и бесшумно полетел через сад.
Посреди зеленой лужайки рос пышный Розовый Куст; Соловей направился к нему и опустился на одну из его ветвей.
– Дай мне красную розу, – попросил он, – и я спою тебе мою нежную песню!
Но Куст покачал головой.
– Мои розы белее снега на горных вершинах, – отвечал Куст, – они белы, как пена морская. Иди к моему брату, что растет возле солнечных часов, может быть, он исполнит твою просьбу.
И Соловей полетел к кусту у солнечных часов.
– Дай мне красную розу, и я спою тебе мою звонкую песню, – обратился он к нему.
Но Куст отвечал, качая головой:
– Мои розы желтее цветов златоцвета, украшающих поле, пока их не срежет коса, они желты, как волосы морской девы, что сидит на янтарном троне в глубине океана. Но лети к моему брату под окном Студента: он, может быть, даст тебе то, о чем ты просишь.
И Соловей полетел дальше, к Розовому Кусту под окном Студента.
– Дай мне красную розу, и я спою тебе свою самую нежную песню!
Но и этот Куст покачал головой.
– Мои розы краснее кораллов, колеблющих свои веера в глубинах морских; они красны, как нежные лапки голубки. Но зима сковала мою кровь, мороз убил мои бутоны, буря поломала ветви, и мне не суждено цвести в этом году.
– Одну красную розу – это все, что я хочу, – молил Соловей, – только одну розу! Неужели невозможно ее раздобыть?
– Есть один способ, – отвечал Розовый Куст, – но он так ужасен, что я не осмеливаюсь сказать тебе.
– Говори, – настаивал Соловей, – я не испугаюсь.
– Если хочешь добыть красную розу, ты должен создать ее из звуков музыки при лунном сиянии и окрасить ее кровью твоего собственного сердца. Пронзив грудь моим шипом, ты должен петь мне всю ночь до зари, пока шип не проколет твое сердце и твоя кровь, перелившись в меня, не воскресит во мне жизнь.
– Смерть за красную розу – очень дорогая цена! – вскричал Соловей. – Каждый дорожит своей жизнью. Так привольно жить в зеленом лесу и любоваться солнцем в его золотой колеснице и луной в жемчужном уборе. Сладко упиваться ароматом боярышника… А как красивы колокольчики, прячущиеся в долинах, и вереск, цветущий на холмах. Но любовь краше жизни, и что стоит сердце птицы в сравнении с сердцем человека?
Расправив свои коричневые крылышки, Соловей поднялся в воздух. Словно тень, промчался он по саду и тихо опустился в листву.
Студент все еще лежал в траве, на том же месте, и слезы еще стояли в его прекрасных глазах.
– Не печалься, – закричал ему Соловей, – ободрись, у тебя будет красная роза! Я создам ее из музыки при лунном сиянии и окрашу ее кровью моего собственного сердца. В награду я прошу только обещания верно любить. Любовь глубже самой глубокой мудрости и сильнее самого несокрушимого могущества. На огненных крыльях летит она и зажигает сердца. Уста ее сладки, как мед, и дыхание ее благоухает, как мирра.
Студент, прислушиваясь, приподнялся в траве; но язык птички был ему непонятен: ведь он знал только то, что написано в книгах.
Зато понял старый Дуб и опечалился: он был очень привязан к птичке, свившей гнездо в его ветвях.
– Спой же мне свою последнюю песню, – прошептал он, – мне будет так одиноко без тебя!
И Соловей запел для старого Дуба, и голос его был подобен журчанию воды, падающей в серебряную урну. Когда он смолк, Студент встал и вынул из кармана записную книжку и карандаш.
