Оскар Уайльд - Сказки
– Вы никогда не будете приняты в лучшем обществе, если не научитесь стоять на голове, – повторяла она и время от времени показывала, как это делается. Но утята не обращали на нее внимания. Они были еще так юны, что совсем не понимали, что значит лучшее общество.
– Какие непослушные дети, – вскричала Водяная Крыса, – их, право, следует утопить!
– Вовсе нет, – отвечала Утка, – всякое начало трудно, и родители должны быть терпеливы!
– Ах, я не имею понятия о родительских чувствах, – сказала Водяная Крыса. – У меня нет семьи. Я никогда не была замужем, да и совсем не собираюсь этого делать. Любовь, конечно, имеет свои хорошие стороны, но дружба – куда выше. В самом деле, ничего нет благороднее и возвышеннее бескорыстной дружбы!
– А не будете ли вы так добры сказать, каковы, по-вашему, обязанности преданного друга? – спросила зеленая Коноплянка, сидевшая неподалеку на иве и слышавшая разговор.
– Да и я бы тоже хотела это знать, – сказала Утка и, направившись в другой конец пруда, стала там на голову, чтобы еще раз показать детям хороший пример.
– Какой глупый вопрос! – вскричала Крыса. – Я, конечно, ожидаю от моего преданного друга, чтобы он был мне предан!
– А чем бы вы ему ответили? – спросила снова птичка, раскачиваясь на серебристой ветке и хлопая маленькими крылышками.
– Я вас не понимаю, – отвечала Крыса.
– Позвольте мне рассказать вам историю по этому поводу, – предложила Коноплянка.
– Не обо мне ли? – спросила Крыса. – Тогда я буду слушать; я очень люблю быть героиней.
– Она может и вас касаться, – ответила Коноплянка и, слетев вниз, села на скамейку и принялась рассказывать о преданном друге.
– Однажды, – так начала она, – жил-был маленький честный мальчуган, звали его Гансом.
– Он был выдающейся личностью? – спросила Крыса.
– Нет, – отвечала Коноплянка, – в нем не было ничего особенного, кроме доброго сердца и смешного, круглого и добродушного лица. Он жил в маленькой хижине, совершенно один, и ежедневно работал у себя саду. И во всей округе не было сада лучше, чем у него. Там росла турецкая гвоздика и левкой, пастушья сумка и французский бельдежур. Были там и пышные розы, красные и желтые, лиловые крокусы и голубые фиалки. Лилия и сердечник, майоран и васильки, первоцвет и ирисы, нарцисс и розовая гвоздика цвели в изобилии в продолжение многих месяцев; один цветок сменялся другим, радуя глаз и наполняя весь сад нежным ароматом.
У Маленького Ганса было много друзей, но самым преданным из всех был Мельник Гуго. И правда, богатый Мельник был так предан Маленькому Гансу, что никогда не забывал, проходя мимо его сада, перегнувшись через изгородь, нарвать букет цветов или захватить охапку душистых трав; а когда поспевали фрукты – наполнить свои карманы вишнями и сливами.
– Настоящие друзья должны всем делиться, – говаривал Мельник, а Маленький Ганс кивал головой и улыбался, гордясь, что у него есть друг с такими благородными взглядами.
Соседи же иногда удивлялись, что богатый Мельник никогда ничем не благодарил Ганса, хотя сотни мешков муки были сложены про запас в его мельнице, а на полях паслись шесть молочных коров и большое стадо длинношерстных овец. Но Ганс никогда не задумывался над этим и испытывал величайшее наслаждение, выслушивая красноречивые рассуждения Мельника о бескорыстной и верной дружбе.
Так Маленький Ганс работал в своем саду. Весной, летом и осенью он бывал вполне счастлив; но когда наступала зима и ему нечего было больше продавать на рынке – ни цветов, ни фруктов, то он сильно страдал от холода и голода и нередко ложился в постель, поужинав лишь несколькими сушеными грушами или твердыми орехами. Притом зимой он был так одинок, ведь Мельник не приходил навещать его.
– Мне совсем незачем идти к Маленькому Гансу, пока снег покрывает землю, – говорил Мельник своей жене. – Ведь когда люди терпят нужду, их следует предоставлять самим себе, посетители не должны докучать им. Таков мой взгляд на дружбу, и я не сомневаюсь в том, что прав. Вот я подожду прихода весны и тогда уж навещу Ганса; тогда ему можно будет подарить мне корзину первоцвета, что доставит мальчику большую радость.
– Ты всегда очень заботишься о других, – отвечала ему жена, сидевшая в удобном большом кресле перед приветливо пылавшим в камине огнем, – право, ты очень заботлив. Слушать твои рассуждения о дружбе – чистое наслаждение! Я уверена, что даже священник не мог бы говорить так хорошо, несмотря на то что он живет в трехэтажном доме и носит золотое кольцо на мизинце.
– А нельзя ли позвать Маленького Ганса сюда? – спросил младший сын Мельника. – Если бедному Гансу плохо живется, я отдам ему половину моего супа и покажу ему моих белых кроликов.
– Глупый мальчишка! – вскричал Мельник. – Я не понимаю, какая польза в том, что ты ходишь в школу. Ты, по-видимому, ничему там не выучишься! Да ведь если Маленький Ганс придет сюда и увидит наш пылающий камин, хороший ужин и большие бочки славного красного вина, он, чего доброго, может позавидовать нам, а зависть – ужасное чувство и может испортить всякого. Я же, конечно, не допущу, чтобы Ганс стал хуже. Я его лучший друг и всегда буду следить за тем, чтобы уберечь его от всяких искушений. Кроме того, если бы Ганс пришел сюда, он бы мог попросить у меня в долг муки, а на это я никак не могу согласиться. Мука – одно, а дружба – другое, смешивать эти две вещи не следует. Эти слова и пишутся по-разному, и имеют совершенно разный смысл – кажется, это ясно всякому!
– Как прекрасно ты говоришь, – заметила жена Мельника, выпивая залпом большой стакан подогретого эля. – На меня даже нападает дремота: совсем как в церкви!
– Многие люди хорошо поступают, – отвечал Мельник, – но очень немногие хорошо говорят; это значит, что говорить гораздо труднее, чем действовать, и что слова более ценны, чем дело, – и он сурово посмотрел через стол на своего маленького сына, который почувствовал себя совершенно пристыженным, опустил голову, покраснел и начал ронять слезы в чай. Но, вспомнив, что он был еще так мал, вы, наверное, простите его…
– И это конец истории? – спросила Водяная Крыса.
– Конечно, нет, – отвечала Коноплянка, – это только начало.
– В таком случае, вы совсем отстали от века, – заявила Водяная Крыса. – Всякий хороший рассказчик теперь начинает с конца, потом переходит к началу и заканчивает серединой. Это новая метода. Я слышала об этом от одного критика, который недавно гулял здесь вокруг пруда с каким-то молодым человеком. Он очень много распространялся по этому поводу и должен быть прав уже потому, что у него были синие очки и плешивая голова, и на всякое замечание юноши он презрительно замечал: «Глупости!» Но, пожалуйста, продолжайте ваш рассказ. Мне чрезвычайно нравится Мельник. Я сама преисполнена высоких чувств и очень ему симпатизирую.
– Хорошо, – сказала Коноплянка, прыгая с ноги на ногу. – Как только прошла зима и первоцвет начал развертывать свои бледно-желтые звездочки, Мельник объявил своей жене, что пойдет навестить Маленького Ганса.
– Ах, какое у тебя чудное сердце! – вскричала жена. – Ты всегда думаешь о других. Смотри не забудь взять большую корзинку для цветов.
И вот Мельник, закрепив крылья своей мельницы крепкой железной цепью, с корзинкой в руке спустился с холма в долину.
– Здравствуй, Маленький Ганс, – сказал он.
– Здравствуйте, – отвечал Ганс, нагнувшись над своей лопатой и широко улыбаясь.
– Ну как ты провел зиму?
– Вы очень добры, что спрашиваете об этом, – воскликнул Ганс, – мне подчас приходилось тяжело, но теперь, когда пришла весна, я снова счастлив, да и мои цветочки тоже.
– Зимой мы часто вспоминали о тебе, Ганс, и думали о том, как ты поживаешь.
– Вы очень добры, – повторил Ганс, – а я уже думал, что вы совсем забыли меня.
– Ганс, ты меня удивляешь, – сказал Мельник, – друзей не забывают. В этом и состоит прелесть дружбы; но я боюсь, что ты никогда не поймешь поэтической стороны жизни. Кстати, как хорош твой первоцвет.
– Да, он действительно красив, – согласился Ганс, – и как хорошо, что его у меня много. Я отнесу эти цветы на рынок и продам дочери бургомистра, а на вырученные деньги выкуплю свою тачку.
– Выкупишь тачку? Кажется, ты хочешь сказать, что заложил свою? Неужели ты сделал такую глупость?
– Дело в том, что мне пришлось это сделать. Видите ли, эта зима была очень тяжелая для меня, и у меня совсем не было денег, чтобы купить хлеба. Поэтому я сначала заложил серебряные пуговицы от моей праздничной куртки, потом мою серебряную цепочку, потом большую трубку и, наконец, мою тачку. Но теперь я все это снова выкуплю.
– Ганс, – сказал Мельник, – я дам тебе свою тачку; она не совсем исправна – один бортик сломан и со спицами тоже что-то неладно; но все-таки я дам ее тебе. Я знаю, что это чрезвычайно великодушно с моей стороны, и многие назвали бы меня безумным за то, что я отдаю ее, но я не таков, как другие. Я думаю, что великодушие – это основа дружбы, и, кроме того, я купил себе новую тачку. Ты можешь быть спокоен: я дам тебе мою тачку.
