Кармен Гайте - Красная Шапочка на Манхэттене
— Собирайся живее! — приказывала мать. — О чем ты мечтаешь? Не видишь разве, что мы опаздываем? Это только кажется, что у нас полно времени, а на самом деле впереди долгая, очень долгая дорога.
Она надевала на Сару непромокаемый плащ, даже если за окном сияло солнце, и брала корзинку, накрытую салфеткой в черно-белую клетку. Под салфеткой стоял торт.
— Корзинку понесешь ты. Бабушке будет приятно, если ты отдашь ей торт.
— Бабушке все равно. Она не обратит внимания.
— Не спорь со мной. Надеюсь, мы ничего не забыли.
Проверив, выключен ли газ, лежит ли на холодильнике на видном месте записка для мужа и не текут ли краны, миссис Аллен открывала сумочку и перебирала ее содержимое, называя вслух каждую вещь:
— Посмотрим. Ключи, очки, кошелек… Мелочь на метро понесу в кулаке. Подержи-ка минутку мой зонтик.
Она запирала дверь на три замка, расположенных на разной высоте, и вызывала лифт. Тут она крепко брала Сару за руку и не отпускала до тех пор, пока они не оказывались у бабушки.
Сара смотрела в зеркало, висевшее в лифте, потом на улице рассматривала краем глаза свое отражение в витринах, мимо которых они проходили по дороге к метро. Ей не нравилось, что мать держит ее руку так крепко, но вырваться она и не решалась. Она смотрела в небо, видневшееся между зданиями.
— Зачем ты надела на меня плащ, если сегодня нет дождя? — спрашивала она недовольно.
— Заранее никогда нельзя сказать, — отвечала миссис Аллен. — Я вот тоже взяла зонтик, видишь? Лучше перестраховаться. Не забывай, впереди долгая дорога, это только кажется, что бабушка живет не так уж далеко. Мы вернемся только к вечеру, а по телевизору сказали, что сегодня переменная облачность. И еще сказали, что во Флориде ожидается ураган, в Миннесоте наводнение отрезало пять крупных магистралей, в центре Европы зреет антициклон, который двинется на Средиземноморье, и еще…
Сара переставала ее слушать и принималась рассматривать людей. Негра, продававшего с тележки бананы, мальчишку в наушниках, который ехал на мотоцикле. Блондинку на высоких каблуках, старика, который, примостившись на ступеньках, играл на флейте; она рассматривала вывески, держась за руку матери и дожидаясь, когда зажжется зеленый свет, чтобы перейти на другую сторону. Наконец они оказывались у метро. Они входили вместе с толпой, проходили турникеты, пропускавшие пассажира, когда он бросал в прорезь два золотых жетона, которые миссис Аллен покупала в специальном окошечке, отстояв очередь. В окошечке за толстым стеклом виднелся человек с лицом шоколадного цвета, который монотонно, как заводная кукла, раскладывал позолоченные фишки и выдавал их пассажирам, опуская в овальный металлический желобок. Чтобы ответить пассажиру, он подносил к губам маленький микрофон, похожий на гриб, которые обычно рисуют в сказках про карликов и ведьм. На мгновение миссис Аллен выпускала руку Сары, чтобы забрать жетоны и сдачу.
— Подержи зонт, — приказывала она.
Для Сары это были очень волнующие мгновения. У нее в кармане всегда хранилась пара золотых жетонов для проезда в метро. Как-то раз эти жетоны вывалились из кармана отцовской куртки, небрежно брошенной на спинку стула, и когда отец спал, девочка их подобрала. Она отходила на несколько шагов от матери и рассматривала отверстие, куда их бросали, испытывая невыносимое желание броситься бежать — прямо так, в красном плаще, с зонтиком и корзиной в руках. Пройти сквозь турникеты, переступить невидимый порог и затеряться одной среди толпы, двигавшейся в сторону Манхэттена. Но она ни разу даже не попыталась.
Они спускались на перрон. Миссис Аллен нервничала и крепче стискивала руку Сары. Среди пассажиров, толпившихся на перроне, одни казались ей подозрительнее других. От этого зависел выбор вагона, в который они садились, когда наконец приезжал поезд — он влетал на перрон с такой скоростью, словно и не думал останавливаться. Когда они садились в вагон, Саре в голову сразу же начинали лезть разные мысли, и она с любопытством рассматривала тех людей, от которых мать пыталась ее отвлечь. Миссис Аллен расстегивала ей верхние пуговицы плаща, чтобы потом, когда они выйдут на улицу, Сару не просквозило. О сквозняках, жаре и бурях она знала все. Она ежедневно говорила о них по утрам со стариками в больнице, теми самыми, что любили ее больше родной матери, как она часто со вздохом повторяла. Она не пропускала ни одной метеорологической сводки по телевизору, а потом обсуждала с ними услышанное. Зато фильмы про любовь и приключения казались ей скучными. Об этом она тоже говорила со стариками из больницы, которые неизменно поддакивали: одни — потому что сами так думали, другие — чтобы она поскорее оставила их в покое.
— Ну как в это можно поверить, — говорила она, кормя стариков с ложки куриным супом или укрывая их клетчатым пледом, — где это видано, чтобы человек перепрыгивал с одной крыши на другую или чтобы у женщины была змеиная морда?
— На Манхэттене еще не то увидишь, миссис Аллен, — невозмутимо отвечал ей какой-нибудь старик.
Но даже если это было чистой правдой, миссис Аллен не желала, чтобы Сара смотрела по телевизору такие фильмы. Еще ее раздражало, когда Сара глазела на пассажиров, когда они ехали в метро навещать бабушку.
— Что ты уставилась на этого человека?
— Он разговаривает сам с собой.
— Ну и пусть себе разговаривает. Разве ты не видишь, что кроме тебя никто на него не смотрит?
— Бедненький, поэтому я на него и смотрю.
— Какое тебе до него дело? Это касается только его самого.
В нью-йоркском метро часто можно встретить людей, которые разговаривают сами с собой. Одни говорят шепотом, чуть слышно шевеля губами, другие кричат, третьи произносят целые проповеди, словно священники. Обычно такие люди одеты неряшливо, волосы у них растрепаны, и хотя они то и дело громко обращаются к окружающим, называя их «братья» или «граждане», их слова разбиваются о непроницаемую стену молчания и безразличия. Никто не обращает на них внимания.
— Пересядь-ка в тот угол, Сара, сейчас там освободится место. Вы позволите? — говорила миссис Аллен прокладывая себе путь и подталкивая Сару, когда замечала, что внимание девочки занято одним из таких неопрятных крикунов.
Сару страшно злило, что мать разговаривает с ней в метро, потому что она отвлекала ее от мыслей. Нигде не думалось так славно, как в метро, — возможно, именно из-за близости такого количества разных людей, незнакомых друг с другом, хотя они ехали в одном и том же вагоне. Она любила представлять себе их жизнь, сравнивать их мимику, лица, одежду. Ей казалось удивительным, что у этих людей было гораздо больше различий, чем сходств. Просто невероятно: на небольшом пространстве от волос до башмаков может уместиться столько всего сразу, что невозможно спутать одного пассажира с другим! Но она никого не могла рассмотреть как следует, потому что миссис Аллен все загораживала своим телом. Словно боялась, что Сара от одного лишь взгляда на них подцепит какую-нибудь заразу.
— Не надо мама, не расстегивай мне пуговицы, мне не жарко.
— Ну конечно, ты всегда все знаешь лучше других. Ты можешь посидеть спокойно?
— Жарко мне или нет, я действительно знаю лучше, чем ты.
— Когда мы выйдем на улицу, ты простудишься от перепада температуры, и что тогда?
— Но я же никогда не простужаюсь…
— Боже, какая болтушка! И почему у тебя такое кислое лицо?
— Мама, ну пожалуйста, оставь меня в покое.
— Ты хорошо закрыла корзинку?
— Да закрыла, закрыла. Помолчи, пожалуйста, — умоляла девочка взволнованным шепотом.
— Что с тобой? Почему ты закрываешь глаза? Тебя укачивает?
— Мамочка, оставь меня в покое. Разве ты не знаешь, мы сейчас проезжаем под рекой!
— Ну и что? Подумаешь, новость! Ты же умная девочка. Хорошо еще, что нас никто не слышит…
В начале их путешествия поезд в самом деле проезжал под рекой Ист-Ривер. Именно в это время миссис Аллен начинала приставать к Саре со своими скучными наставлениями. Сара закрывала глаза вовсе не потому, что ее укачивало или было страшно; просто ей казалось невыносимым, что мысли матери заняты ничтожными пустяками и та пытается ее отвлечь в такое величественное мгновение, когда они проносятся внутри чудесного тоннеля под тоннами речной воды. Тоннель тянулся на протяжении двух миль и назывался Бруклин-Бэттери-тоннель, потому что, минуя реку, он проходил под Бэттери-парком, расположенным на севере Манхэттена, где сливаются Гудзон и Ист-Ривер. Сара тщательно изучила все, что связано со строительством Бруклин-Бэттери-тоннеля, она даже помнила дату, когда началось его строительство, — 1905 год, но все это не имело отношения к тому особому состоянию, которое она переживала при мысли, что над ними течет река. Проезжать по Манхэттену под рекой было еще одним доказательством того, что на этом острове возможно все. Голова у Сары шла кругом, как мельница, и в ней рождались сотни вопросов, которые она хотела задать бабушке Ребекке, едва они перешагнут порог ее дома.
