Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том III
И он умолк, ожидая ответа. И когда царь Захр-шах услышал эти слова, он поднялся на ноги и облобызал чинно землю, и присутствующие удивились смирению царя перед послом, и ошеломлен был их разум. А потом царь восхвалил высокого и милостивого, и сказал, продолжая стоять: «О великий везирь и благородный господин, послушай, что я скажу. Мы – царя Сулейман-шаха подданные, и породниться с ним для нас почетно, и мы жаждем этого. Моя дочь – служанка из служанок его, и величайшее желание мое, чтобы стал он моей поддержкой в нужде и опорой». И потом он призвал судей и свидетелей, и они засвидетельствовали, что царь Сулейман-шах уполномочил своего везиря заключить брак. И царь Захр-шах заключил договор своей дочери, предовольный.
А потом судьи утвердили брачный договор и пожелали супругам успеха и удачи, и тогда везирь поднялся и велел принести доставленные им подарки и дорогие редкости и дары и поднес все это царю Захр-шаху, а после того царь принялся снаряжать свою дочь, оказывая везирю уважение, и собрал на свои пиры и великих и низких.
И он устраивал торжества два месяца, не упустив ничего, что радует сердце и око. И когда все нужное для невесты было полностью готово, царь приказал выставить шатры.
Их разбили вне города и сложили материи в сундуки и приготовили румийских невольниц и прислужниц-турчанок, а царь отослал вместе с невестой ценные сокровища и дорогие камни. И, кроме того, он сделал ей носилки из червонного золота, вышитые жемчугом и драгоценностями, и назначил для одних этих носилок двадцать мулов, чтобы их везти. И стали эти носилки подобны горнице среди горниц, и владелица их была точно гурия из прекрасных гурий, а купол над ними напоминал светлицу из райских светлиц. И сокровища и богатства увязали, и они были нагружены на мулов и верблюдов. И царь Захр-шах проехал с отъезжающими расстояние в три фарсаха, а потом он простился с везирем и с теми, кто был с ним, и вернулся в родной город, радостный и спокойный. А везирь поехал с царской дочерью и непрестанно проезжал остановки и пустыни…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто девятая ночь
Когда же настала сто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь отправился с дочерью царя и поехал, непрестанно проезжая остановки и пустыни и ускоряя ход и ночью и днем, пока между ним и его страною не осталось три дня пути. И тогда он послал человека, чтобы известить царя Сулейман-шаха о прибытии невесты. И гонец поспешно поехал и, прибывши к царю, сообщил ему, что невеста прибыла. И царь обрадовался и наградил посланца и велел войскам выходить в великолепном шествии навстречу невесте и тем, кто с нею, в знак уважения, и чтобы они были в лучших одеяниях и развернули бы над головам знамена.
И войска исполнили его приказание. И глашатай закричал, чтобы в городе не оставалось ни девушки-затворницы, ни почитаемой госпожи, ни разбитой старухи, которая бы не вышла встречать невесту. И они все вышли навстречу ей, и знатные среди них старались ей услужить. Они сговорились отвести ее к ночи в царский дворец, а вельможи царства решили украсить дорогу и стояли, пока невеста не проследовала мимо, в предшествии евнухов, и невольницы шли перед нею. И одета она была в платье, которое дал ей отец. Когда она приблизилась, войска окружили ее, справа и слева, и носилки с нею двигались до тех пор, пока не достигли дворца. И никого не осталось, кто бы не вышел посмотреть на нее, и начали бить в барабаны, играть копьями и трубить и трубы. И вокруг веял аромат благовоний, и трепетали знамена, и кони неслись вперегонку, пока шествие не прибыло к воротам дворца.
И слуги поднесли носилки к потайной двери, и местность осветилась блеском царевны, и во все стороны засияли драгоценности, украшавшие ее. А когда подошла ночь, евнухи открыли вход в палатку и встали вокруг входа, а потом пришла невеста, и она, среди рабынь, была как месяц среди звезд, или бесподобная жемчужина между нанизанным жемчугом.
И она вошла внутрь шатра, где ей поставили мраморное ложе, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и села на это ложе, и тогда вошел к ней царь (а Аллах заронил в его сердце любовь к девушке) и уничтожил ее девственность, и прошло тогда его волнение и угнетенность.
И он пробыл подле нее около месяца, и она понесла от него в первую же ночь, а когда месяц окончился, царь вышел и сел на престол своего царства и справедливо судил своих подданных, пока не исполнились ее месяцы.
А в конце последней ночи девятого месяца, на заре, пришли к ней потуги, и она села на кресло разрешения. И Аллах облегчил ей роды, и она родила мальчика, на котором блестели признаки счастья. И когда царь услышал о сыне, он обрадовался великой радостью и подарил возвестившему об этом большие деньги и, счастливый, отправился к мальчику и поцеловал его меж глаз, радуясь его чудной красоте. И на нем оправдались слова поэта:
Крепостям величия послал Аллах в этом юношеЛьва сурового, и звезду послал небесам властей.Его видеть рад и престол царя, и копья зубец,И толпа людей, и войска в рядах, и лань быстрая.Не сажай его на грудь женщины – ведь поистинеОн найдет потом спину лошади более легкою.Отлучи его от груди ее – он найдет потомКровь врагов своих самым сладостным из напитков всех.
И затем няньки взяли этого младенца, обрезали ему пуповину, насурьмили ему глаза и назвали его Тадж-аль-Мулук-Харан[107] И был он вскормлен сосцом изнеженности и воспитан в лоне счастья.
И дни беспрестанно бежали, и годы шли, пока не стало ему семь лет, и тогда царь Сулейман-шах призвал ученых и мудрецов и повелел им обучать своего сына чистописанию, мудрости и вежеству. И они провели за этим несколько лет, пока мальчик не научился тому, что было нужно. И когда он узнал все, что требовал царь, тот взял его от законоведов и учителей и привел ему наставника, чтобы тот научил его ездить на коне. И наставник обучал его этому, пока ему не стало четырнадцать лет. И когда юноша выезжал за каким-нибудь делом, все, кто его видели, были очарованы…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто десятая ночь
Когда же настала сто десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Тадж-аль-Мулук-Харан, сын царя Сулейман-шаха, стал искусен в езде на коне и превзошел людей своего времени крайней прелестью, и он был так прекрасен, что когда он выезжал по какому-нибудь делу, все, кто его видели, очаровывались им. И о нем слагали стихи и благородные люди позорились, влюбляясь в него, такою он отличался сияющей красотой, и сказал о нем поэт:
Обнялись мы с ним, и упился я его запахом:Он – младая ветвь, что напоена ветром веющим.Точно пьяный он, что вина не выпил, а только лишьОт пьянящей влаги слюны его охмелел он вдруг.Оказалась прелесть, вся полностью, им плененною,И поэтому все сердца пленил этот юноша.Я клянусь Аллахом, забвение не придет на ум,Пока жизни цепь тяготит меня, да и позже нет.Если жив я буду – то буду жив, лишь любя его,А умру – так смерть от любви придет, – как прекрасна смерть!
А когда ему стало восемнадцать лет, зеленый пушок пополз по родинке на его румяной щеке и украсило ее родимое пятно, подобное точке амбры, и юноша похищал умы и взгляды, как сказал о нем поэт:
Он преемником по красе своей стал ИосифуИ влюбленных всех устрашает он, появившиеся.О, постой со мной и взгляни, – быть может, увидишь тыНа щеке его халифата знак – знамя черное[108].
Или, как сказал другой:
Не увидят очи прекраснее твои зрелища,Среди всех вещей, что увидеть могут люди,Чем то пятнышко, еще юное, на щеке егоРазрумяненной, ниже глаз его столь черных.
Или, как сказал другой:
Дивлюсь я на родинку – огню она молится,Как маг, но щеки не жжет, в неверье упорная.Еще удивительней посланник в глазах его,Что знаменья подтвердит, хоть, право, волшебник он.Но вовсе не свежим пухом блещет щека его,А желчью из лопнувших с тоски по нем печеней.
Или, как сказал другой:
Я дивлюсь вопросам людей разумных, в какой землеВода жизни пьется и где течет поток ее.Ее вижу я: на устах газели изнеженной,Чьи так сладки губы и свеж пушок, на них выросший.И дивлюся я, если б встретил Муса на месте том,Этих струй поток он не вытерпел бы наверное.
И когда он сделался таким и достиг возраста мужей, его красота еще увеличилась. А затем у Тадж-аль-Мулука-Харана появились любимцы и друзья, и всякий, кто стремился к нему приблизиться, надеялся, что юноша станет султаном после смерти отца, а он будет у него эмиром.
Тадж-аль-Мулук привязался к охоте и ловле и не прекращал ее ни на один час. И его отец Сулейман-шах запрещал ему это, боясь бедствий пустыни и диких зверей, но юноша не слушался его. И случилось, что он сказал своим слугам: «Возьмите корму на десять дней», – и они последовали его приказанию».
