Дмитрий Емец - Таня Гроттер и птица титанов
У Тани закружилась голова. После известия, что Гуни и Гробыни больше нет, это выглядело как ночная прогулка призраков вокруг сельского кладбища. Однако Гуня с Гробыней мало походили на призраков. Деревья сквозь них не просвечивали. Да и прогулочка совсем не выглядела идиллической.
– Они живы! И Гробыня больше не привидение! – осторожно сказала Таня.
– Кто жив? – заорала Ритка так громко, что оберегающая их беседу руна затрещала от перенапряжения. – Ты что, Грутти, больная? Головкой ударилась? Кто жив, я тебя спрашиваю? Кто?
– Не ори на меня! Гуня и Гробыня!
Ритка смотрела на нее с замерзшей яростью.
– Иди спроси у них, кто такая мать-опекунша! Или где живут борсы! Иди, иди давай! – посоветовала она.
Таня посмотрела на Ритку и поняла. Мак сделал с Гуней и Гробыней что-то такое, что они исчезли, а остались двойники.
– Умница! – похвалила Ритка. – И года не прошло!.. А теперь десерт!.. Ты стоишь? Отлично! Выше будет падать! Черный мак уничтожен!
– Черный мак не уничтожили!
– Грутти! Очнись! Мы с Гулебом только что оттуда. В земле – метровая воронка с запеченными краями. Черного мака больше нет.
Таня посмотрела на легкие стремительные стволы берез. Подсвеченные закатным солнцем, они казались розоватыми.
– Этот мир казался таким безопасным, таким беззубым! Я думала: его можно взять голыми руками. А четверых уже нет, – беспомощно сказала Таня.
– Четверых? Вспомни, скольких послали сюда до нас! И все до одного мертвы. Проклятая старуха не оставила нам выбора! Найди птицу, Грутти, и уничтожь ее! Вся надежда на тебя!
* * *Таня отыскала Ваньку в зверинце у Тарараха. Ванька менял подстилку у химеры. Рискованное занятие, учитывая, что львиная голова пыталась его грызть, а козлиная – бодать. Появление Тани оказалось как нельзя вовремя. Обе головы отвлеклись, блея и рыча, и Ванька сумел захлопнуть клетку.
– Идем! Я обещала Сарданапалу увидеться с титанами!
– С титанами? Да как к ним сейчас прорвешься? Подвалы забиты нежитью!
– Прорвемся! Ты меня проведешь!
– Это невозможно! – сказал Ванька.
– Академик утверждает, что вы с Тарарахом отлично знаете подвалы, потому что прячете в них запрещенных зверей! Между прочим, мне могли бы сказать!
Ванька смутился. Таня различила, как он бормочет:
– Говорил я Тарараху: не может такого быть, чтобы академик не знал. Подумаешь, убивает дыханием или замораживает взглядом… А если он ранен, тогда что? Колышек ему в затылок вбить, чтоб не мучился?
– Так ты меня проведешь? – перебила Таня.
Ванька колебался.
– Опасно это. Раньше проще было. Нежить совсем с мозгами раздружилась. Даже и наверх прорываются как-то, хотя лестницы заговорены. Я вчера пришел к себе в комнату, а там у меня два хмыря душат Лилового Дядю, а он пилит их бензопилой. Весело, да?
– И что ты сделал? – Таня ожидала героического рассказа.
– А что я сделал? Ну, вышел на полчасика и подождал, пока они уйдут. Чего им мешать-то?
Таня улыбнулась. В этом был весь Ванька. Глеб на его месте пустил бы в ход бамбуковую трость, и долго бы еще по этажу летали разрозненные кости.
Когда через час они встретились, Ванька держал в руках сверток.
– Это тебе! Лови! – крикнул он, бросая его издали.
Таня попыталась поймать, но не удержала и, ухнув, присела, не готовая к его неожиданной тяжести. В свертке оказалась старая офицерская шинель с подшитыми цепями. Чтобы цепи не терли, изнутри была пристрочена подкладка из ватника. Таня озадаченно разглядывала всю эту конструкцию.
– Предупреждать надо! А цепь зачем?
Ванька набросил ей на плечи шинель и принялся сосредоточенно затягивать Таню самодельным ремнем.
– Цепь нужна, чтобы у нежити появился повод сходить к зубному, – объяснил он.
– Думаешь, не прогрызут?
– Прогрызут, конечно, никуда не денутся. Но не сразу. Идея не моя – Тарараха. Размер, кстати, тоже его, так что если будет великовато – не удивляйся!
Таня ничему не удивлялась. От старой шинели пахло хмырями. Стиркой Ванька с Тарарахом не заморачивались. Цепь начиналась от колена и шла до шеи. Конечно, плотного прилегания между кольцами не было, но все равно прочнее драконбольной куртки. С этим не поспоришь.
– А ты?
Ванька пробормотал, что у него прекрасный свитер, ужасно толстый, и принялся торопливо застегивать Тане пуговицы. Таня поняла, что он отдал ей свою защиту. С ее точки зрения, это нелепый, лишенный логики выживания поступок, но все равно в нем что-то было. Что-то вызывавшее у Тани тревогу и недоверчивую радость.
– Ну что, всунул меня в свою кубышку? Потопали!
До зимы было далеко, но каменный Тибидохс всегда отличался сыростью. В Жилой башне домовые топили печи, но остальные башни были в удручающем состоянии. Протопленные классы сменялись ледяными лестницами, где сквозняки свистели в незаделанных дырах рассохшейся кладки.
Час был поздний. Почти все ученики и учителя Тибидохса разошлись по комнатам и старательно заперли двери на ночное заклинание Дрыхнус беззадненогус, срабатывающее как на красные, так и на зеленые искры.
Нежить кучковалась внизу лестницы. Сверху казалось: ветер перекатывает большие комья пыли. Серые кучки нежити то, сталкиваясь, разрастались, то распадались, то вытягивались цепочкой. Изредка кто-то из мертвяков или хмырей пытался поставить ногу на лестницу, но его отбрасывало бьющей от статуи Древнира красной молнией. На выщербленном мраморе оставался холмик праха.
– И Поклеп еще уверяет, что он гуманист! – сказал Ванька.
– Может, это Зуби?
– Не, молнии – это не ее почерк. Слишком кровожадно. Зуби предпочитает более сложные ловушки. Посмотри туда! Вот это – Зуби!
Таня увидела, что целая толпа нежити бежит гуськом, затылок в затылок. Злобная, молчаливая, целеустремленная, она обегала выступ каменной стены, увенчанный небольшим балкончиком, толкаясь, протискивалась в узкий проход, задирала голову, петляла, а потом выскакивала с противоположной стороны и снова лезла под балкон.
– Бег по кругу? – спросила Таня.
– Хуже. Заклинание одуряющей бесцельности. Ну, вроде как у людей: сон – хмурое утро в транспорте – работа – обратная дорога – какое-нибудь скомканное удовольствие вроде телевизора – сон. И глухое, накапливающееся раздражение на жизнь.
– А какое у нежити скомканное удовольствие? – спросила Таня.
– Пищевое. Когда они бегут под балкончиком, сверху падает гнилая селедка. Но достается она тому, кто пробежал полный круг… Самое интересное, что заклинание-то пустяковое! Чтобы разорвать магию, достаточно на секунду остановиться и отыскать цель вне повторяющихся действий. Какую-нибудь светлую, большую, радостную цель. Или просто поднять лицо к небу.
– Тут нет неба. Тут подвал.
– В том-то и дело!
Ванька озабоченно протер свое кольцо свитером, чтобы боевые искры были ярче.
– Незаметно проскочить не удастся. Тут их целая толпа, а дорога одна. Заклинания от нежити не забыла?
– Да не вопрос!
Ванька все еще сомневался. В нем было столько заботливости, что Таню она раздражала. Ей казалось, что заботливость это не мужская, а родительская. Не хватало только, чтобы он вытирал ей нос тряпочкой.
– Ну смотри! Не перепутай ничего! С мертвяками не разговаривать, на их вопросы не отвечать, подарков от них не брать! Мотис-ботис-обормотис действует против обычных болотных хмырей, но не работает против харизматических…
– Слушай! Да знаю я все! Не читай мне лекций! – взорвалась Таня.
– Я о тебе пекчусь!
– «Пекчись» о ком-нибудь другом!
– Хорошо, – терпеливо согласился Ванька. – Просто я чаще твоего контактирую с этими товарищами и знаю, чего надо бояться. И самое важное! Не атакуй всю нежить подряд, а только ту, что на тебя нападает! Нам ни в коем случае нельзя бесить всю толпу! Нас тогда просто сметут! Я, конечно, буду любить тебя и с обгрызанными ушами, однако…
– Валялкин!
– Все-все, молчу!
Таня с Ванькой не решались расстаться с безопасной лестницей. Перед ними шевелилась плотная толпа нежити. Нежить переминалась на месте, сопела, ухала, бормотала. Неожиданно вперед выскочил плотный хмырь. Увидев Таню, он издал пронзительный вопль и прыгнул, распластавшись в воздухе. Молния, ударившая из статуи Древнира, лишь опалила ему щеку.
Хмырь летел на Таню. Готовая достойно встретить его, она отвела назад руку с ножом-невидимкой, но Ванька оттолкнул ее. В результате хмырь обрушился на Валялкина и вцепился зубами ему в ботинок.
– Ну и зачем ты это сделал? Чего ты добиваешься? – спросил Ванька тем терпеливым медицинским голосом, которым он обычно разговаривал с кусающимися животными.
– Ненавижжжу! Приперлиссссь со своей Танечкой! Чтоб вы сдоххххли! У вас вскипит мозг! Черви выпьют вам глазззза! – прошипел хмырь, не выпуская ботинка.
– Твоимус устамус! – с перстня у Ваньки сорвалась зеленая искра.
