Алена Бессонова - Жил-был воробей, или Зачем нужно ходить в школу
В это же время Сенька и ещё десять воробьев сидели на заборе живодёрни. Они терпеливо ждали, когда остальные закончат свою работу. Как только ватага, забив все щели, улетела восвояси, Сенька с друзьями поднялись в воздух. Воробьиный путь лежал к автобусной остановке. Там их интересовали только курящие мужчины. Птицы, как фокусники, выхватывали из рук курильщиков дымящие сигареты и улетали прочь.
Если тлеющий окурок сунуть в щель, забитую сухой травой, бумагой и тряпками – будет пожар! В этом и состояла мысль, возникшая в Сенькиной голове. Пожар должен отвлечь живодёров от собачьих клеток. Недаром Сенька посещал уроки истории.
– На войне, как на войне! – подумал Сенька, когда услышал истошный крик собачника – живодёра
– Пож-а-а-р! Кара-у-у-ул!
– Не мы первые начали, – заметил голубь Пьер, – Сенька, все живодёры тушат пожар. Пора открывать двери.
Голуби разлетелись парами, и по команде Пьера разом приподняли тяжёлые крюки на дверях клеток – освободили собак.
– Вперёд, Лютый! – закричал Сенька, присев между ушами на голову собаки. – К реке. В порт! Пусть пока не море, зато вода и корабли. Вперёд, Лютый!
Зиму пёс с воробьём подкармливались в порту, весной решили проситься на корабль. Тыкались туда-сюда, везде гнали, не били, но и не привечали.
Однажды, совсем отчаявшись, воробей грустно сказал псу:
– Помнишь, Лютый, когда мы с тобой жили у Филипендулы, я в школу каждый день летал – учился. Попал однажды на урок литературы в старших классах. Учительница читала книгу про Аннушку. Она масло разлила. Помнишь? Я тебе рассказывал.
– Как не помнить, – улыбнулся пёс. – Крепко мы тогда наказали кота Сильвера.
– Так вот, – продолжал воробей, – ничего я тогда не понял. Видно, не дорос. Но, кое-что в голове осталось. В этой книге один сильно могущественный дядька сказал: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут». Хватит, Лютый, по кораблям шататься, напрашиваться. Пошли на скалу, корабли встречать, может, кому глянемся…
Глава пятая. Всемирная слава им не
повредит!
Алексей Михайлович был капитаном большого пассажирского судна. Всю навигацию1 теплоход возил людей от истока огромной реки до его устья и обратно. Капитан пришёл на судно пять лет назад, после окончания мореходного училища. Мечтал о море, но пришлось пойти на реку, набираться опыта управления судном и командой. Три года Алексей Михайлович был старшим помощником капитана, а теперь второй год служил капитаном.
Никто на судне не называл Алексея Михайловича по имени отчеству, молод был. Сам капитан не настаивал. Ему нравилось, когда матросы называли его просто Капитаном, а старший корабельный состав просто Алексеем. Алексей, будучи ещё семилетним Лёшкой, сбежал из детского дома, куда его пристроила тётка после гибели в автокатастрофе родителей. Лешку, голодного, больного приютил у себя в доме офицер с военного корабля под названием «Лютый». Потом офицер похлопотал, мальчишку приняли юнгой к нему же на корабль. Едва Лешка подрос – его отправили учиться в мореходное училище. Смышлёным оказался малец. Потому, сколько Алексей себя помнил, он всегда был на воде. Уже, будучи капитаном, знал Алексей Михайлович реку как свои пять пальцев. Мог с закрытыми глазами рассказать, какой утёс появится за поворотом реки, сколько на нем растёт берёзок, сколько лежит камней, где на правом берегу – гнездовье цапель, где на левом – омут, и какие там водятся сомики.
Однажды Алексей позвал боцмана на капитанский мостик:
– Смотри, боцман, – сказал капитан, вглядываясь в серую прибрежную дымку, – сейчас за поворотом появится скала…
– Появится! – кивнул боцман, он тоже знал реку, как свои пять пальцев. – Куда же ей деться? Она здесь испокон веков стоит.
– На ней будет стоять собака, – продолжал капитан. – Третий рейс её вижу. Стоит, как памятник, не шелохнётся. На голове у собаки сидит птичка. Совсем маленькая, еле видная, наверное, воробей.
– Может, ждёт кого? – предположил боцман. – Собаки верные бывают, вернее людей…
– Знаешь, боцман! – начал вспоминать Алексей, – на военном корабле, где я юнгой служил, держал наш капитан, вопреки всем запретам, собаку, Сайдой звали. Огромная была, красивая. Порядок любила, всех крыс на корабле вывела. Матросы её, как огня, боялись. Чуть что не так, она и укусить могла. Маяк в ночи первой видела. Если Сайда залает, значит, берег близко. Однажды ощенилась тремя кутятами. Старпом наш в это время со службы уходил, одного кутька забрал, назвал Лютым, в честь корабля. Мне тогда сильно щеночка хотелось, но нельзя было двум собакам на одном судне. Остальных кутят тоже по кораблям растащили. Лютый был особой собакой, у него между ушами большое белое пятно, красавец! Жаль только, старпом, как на берег со службы вышел, так в скорости и помер…
– Эх, ты! – с сожалением воскликнул боцман. – А собака?
– Я к нему в дом заходил – хотел собаку забрать. Он ведь одинокий был – ни жены, ни детей. Да не вышло. Соседка его, злая такая бабка, даже за ворота меня не пустила. Дверь прямо перед носом закрыла, а в щёлочку прошипела, что сдох у старпома щенок.
– Ты поверил? – огорчённо спросил боцман.
– Не поверил. А что делать? Не силой же у старухи щенка отбирать. Смотри, боцман, скала!
Действительно, скала появилась, как только русло реки круто повернуло. На скале, не шелохнувшись, стояла большая лохматая собака с белым пятном между ушей. На этой отметине, также, не шелохнувшись, сидела маленькая птичка, по виду воробей.
– Позови её, Алексей, – прошептал боцман. – Может, встрепенётся…
– Лютый, Лютый! – закричал что было мочи капитан.
Собака встрепенулась и, недолго думая, бросилась со скалы в воду. Вынырнув из чёрной воды, подождала, пока воробей усядется между её ушей – поплыла к кораблю.
– Стоп, машина! – приказал капитан, – Собака за бортом, будем брать!
Так началась новая жизнь Лютого и его друга воробья Сеньки. Не на море, правда, на реке. Так ещё не вечер, жизнь длинная, всё ещё может быть!
Когда друзья обустроились на корабле, Лютый заметил:
– Хорошую, однако, книгу читала учительница! Ты не запомнил, как она называется?
– Как не запомнил? «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, – задумчиво ответил воробей. – Не дорос я ещё до неё. Вот перейду в старшие классы, обязательно прочту. Её первую и прочту…
Команда теплохода неразлучную парочку полюбила и всячески баловала, да и пассажиры тоже вниманием не обделяли. Сеньке с Лютым на корабле было хорошо.
Однажды, когда воробей на очередной стоянке отлучился в город и опоздал, Алексей задержал рейс. Сеньке, конечно, попало, но не очень. Он же не просто так в город отлучался, он в школу летал учиться. Школу воробей искал просто – где много ребятни, там и школа. Садился на подоконник и слушал.
– Что ты в эту школу летаешь? – недоумевал Лютый, – Не лень тебе таскаться по жаре. Ты и так умный!
– Глупый ты, Лютый! – отвечал ему Семён, – Я умный, потому что учусь! Сейчас я языки разные изучаю!
– А это тебе зачем? – засмеялся пёс.
– Два раза глупый ты, Лютый! – рассердился воробей. – Знаешь, какая самая большая мечта у нашего капитана? Водить суда по морям – океанам. Позовут его скоро на такой корабль. Обходим мы с ним все страны. А как разговаривать будем? Например, в Марселе с французскими воробьями или в Ливерпуле с портовыми английскими собаками. Вот! – поднял вверх указательное пёрышко Сенька.
– Никак! Если языки знать, со всем миром можно разговаривать, всех понимать, со всеми дружить.
– Ну, ладно! – смилостивился пёс. – Летай в свою школу, изучай языки, может, меня какому научишь…
Навигация на реке подходила к концу. Осень пришла, раззолотила листвой деревья, захрясла лилиями и камышами прибрежные отмели. Вот тогда и случилась на теплоходе беда. Да какая!
Боцман делал плановый обход теплохода, проверял состояние спасательных средств: лодок, плотов, кругов. Откинул брезент и ахнул – днище лодок оказалось в нескольких местах погрызено. Такие посудины не только не спасут, а напротив могут помочь утонуть, причём, очень быстро. Погрызено было и несколько кругов. Боцман кинулся к капитану:
– Алексей, беда! – заголосил боцман. – Лютый лодки, круги грызёт, зубы точит. Надо собаку списывать на берег. Беда сама придёт, если оставишь! Не на чем будет людей спасать, если вдруг, что…
– Типун тебе на язык, боцман! – на ходу крикнул капитан, направляясь к лодкам.
Алексей долго осматривал испорченный инвентарь, качал головой, сокрушался:
– Непорядок! – строго сказал капитан, обращаясь к боцману, – прикажи столяру и плотнику заняться лодками. Только Лютый здесь ни при чём, это крысы. Их с корабля нужно гнать. Этим займётся Лютый. Его мать, Сайда, крыс с корабля гоняла так, что при подходе нашего судна к пирсу даже портовые крысы по щелям конопатились. Не вылезали пока мы опять в море не уйдём…
