Игорь Стрелков - Сказки Заколдованного Замка
— Так что же… — берегиня вдруг всхлипнула в унисон с продолжающими рыдать девицами у камина. — Значит, моя госпожа так и будет выдана замуж не по любви? Я этого не вынесу! У Горамышца домовой-хранитель тупой как пробка и некрасивый. А у Лбопролома и того хуже — старый и жадный, словно горный гном на пенсии. А главное, оба уже женаты! По обычаю, дворцовые берегини выходят замуж за домохранителей из домов супругов их повелительниц. Мне что, второй женой к ним идти или вовсе в «старых феях» оставаться? И-и-и-и!!! — Повелитика упрятала личико в белый кружевной платочек, сразу подозрительно потемневший.
— Ну, не надо так расстраиваться! — трэльф осторожно вынул из её пальцев пустую кружечку, достал из воздуха белую бутылочку, наполнил ёмкость прозрачной зелёной жидкостью и снова протянул соседке: — Выпейте вот это. Моё фирменное изделие! «Печалеутолитель Краставаца». Слабоалкогольный. Сладенький.
Красавица автоматически поднесла кружку к губам, опорожнила и через несколько секунд, улыбнувшись, протянула за добавкой.
— Не советую! — прокомментировала Голова-в-Шлеме. — А то скоро как он позеленеете.
Берегиня испуганно оттолкнула уже налитый стакан. Трэльф со вздохом разочарования обиженно взглянул на хозяина, но промолчал. Затихли и плакальщицы у камина: принцесса уже спала безмятежным молодым сном на кушетке, а служанка примостилась у неё в ногах прямо на ковре.
— Краставац! Фаэтине обеспечь сон про рыцаря-жениха. Молодого и красивого. В качестве образца… ну, возьми хоть моего предка с той картины. — Голова-в-Шлеме кивнула на недавно изученное принцессой полотно. — Служанка пусть без снов отдыхает. А на рассвете сам ей приснись, чтобы вскочила как ужаленная и успела привести в порядок вещи госпожи. Путь-то неблизкий. Выполняй.
— Слушаюсь, благородный господин! — огуречный трэльф печально кивнул и испарился.
Через минуту берегиня заметила его на упомянутой картине. Прижимая лапки к тому месту, что у него соответствовало груди, Краставац кланялся возмущённой даме, доказывая, что (исключительно по воле хозяина) обязан забрать у нее на время коленопреклонённого кавалера:
— Верну утром на место всенепременно. Не сомневайтесь, — всё ниже кланялось чудище.
В свою очередь, пока трэльф объяснялся с его дамой, рыцарь в венке, смущённо потупившись, украдкой то и дело бросал заинтересованные взгляды на спящую принцессу.
— Милорд! Умоляю, не прогоняйте нас из замка! — заметив, что наблюдающая за сценой ревности на картине Голова-в-Шлеме пришла в хорошее настроение, берегиня вновь перешла в наступление. Прижав ладошки к корсажу платьица, Повелитика, игнорируя правила этикета и веления собственной гордости, опустилась на колени:
— Вы были моей последней надеждой! Вы так могущественны и благородны, так умны и снисходительны!
— Стоп-стоп-стоп, — нахмурился рыцарь-маг. — Вот только давайте без лести. Терпеть её не могу. — Он помолчал некоторое время. — А почему бы и нет в конце концов? Может, действительно развлечься немного, тряхнуть стариной? Вдруг получится неплохая сказка? До рассвета ещё есть время. Я подумаю. Вы пока отдохните или, если будет желание, послушайте рассказ Краставаца про то, как он стал трэльфом. Он обожает поплакаться дамам на свою несчастную судьбу. Доставьте ему удовольствие.
Сказка трэльфа
— Всё началось с того, что я познакомился с Зелёным Змием, — трэльф сопроводил начало своего рассказа глубоким горестным вздохом. — Ну, вы, вероятно, знаете, что это — бог пьяниц, могущественный дух, которому они поклоняются и, удовлетворяя своё пагубное пристрастие, тем самым совершают жертвоприношение.
Жизнь эльфов только кажется счастливой и безмятежной. Все думают, что, раз мы бессмертны и обладаем секретом вечной молодости, никаких забот и горестей у нас быть не может. А между тем, лишь немногие эльфы избегают страшного проклятия нашего рода — Вечной Скуки. Сами посудите: если вам, скажем, уже лет пятьсот или шестьсот, что может показаться новым и интересным? Бесконечный круговорот постоянно обновляющейся природы представляется заурядным и заранее прогнозируемым зрелищем, любая новая музыка, картина или сказка — смутно знакомой и неоригинальной (где-то и что-то подобное вы наверняка уже видели, слышали или читали), даже любовь становится заранее спланированным и банально-рутинным событием из тех, что не один десяток раз уже случались с вами в прошлом. Всё известно загодя: сначала полёт чувств и желаний, потом несколько лет (у нас, у эльфов, примерно тридцать, а то и пятьдесят) счастья, а потом — неизбежная усталость, разочарование, скандалы.
Вы когда-нибудь слышали, как скандалят между собой супруги-эльфы? Мы ведь ничего, совсем ничего не умеем забывать. Однажды, на сорок третьем году моего пятого супружества, моя тогдашняя подруга шесть суток, двадцать один час и двадцать три с половиной минуты перечисляла мне все мои прегрешения за предыдущую совместную жизнь. А я не мог даже слова вставить. Ведь по законам эльфийской вежливости нам, перворождённым, категорически запрещено перебивать даму в любом случае, даже если она — собственная жена. Вообразите только, можно же просто озвереть! Я был куда как более краток. Мои встречные упреки заняли всего двадцать пять часов и одну минуту. А в целом скандал продолжался одиннадцать недель и закончился семилетним бракоразводным процессом.
Среди наших учёных неофициально давно бытовало мнение, что именно так в незапамятные времена и образовалось жуткое племя троллей — озверевших от раздражения и скуки и впоследствии сошедших с ума эльфов. Я долго не верил в эту гипотезу и даже смеялся над ней, пока сам неожиданно не стал живым её подтверждением.
Учёным легче всего. У них всегда есть занятие. Знавал я одного по имени Преисполумий, прозванного «Рептильским» за свои научные интересы. Тысячу лет он занимался превращением сухопутных черепах в плавающих, поколение за поколением внося в их внешний и внутренний облик необходимые изменения. И добился-таки успеха! Его рептилии у нас по всем рекам и прудам в изобилии водятся. Вы их точно видели. Они с жёлтыми или оранжевыми пятнами на головах. Теперь он на крыс переключился. Разработал и утвердил в Академии Светлых Эльфов научный план, согласно которому через какие-то пять тысяч лет крысы станут столь же разумными, как люди. И с тех пор заперся в лаборатории. Не видно его и не слышно. И верно, я уже заметил, что эти грызуны за последние пару столетий сильно поумнели.
В общем, учёным хорошо. Но вот беда — не все эльфы приспособлены к такого рода занятиям. Художников, музыкантов, воителей и прочих творцов среди нас куда больше. И соперничество среди них страшное. Каждый стремится создать такой сверхшедевр, который ни до него, ни после превзойти никто не сможет. Ну, а коли кто-то всё же исхитрится, то нет страшнее трагедии для посрамлённого чемпиона. Половина привидений в нашем мире — это добровольно перешедшие в Тонкий Мир эльфы из числа художников и поэтов. А какие страшные преступления может совершить эльф на почве творческой ревности! Людям такое и вообразить невозможно.
Вот, к примеру, павлины. Изумительные птицы. Все в радужных перьях, изящные и грациозные. А вы бы слышали, как они раньше пели! Как пели! Нынешний соловей им в подмётки не годится. (В те времена меня ещё не было, но предания передаются из уст в уста). Создал их всем на зависть по заказу самого Творца великий эльф Радугус. Всего тысячу лет назад чудесными песнями павлинов прилетали насладиться даже небесные ангелы. Но нашлись завистники (кто, следствие так и не установило). В один несчастный день, когда все имевшиеся взрослые павлины слетелись в Эдем на свой традиционный весенний концерт и уже раскрыли клювы, чтобы издать неземной красоты трели, вмиг ударил страшный мороз. И песня замёрзла в горле у павлинов. У всех сразу. Всего минуту продолжалась волшебная стужа, а замёрзшая павлинья песня так и не ожила. Да и сами они, простывшие, петь разучились раз и навсегда. До сих пор лишь громкие жалобные стоны вырываются из клювов несчастных птиц. Радугус с досады махнул на всё рукой и с тех пор стал приверженцем какофонической музыки. Например, сочинил классическую партитуру для весенних кошачьих концертов. Кажется, и ворону тоже он петь учил.
В общем, можно долго рассказывать были про наши эльфийские неурядицы, но времени до утра не так уж много — надо и себя не забыть. Ваш покорный слуга к моменту окончания столетней программы Эльфийской Столичной Начальной Гимназии ничем особенным себя не проявил. Нас на курсе было всего семь. И считалось, что наш класс переполнен. (Вы, видимо, уже догадались, почему эльфы не торопятся обзаводиться потомством. Нет? Элементарно. Дело в том, что каждый новый эльф — это потенциальный конкурент в науке или в искусстве. И собственные дети не исключение). Почти по всем предметам я был пятым или шестым, а в живописи, музыке и архитектуре — стабильно седьмым. И только в риторике я сумел занять второе место на выпускных экзаменах после пафоснейшего болтуна класса — Ээвила Коотса. Самое же досадное, что учителя, несмотря на все старания, не могли обнаружить во мне никакого уникального таланта, в котором я мог бы стать самым первым, самым несравненным. Для тех, кто знаком с эльфопсихологией, ясно как день — это страшная трагедия! Нам, перворождённым, надо хоть в чём-нибудь слыть уникальным. Иначе никакой жизни нет — сплошное мучение. Вот другие мои друзья-приятели в чём только себя не нашли! Длинноглот оказался несравненным по части проглатывания змей: двухметровую целиком мог протолкнуть в желудок без всякой магии, ни разу не откусив. А Борщевик уже на пятидесятом году обучения создал растение, которое невозможно ничем извести и чьи листья, побеги и корни вообще никто не ест — ни звери, ни птицы, ни насекомые. Его именем и назвали этот мерзкий высоченный ядовитый лопух, что нынче все обочины придорожные заполонил.
