Урсула Уильямс - Гобболино — ведьмин кот
С этими словами она схватила палку и погналась за Гобболино, который пулей вылетел через черный ход.
Котенок отбежал на безопасное расстояние, уселся за углом приюта, чтобы перевести дыхание, и заметил, что весь дрожит мелкой дрожью.
Ох, Господи, какой же я несчастный кот, сказал он себе. Я никогда не желал никому ничего дурного, я хотел только немного порадовать приютских детей. Откуда я знал, что из этого получится столько неприятностей? Ну зачем я родился ведьминым котом? Ну зачем?
Но, немного успокоившись, он подумал, что, может быть, все и к лучшему. Троих братьев и младенца, которых он успел полюбить, наверняка усыновит лорд-мэр, и у них будет дом, где можно жить мирно и счастливо. Старших братьев, конечно же, будут хорошо учить и воспитывать, а у младенца будет красивая колыбель.
А что до него самого, то кухарка его с самого начала недолюбливала и все равно рано или поздно указала бы ему на дверь.
Он горько вздохнул при мысли о сиротской овсянке, но, в конце концов, во время полдника, обеда и ужина во главе стола сидела сама воспитательница, и тогда детям в приюте на еду жаловаться не приходилось.
Когда-нибудь и я найду себе дом, где смогу жить мирно и счастливо, повторял себе Гобболино и, дыша придорожной пылью, довольно мурлыкал при мысли о том, какая удача выпала маленьким братьям.
Глава 7. Карета лорд-мэра
Не успел Гобболино отойти и двух миль от приюта, как у него за спиной послышался звук, напоминающий далекий стук колес и цокот копыт.
Гобболино навострил уши и на всякий случай соскочил с дороги, чтобы его не переехали в спешке, потому что экипаж, окруженный облаком пыли, стремительно подъезжал все ближе и ближе. Копыта грохотали, упряжь звенела, а колеса тарахтели так громко и отчаянно, что ничего подобного котенку еще не доводилось слышать.
Вскоре он разглядел мчащуюся на бешеной скорости четверку серых лошадей и даже расслышал крики возницы, который без устали их погонял.
Господи! — сказал себе Гобболино. Я видел у дверей приюта карету лорд-мэра, как же эта на нее похожа! Если это и вправду она, то мэр уехал из приюта в ужасной спешке. Интересно, что же там могло случиться?
Он сел на обочине и прижался к земле, чтобы пропустить экипаж, который на ходу трясло и бросало во все стороны, но едва тот поравнялся с котенком, как три голоса наперебой закричали:
— Эй, глядите! Вот же наш милый, наш хороший, наш славный Гобболино! Останови карету! Останови! Тпру! Тпру! Вон он! Вон он! Вон он!
Колеса крутились невообразимо быстро, карета подскакивала на ухабах, взмыленные кони обезумели от скачки, и, к своему удивлению и ужасу, Гобболино увидел, что правит ими старший из трех братьев.
Двое других высовывались из окна и что есть мочи кричали: «Гобболино! Гобболино!», а младенец, раскачиваясь в люльке, подвешенной к какой-то планке, с важным видом сосал палец и среди всей этой тряски и шума молчал.
Увидев Гобболино, старший брат изо всех сил постарался осадить коней, но они мчались галопом с такой скоростью, что это их только раззадорило. На повороте карету занесло, она зацепилась втулкой за большой камень и опрокинулась. Раздался страшный грохот, хруст оглобель, треск позолоченного дерева, и через секунду карета колесами вверх лежала в придорожной канаве.
— О Господи! — завопил Гобболино и бросился к детям.
Лошади остались целы, и хотя трое братьев горько плакали от испуга и шишек на лбу, никто из них всерьез не пострадал. Младенца выбросило на траву, и он, целый и невредимый, уже рвал одуванчики, но у прекрасной золотой кареты лорд-мэра сломались оглобли.
Гобболино помог трем братьям встать на ноги и с опаской ощупал каждого: нет ли переломов. Убедившись, что все дети целы и почти невредимы, он основательно надрал каждому уши, вытащил одуванчики изо рта у младенца и сказал:
— Стыдно! Очень стыдно! Мне грустно думать, какое будущее вас ждет. После того, что вы натворили, лорд-мэр вас ни за что не усыновит!
— Ой, пожалуйста, наш милый, наш добрый, наш хороший Гобболино, не надо нас ругать, — всхлипывая, попросили братья и от стыда расплакались еще пуще. — Неужели, когда ты убежал, ты не догадался, что мы сразу захотим тебя вернуть и кинемся тебя искать? Неужели ты мог подумать, что мы дадим себя усыновить, а тебя бросим! Мы же не нарочно, мы не хотели сделать ничего плохого. За что ты так сердишься на нас, Гобболино?
— Ну-ну, ладно, сделанного не воротишь, — вздохнул Гобболино, утирая им слезы. — Карету, наверное. Можно будет починить, а лошади с виду даже не слишком устали. Нам нужно поскорее вернуться в приют и попросить прощения у лорд-мэра.
Старший брат поймал коней и сел на коренника. Средний брат взобрался на второго коня, а младший — на третьего, поменьше. Гобболино легко вскочил на последнюю лошадь, держа перед собой корзинку с младенцем. Кони уже успокоились и стали слушаться всадников; они неторопливой рысью вернулись к высоким воротам.
Тут их поджидали лорд-мэр с супругой, воспитательница приюта, две дюжины ее воспитанников и даже кухарка: все они толпились на ступеньках, встревожено глядя на дорогу.
Когда мальчики спешились, лорд-мэр первым заключил их в объятия.
— Бедные, несчастные мои дети! — воскликнул он. — Вы же могли разбиться насмерть или покалечиться! Вы могли переломать себе ноги, разбить головы или упасть на дорогу, под колеса других карет! Когда вы станете моими сыновьями, вы больше не будете так рисковать собой!
Супруга лорд-мэра прижала к себе корзинку с младенцем и ужаснулась при виде пятен от одуванчиков у него на пальцах.
— Нужно немедленно послать за новой каретой и отвезти их домой, — решительно сказала она.
— Выдрать их надо, — буркнула повариха, уходя на кухню. Но воспитательница уже узнала всю правду про овсянку, и поварихе было отказано от места.
К тому времени, как воспитательница успела приложить примочки из арники беглецам на ссадины, отругать их хорошенько, объяснить им, как нужно вести себя в новом доме, расцеловать младенца, высморкать всем четверым носы и снова обнять всех братьев по очереди, к дверям уже подкатила другая карета лорд-мэра, чуть похуже первой, и детям настала пора отправляться в свой новый дом.
Супруга мэра взяла младенца на руки, трое старших поднялись в экипаж сами, препираясь из-за того, кому сидеть рядом с кучером, и тот уже приподнял кнут, когда дети хором закричали:
— Гобболино! Гобболино! Где Гобболино? Пожалуйста, сэр, будьте так любезны, не увозите нас, мы не можем уехать без нашего котенка!
Добросердечный лорд-мэр был готов сделать все что угодно для четверых мальчиков, которых только что усыновил, но — вот беда! — супруга лорд-мэра терпеть не могла кошек.
И Гобболино так и остался бы сидеть на земле, но тут младенец протянул к нему руки с таким умоляющим видом, что супруга лорд-мэра сама открыла дверцу кареты, и котенок вскочил внутрь. Он тихонько уселся в самом дальнем углу экипажа, чтобы не раздражать эту важную даму; колеса, размеренно постукивая, повезли мальчиков к их новому дому, и Гобболино с радостью подумал, что теперь ему суждено стать котом самого лорд-мэра.
Глава 8. Супруга лорд-мэра не любит кошек
Лорд-мэр жил в огромном и величественном особняке, а детские комнаты в нем были такие, какие маленьким братьям даже и не снились.
Там была золотая колыбель для младенца, деревянная лошадь-качалка, солдатики, паровозы и еще тысяча разных игрушек в шкафах и на полках вдоль стен.
А для Гобболино лежал у камина толстый шерстяной коврик, на котором он мог сидеть, поджав лапы муфточкой под грудью, и, сонно прикрыв глаза, смотреть, как играют дети. И еще у него было любимое место на высоком подоконнике, куда котенок мог вскочить и следить из окна, как по двору лорд-мэра снуют взад-вперед лакеи, важно выступают павлины, живущие неподалеку, в садике хозяйки дома, и то и дело стучатся в двери посыльные с огромными запечатанными конвертами.
Более добрых и любящих родителей, чем лорд-мэр и его супруга, братья и вообразить себе не могли. В детских комнатах звенел смех и обитало счастье, а для Гобболино дом лорд-мэра был бы домом его мечты, если бы супруга лорд-мэра хоть чуть-чуть иначе относилась к кошкам.
Она пыталась скрыть свои чувства, потому что сердце у нее было золотое и она очень любила маленьких братьев. Но стоило этой даме зайти в детскую и увидеть Гобболино, как она бледнела и хваталась за сердце с таким видом, будто вот-вот упадет в обморок. Когда у нее на глазах младенец начинал тискать Гобболино, она неизменно вскрикивала от ужаса, а когда кто-нибудь из братьев приближался к ней с котенком на руках, в глазах у этой доброй женщины выступали слезы и она просила следить за тем, чтобы котенок ни в коем случае до нее не дотронулся.
