Алексей Налепин - Сказки народов Европы
— Глубже ныряйте, глубже, муженек дорогой, выбирайте все самое лучшее!
Так и сгинули все, за дармовым добром погнались, ни один не вернулся.
А глупый Ишток деревней той завладел и жил с тех пор горя не зная.
Коль не верите, ступайте проверьте.
Три златорунных барана
Венгерская сказка
В обработке Э. Бенедека. Перевод Е. Малыхиной
ыло ль, а может, и не было, жил на свете молодой пастух, жил не тужил — да и с чего бы ему тужить, ежели пас он собственную отару, а в той отаре было овец девяносто девять голов да три златорунных барана[63]. Вся отара была хороша, а уж этим трем баранам в целом свете равных не сыскать, сам король таким позавидовал бы. Но и пастух цену им знал, берег как зеницу ока. Даже спал, словно заяц, вполглаза: одним глазом спит, другим за баранами приглядывает.
Но вот настала зима, надо с овцами в загон возвращаться, да вот беда: плохие в том году уродились травы, нет сена нигде, ни за какие деньги не купишь. Что делать? Пропадут и овцы, и бараны златорунные от бескормицы! «Нет, — думает пастух, — сиднем сидеть да охать — делу не подмога, погоню отару куда глаза глядят, может, и найду места побогаче, прокормлю животных до весны».
Двинулись они в путь. Впереди три барана златорунных бредут, блеют жалобно, ведь два дня уже клочка сена не видели. Долго ли шли, коротко ли, пришли в лес дремучий. А посреди того леса — большая-пребольшая поляна, и по всей поляне стога сена стоят, столько их там было, что не сосчитать.
Ох и обрадовался пастух! «Ну, — говорит себе, — дальше нипочем не пойду, ничьего приказа, даже короля — да хоть Понтия Пилата[64] самого! — не послушаюсь! Чье б сено ни было, здесь останусь». Мигом разбросал пастух вилами ближний стожок — овцы на него так и накинулись, все подобрали, до последней травинки.
Так целый день прошел: пастух стожки один за другим по поляне раскидывает, овцы следом идут, насыщаются. А кругом — ни души.
На другой день, едва рассвет занялся, выходит на поляну великан, да такой громадный — небо головой задевает! — и говорит пастуху злобно так:
— Как посмел ты, человечье отродье, мое сено своим овцам скормить?!
У бедного парня душа в пятки ушла: долго ли этакому великану человека прикончить? Ногой наступит — сразу и дух вон.
— Не серчайте, сударь, великан дядюшка, заплачу я вам за то сено, что мои овцы съели, — говорит пастух великану.
— Мне твои деньги ни к чему, — отвечает великан. — А ну-ка, быстро тридцать три овцы зарежь да одного барана златорунного. И зажарь их всех поживее, потому как я нынче еще не завтракал.
Что было делать пастуху? Зарезал он, бедная головушка, тридцать три овцы драгоценных да одного барана златорунного. Чуть сердце от горя не разорвалось, когда в барана пришлось нож всадить. Великан вытащил на поляну большущий котел, побросали они в котел гору мяса, развели под котлом огонь, да такой, что в семидесяти окрестных странах костер виден был. Вмиг поспело мясо, великан вынул из-за голенища ложку и — хотите верьте, хотите не верьте — только три раза зачерпнул, а в котле уж ни кусочка малого не осталось! Повернулся великан и, слова не сказавши, ушел, словно его и не было.
«Ну, — думает пастух, — дорого же я заплатил за это сено!» Подумал, подумал: остаться ли? Дальше податься ли? Решил с места не трогаться. Пусть, коль на то пошло, великан и остальных овец сожрет, ему, пастуху, уже все равно.
Разбросал он еще два-три стожка, накормил овец до отвала. На другое утро опять является великан. Кричит пастуху еще издали:
— Скорее, парень, скорее, зарежь тридцать три овечки да одного барана златорунного, я нынче еще не завтракал!
Что делать? Заколол пастух еще тридцать три овцы да одного барана. Великан и в этот раз трижды ложкой зачерпнул, все варево сожрал и подался своей дорогою, сытый, довольный.
Осталось у пастуха тридцать три овечки и один-единственный баран златорунный. Не мог он, бедный, смотреть на них, сердце кровью обливалось. Если и этих великан сожрет, останется он ни с чем, по миру пойдет, сирый и одинокий.
Наступило третье утро — и что же? Опять является великан, кричит еще издали:
— Э-ге-гей, пастух, э-ге-гей! Они еще живы, овцы твои? А ну, быстро забей всех до одной, и барана тоже, а не то умрешь страшной смертью!
Взмолился пастух, стал пощады просить, хоть последнего добра не лишать, но великан и слушать не стал, хвоста овечьего и того не уступил.
— Ты, парень, вот что, — гаркнул великан гневно, — ты мне перечить не смей, а коль не освежуешь овец, да быстро, быть тебе самому в котле!
Забил пастух последних своих овец и барана последнего, покидал в котел гору мяса, стоит у костра, жердью большой в котле мешает. Горько ему.
А великан тем временем вздремнуть решил у костра.
«Ну, погоди ж, ненасытный, — думает пастух, — этого мяса тебе не видать как своих ушей». Зачерпнул он ложкой великаньей кипящего жиру да и плеснул великану в глаза. Взревел великан, подскочил, стал по поляне метаться, топает ножищами — пастуха норовит раздавить.
— Попадись только в руки мне, человечье отродье, — вопит великан. — Ослепил ты меня, но и тебе не поздоровится!
Шарил-шарил великан по поляне, ножищами топал и туда и сюда поворачивался, да только не было ему удачи. Сообразил он наконец, что эдак не поймать ему пастуха до скончания века — зрячему увернуться недолго. Стал великан парня улещивать, посулами разными завлекать:
— Лишил ты меня света божьего, так будь же поводырем мне, а я тебя за то щедро вознагражу — только руку мне дай!
— Ну уж нет, — пастух отвечает, — ты ведь и меня съесть грозился. Да как бы не так!
Тогда великан ему и говорит:
— Вижу я, пастух, тебя не перехитрить. Ну что же, ступай себе с миром. А за то, что я тебя твоей отары лишил, получай в награду кольцо — не хочу я в долгу оставаться. Наденешь кольцо на палец, оно тебе хорошую службу сослужит.
Бросил великан кольцо, пастух подхватил его и поскорей на мизинец надел. А кольцо как закричит:
— Сюда, сюда, слепой великан! Сюда, сюда, слепой великан!
Испугался пастух — злодей-то прямо на голос кольца идет! Что теперь делать? Еще миг — и раздавит его слепой великан. Пастух хочет снять с пальца кольцо и так тянет и эдак, а оно ни в какую не подается — словно приклеилось! Совсем пастух отчаялся, вытащил из кармана нож и отхватил мизинец. А на краю поляны, чтоб не забыть, озеро было бездонное, пастух и бросил туда мизинец вместе с кольцом; кольцо все кричит и кричит свое, да только уже из озера:
— Сюда, сюда, слепой великан! Сюда, сюда, слепой великан!
Шагнул великан за кольцом, да и канул в бездонное озеро, только его и видели.
— Ну, этот мне боле не страшен, — сказал пастух, — надо теперь из чащобы выбраться, к людям прибиваться.
И пошел пастух сквозь дремучий лес, шел смело и весело, — а навстречу ему черный медведь, огромный да страшный!
Парень было бежать, а медведь ему говорит:
— Постой, не спеши, все равно не убежишь от меня. Надобно мне с тобой рассчитаться. Знаешь ли, кто я такой? Я родной брат того великана, которого ослепил ты. Мог бы и сразу тебя погубить, да мне не к спеху, живи покуда. Но знай: женитьба, семья не для тебя. Если осмелишься запрет мой нарушить, на краю света тебя разыщу и смерти предам, да такой, что самой смерти страшнее.
— Где уж мне о женитьбе думать, — отвечает пастух медведю. — Да и какая девушка пойдет теперь за меня, сиротину нищего?
Повесил голову парень, бредет сам не зная куда: зачем ему жизнь такая, если уж и жениться нельзя?
Шел он, шел, вышел на опушку леса, видит — домишко стоит, и живет в том домишке вдова с единственной дочерью. Постучался пастух, вошел, поздоровался; вдовица спросила, куда он путь держит.
— Я работу ищу, почтенная тетушка, — отвечает ей парень, — вот хоть к вам бы пошел, если б взяли.
Видит вдова: парень скромный, наняла его. Год проходит, другой год проходит, а пастух все у вдовы живет. Не хочет с местом расстаться, потому как полюбил всей душой дочь хозяйскую. Девушка тоже его полюбила. Однажды решился он, попросил у вдовы руки девушки. А та и словечка против не сказала: коль друг дружку любите, так и живите счастливо до самой могилы.
Отшибла любовь память у пастуха, забыл он про запрет, медведем наложенный. Радостный, повел девушку в церковь венчаться.
Да не успели они в церковь войти, как услышали рык ужасный. Испугался пастух — не иначе медведь это! А тут и вправду медведь преогромный с горы катится и прямо к церкви бежит!
Говорит пастух своей нареченной:
— Прощай, любовь моя, сердце мое, приходится нам расстаться. Забыл я, что нельзя мне жениться. Видишь медведя? Как только мы в церковь вступим, убьет он меня!
