Евгений Клюев - Сказки на всякий случай
А потому в доме действительно давно уже поговаривали о том, что пора, пора бы, пора поменять этот Шерстяной Плед, отслуживший своё, на какой‑нибудь поновее — и лучше даже не на шерстяной, а на синтетический. От синтетических, дескать, пыли меньше.
Между тем настала весна, и по дому загуляли сквозняки. Рояль и Полированная Тумбочка охотно подставляли им свои крышки и бока: сквозняки ведь на то и придуманы, чтобы сдувать пыль с лакированных поверхностей.
— А его так и не поменяли, — как‑то шепнул Рояль Полированной Тумбочке, имея в виду, конечно же, Шерстяной Плед. — Но, слава Богу, теперь его запрут в шкаф, и оттуда он уже не будет пылить так сильно.
Сказав так, Рояль оглушительно чихнул — и испуганное облачко пыли тут же пересело на Полированную Тумбочку. А это ей понравиться, разумеется, не могло. Но делать было нечего: Рояль со всей очевидностью простудился. Ночью начался кашель, а под утро у Рояля даже поднялась температура. Да так высоко, что пришлось вызывать доктора.
Доктор, поднеся к правому боку Рояля специальный рожок, послушал, как Рояль дышит, и поставил диагноз:
— Ничего хорошего сказать не могу. У Рояля бронхит. Весной такое часто случается. А бронхит для роялей — это самое страшное.
— Как же нам лечить его? — озаботились все вокруг.
Доктор задумался.
— Даже и не знаю, что предложить. Молока с мёдом или с малиновым вареньем Вы в него, конечно, не вольёте и никаких лекарств не впихнёте… всем этим лечат людей, но не рояли. Единственное, что могло бы ему помочь, — настоящее тепло. Есть у вас настоящее тепло?
— У нас есть плед, — тоже подумав, ответили доктору.
— Синтетический? — строго спросил тот.
— Нет, шерстяной.
— Как раз то, что нужно! — обрадовался доктор и закутал Рояль в плед — с крышки до педалей.
Рояль даже и не пикнул: его бил озноб и ему было ужасно плохо. Так, завёрнутым в плед, и простоял он несколько недель, пока не выздоровел. Всё это время Шерстяной Плед, отслуживший своё, заботливо покрывал его и изо всех сил старался не сползти на пол со скользкой холодной поверхности.
Выздоровление Рояля отметили торжественно: на Рояле был тут же сыгран «Венгерский марш» Берлиоза. А сразу по окончании марша Полированная Тумбочка во всеуслышание обратилась к Роялю:
— Теперь, когда Вы выздоровели, заберите‑ка всю свою пыль, севшую на меня из‑за Ваших чиханий!
Но Рояль, не обратив на её замечание никакого внимания, попросил слова и сказал:
— Разрешите мне, пожалуйста, теперь исполнить «Мазурку» Шопена.
— Вы ещё слабый после болезни, — напомнили ему.
Рояль улыбнулся и ответил:
— Я мог бы вообще не выздороветь, если бы не Шерстяной Плед. Для него я и хочу исполнить «Мазурку» Шопена, чего бы мне это ни стоило.
Говорят, Рояль ещё никогда не играл так вдохновенно, как в тот вечер. И все слушали его — затаив дыхание, особенно Шерстяной Плед, отслуживший своё: он даже ни разу не вздохнул, чтобы пыль с него не полетела в сторону Рояля. А уж пыли‑то на нём на сей раз скопилось предостаточно: его ведь за всё время болезни Рояля так и не решились вытряхнуть!
Между прочим, с этого самого дня любимым занятием Рояля стало кутаться в Шерстяной Плед — особенно по вечерам. Теперь, конечно, никто не мог и подумать о том, чтобы поменять Шерстяной Плед на новый: во‑первых, Шерстяной Плед ещё, оказывается, не отслужил своё, а во‑вторых, мыслимое ли это дело — лишать Рояль самой большой его радости!
ВЕЛИКИЙ ХУДОЖНИК СОВРЕМЕННОСТИ ПО ИМЕНИ ГУБНАЯ ПОМАДА
Губная помада потому так называется, что она для губ предназначена, а, например, не для лба. Если бы она была для лба предназначена, она бы называлась лобовая помада… или лобная — точно неизвестно, как именно она бы называлась, но уж только не губная! Это так же, как, скажем, с зубной щеткой: ботинки ею лучше не чистить, потому что щетка называется «зубная», а у ботинок зубов нету… у известных мне ботинок, во всяком случае.
Так что надо очень внимательно следить за тем, как что называется, — пускать такие вещи на самотёк ни в коем случае нельзя! Называется помада «губная помада» — значит, пользуемся ею для губ. Называется щетка «зубная щетка» — пользуемся ею для зубов. Чего уж тут проще?… Правда, недавно в одном магазине я увидел странное название «ножницы ручные»… и прямо весь растерялся от такого названия. Но потом подумал, что это неправильное название, и выбросил «ножницы ручные» из головы.
Между тем одна Губная Помада решила внезапно, что она Великий Художник Современности, а никакая не губная помада. Сама она так решила или нет, я про это ничего не знаю, однако сначала осторожненько проведя по губам, она потом ка‑а‑ак проведёт — совсем не осторожненько! — по лбу… жирную такую розовую линию… кривую. И к тому же одной этой линией Губная Помада не ограничилась: тут же провела ещё две — по щекам, а потом и ещё — по носу. То‑то стало весело! Зеркало отражало радостную трёхлетнюю рожицу, разрисованную розовым в пух и прах, а Губная Помада чувствовала себя просто на седьмом небе: наконец‑то ею воспользовались на полную мощь! Хватит осторожничать, аккуратно скользя по тонким губам и изо всех сил стараясь не задеть ничего вокруг… Свобода!
Скажу вам по секрету, что на самом деле любая губная помада только и мечтает о том, чтобы как‑нибудь по‑настоящему разгуляться. Ибо в глубине души любая губная помада уверена, что в ней погибает Великий Художник Современности. И больше всего на свете губные помады завидуют карандашам, фломастерам и кистям, которыми пишут настоящие произведения: вот это, дескать, творчество! А губы подкрашивать — так себе, баловство одно…
Потому, наверное, разукрасив трёхлетнюю рожицу сверху донизу и отправившись на своё место под зеркалом, наша Губная Помада вдруг взяла да и объявила:
— Я Великий Художник Современности.
— Это с каких же таких пор? — поинтересовалась скромная Тушь‑для‑Ресниц, мирно полеживая себе рядом в специальном таком чехольчике. — Уж не с тех ли пор, как Вы испакостили красным такую симпатичную мордашку?
— Выбирайте выражения! — огрызнулась Губная Помада. — Не испакостила, а украсила. И не красным, а розовым!
— Всё равно это всё смоют, — равнодушно заметила Бутылка‑Минеральной‑Воды на столе. — Великие Художники Современности создают свои произведения навсегда, а не на полчаса… до прихода мамы!
— Я, между прочим, ещё не закончила, — быстро поставила всех в известность Губная Помада. — И более того — я только начала. Так что главные мои произведения впереди!
— Великие Художники Современности не создают своих произведений за полчаса, — равнодушно упорствовала Бутылка‑Минеральной‑Воды. — Настоящее произведение требует многих месяцев, а то и лет напряжённого труда.
— Это уже вопрос таланта! — гордо возразила Губная Помада. — Я тут за полчаса столько настоящих произведений создам, что вы все со счету собьетесь!
— Я не собьюсь, — пообещал Будильник.
— Ну, смотрите! — пригрозила Губная Помада.
Следующие полчаса стали настоящим кошмаром. Даже непонятно, как совсем маленькой губной помаде удалось так разуделать комнату… Она начала с того, что нарисовала несколько огромных уродливых рож на зеркале, причем рож — самое страшное! — с высунутыми языками!
— Смоют, — сказала Бутылка‑Минеральной‑Воды.
— Конечно смоют, — поддержала её Тушь‑для‑Ресниц.
— Тут и говорить нечего, — включился в разговор Будильник, он даже и смотреть не стал в сторону этих гнусных рож — не то что считать их!
А Губная Помада орудовала вовсю. За несколько минут на светлых обоях появились кричащие розовые цветы, напоминавшие свёклу с лепестками. На дверце шкафа возник межпланетный корабль в окружении каких‑то довольно отвратительных существ — инопланетян, по замыслу Губной Помады. Квадратики паркета были тоже беспорядочно раскрашены розовым, а потом Губная Помада пошла по ослепительно белому покрывалу, превращая его в белое покрывало с розовыми поросятами.
Бутылка‑Минеральной‑Воды молчала, словно воды в горлышко набрала. Туши‑для‑Ресниц тоже не было слышно.
— Ну, и что вы теперь скажете? — обратилась к ним Губная Помада, от которой остался только крохотный измусоленный пластмассовый столбик. — И получаса не прошло, а комната полна настоящих произведений!
— Что же тут скажешь… — задумчиво ответила Бутылка‑Минеральной‑Воды. — Пожалуй, теперь действительно не смоют… во всяком случае, с обоев и с покрывала. Это навсегда. Ну и попадёт же Вам сейчас!
Губная Помада, всё ещё победоносно оглядывая вымазанную ею комнату, в ответ рассмеялась и воскликнула:
— Пусть попадёт! Нам, Великим Художникам Современности, всегда достаются только побои… Никто никогда не понимает нас! Но пройдут годы — и за это вот покрывало, которому цена три рубля в базарный день, лучшие коллекционеры мира будут готовы отдать всё свое состояние!
