Брайан Джейкс - Жемчуг Лутры
Барранка поднял саблей котелок с грогом и сказал:
— Пусть каждый, кто присоединяется к нашему восстанию, зачерпнет своим кубком моего морского грога и обмакнет в него свои усы. Тот же, кто не выпьет с нами, будет против нас.
Так, по старой пиратской традиции, был заключен договор между мятежными капитанами.
Ублаз смотрел на «Флибустьер» сверху, из узкой бойницы одного из дворцовых покоев. Сагитар молча стояла рядом с куницей, ожидая приказаний. Вскоре император обернулся и сказал старшине крысиной стражи:
— Старый Рубака, Ураган, Каменная Лапа — все капитаны собрались на борту корабля Барранки. Как ты думаешь, Сагитар, что они там замышляют?
Сагитар постаралась хорошенько продумать ответ, чтобы не навлечь ненанороком гнев повелителя:
— А кто их разберет, что на уме у этого сброда, Ваше Величество.
Острие серебряного кинжала легко скользнуло по тунике Сагитар.
— Я разберу. Ублазу ведомо все, потому я и император. Они готовят мятеж против меня. Они решили, что без Ласка Фрилдора я буду слабее. Но мы им покажем, кто на острове хозяин! Согласна, моя верная правая лапа?
Крыса отсалютовала трезубцем и почтительно склонила голову:
— Я только жду приказаний Вашего Величества. Поковырявшись кинжалом в зубах, куница решительно объявил:
— Собирай своих крыс! Пусть они в полном вооружении перекроют вход на этот причал. Не нападай, но не выпускай в порт никого из капитанов. Задержи их на борту «Флибустьера» и жди моих приказаний.
Сагитар бросилась выполнять приказ. Ублаз вызвал дежурного надзирателя и распорядился:
— Построй всех ящериц во дворе да притащи сюда арестованного Конву.
Грат Длинная Стрела, дочь выдры Лутры, чудом спаслась два сезона назад. Ее нашли спустя три дня после того, как Конва напал на дом ее семьи. Она ползла по вязкому руслу полувысохшего ручья, корчась от боли из-за чудовищных ран, покрывавших ее тело. Ондатра Глинк и его жена Сич вытащили ее на берег и перенесли в свой дом, стоявший на мшистом склоне. Как могли, ондатры выхаживали раненую, кормили ее горячим густым супом, тепло укрывали.
Грат весь сезон была на пороге смерти. Лишь какой-то внутренний огонь, то еле тлевший в ней, то ярко вспыхивавший — отчего она просыпалась посреди ночи, вырываясь из объятий кошмарных сновидений, — лишь это пламя поддерживало в ней жизнь. Мало-помалу она стала выздоравливать. Теперь она по большей части крепко и спокойно спала да еще хорошо ела — набираясь сил и поправляя здоровье. По ее просьбе Глинк срезал и принес ей большую тисовую ветку. Осколком кремня Грат придала заготовке нужную форму, пропарила и изогнула ее над углями очага. Затем она туго натянула свой новый лук и натерла его пчелиным воском. После настал черед стрел. Оперение для них Грат сделала из перьев мертвого чибиса, найденного Сич на берегу.
А потом одним ранним весенним утром Грат молча встала, вышла из дома и направилась к ручью. Глинк и Сич пошли следом за молчаливой выдрой, внимательно глядя ей в спину. За все время, что Грат провела в их жилище, она почти не разговаривала с ними, как и они с нею. Ондатры вообще молчаливы и между собой едва обмениваются словом-другим за день.
На берегу, уже у самого устья ручья, обе ондатры присели на камень, а выдра скрылась на другой стороне, там, где виднелся вход в старую нору. Это был дом ее семьи, построенный отцом Грат — Лутрой.
Затем Грат также молча собрала груду камней, веток и корней, перемешала их с речным илом, песком и травой и завалила вход в нору, ставшую братской могилой всей ее семьи.
Окончив работу, Грат искупалась в ручье, смыв с себя грязь. По всей ее шкуре серебрились шрамы от заживших ран. Она долго стояла в воде, глядя, как беззвучно стекает ручеек к большой реке, как отражаются в нем небо и звезды, и беззвучно оплакивала своих близких.
Взяв свой большой лук и колчан, полный стрел с зеленоватым оперением на концах, Грат вновь перешла ручей и крепко пожала лапы двум ондатрам.
— Друзья, — сказала она им, — я даже не знаю, как вас зовут, но я благодарю вас обоих за то, что вы спасли мне жизнь: подобрали, выходили, вылечили. Сюда я больше никогда не вернусь, так что — прощайте, и пусть судьба хранит вас!
Забросив за спину лук и колчан, Грат развернулась и пошла прочь — на запад, к прибрежным дюнам. Обе ондатры молча провожали высокую выдру взглядом, пока та не скрылась из виду. Тогда Глинк сказал жене:
— Не хотел бы я быть на месте тех, кто убил родню этого зверя. В ее лапах — сама смерть.
ГЛАВА 4
Отрывок из записей Ролло — береговой землеройки, летописца аббатства Рэдволл, что в Стране Цветущих Мхов: Весенняя погода меняется легко и мгновенно, как настроение мыши-хозяйки, выбирающей грибы для супа. Подумать только, как запросто силы природы разрушают самые продуманные планы.
Вот сегодня утром было настолько тепло и приятно, что аббат Дьюррал решил организовать первый общий обед на свежем воздухе. Бедняга Дьюррал весь вечер и большую часть ночи хлопотал на кухне, готовя весенний обед вместе со своим старым другом Хиггли Стампом. Не правда ли, странно: Хиггли был одним из хранителей винного погреба в роду Стампов, но стал кухонным братом нашего аббатства, а Дьюррал был простой кухонной мышью, но вот ведь теперь он — аббат Рэдволла. Но жалко мне старика, никак ему не преодолеть в себе эту страсть к стряпне.
Сезоны сменяют друг друга, и о наших старых друзьях остались только воспоминания. Да и сами мы, некогда молодые и полные сил, уже изрядно поседели. Орландо, великий предводитель барсуков, давно покинул нас, ушел в Саламандастрон, далекую крепость на горе, чтобы там дожить отпущенные ему сезоны так, как и подобает мужественному воину-барсуку. Даже не знаю, жив он еще или нет. Его дочь Аума стала матушкой аббатства.
Итак, нас осталось двое — Аума и я, береговая землеройка Ролло, — только двое из тех, кто жил здесь в те давние сезоны. Остальные отправились на, давно заслуженный покой. Ушли и Маттимео, и Тесс Церковная Мышь, чей сын Мартин сейчас главный воин аббатства. Они ушли с миром в душе, уверенные в том, что мудрость и опыт, переданные ими аббатству, будут с толком использованы теми, кто сейчас живет за. его крепкими стенами, кто хранит древние традиции… Великие сезоны! Как же далеко меня занесло. Меня следовало бы прозвать Ролло Вольное… нет, Безудержное Перо. Так на, чем это я остановился? Ах да, Кротоначальник аббатства убедил-таки аббата перенести пиршество на более позднее время. Эта нечаянная отсрочка даст возможность кротовьей команде приготовить большой-большой турнепсово-картофельно-свекольный пирог — весьма вкусное и чрезвычайно домашнее блюдо.
Эх, ревматизм дает о себе знать: болят, болят лапы. Пора, заканчивать и прямым ходом на кухню, где я смогу в полной мере насладиться видом и ароматом по-настоящему хорошей еды. Нет, только не подумайте: я вовсе не жадная зверюшка. Просто я способен по достоинству оценить качественно приготовленное блюдо, и к тому же, должен признать, я несколько проголодался. Мой верный теплый плащ защитит меня от буйства, стихий. Да, с годами прогулка от надвратной башни до аббатства не становится короче и требует от меня, постаревшего, все больших усилий…
Накинув плащ, Ролло-летописец потряс за плечо свернувшуюся калачиком у камина старую толстую выдру:
— Эй, Вальджер, старина, вставай-просыпайся. Самое время проверить, как идут дела на кухне.
Вальджер зевнул, потянулся и сонно поморгал глазами. Затем, почесав похожий на корабельный руль хвост, он встал и заявил:
— Сам вставай-просыпайся, Ролло. Я вовсе и не спал; так, прикрыл глаза — уж больно надоел мне скрип твоего пера. Эй, да вы посмотрите на него: вот вырядился-то, сто одежек, и все без застежек! Летописец недовольно фыркнул:
— Эх, молодо-зелено. Вот подожди, доживешь до моих лет, тогда поймешь, что одежка не бывает лишней. Когда холодно — тут уж не до красоты и не до моды. А мне приходится так кутаться аж до самого лета. Ничего не поделаешь — возраст.
Продолжая беззлобно переругиваться и подшучивать, старые друзья вышли из башни.
Кухня представляла собой царство пара, шума и веселья. Ежиха Тизель, супруга Хиггли Стампа, защипывала края сливово-яблочного пирога, перед тем как поставить его в печь. Она как раз собиралась открыть дверцу духовки, когда Копуша, маленькая кротиха, врезалась в нее сзади, толкая мучную тележку. Тизель как подкошенная повалилась назад и плюхнулась в тележку. Копуша же, ничего не заметив, продолжала толкать тележку изо всех сил. Кротоначальник, заметив неладное, тотчас же сунул под колесо тележки клин из-под бочки и пошире распахнул духовку, где пропекался знаменитый кротовый турнепсово-картофельный-неизвестно-с-чем-еще пирог. Тележка остановилась как вкопанная. Кротоначальник схватил Тизель сзади за завязки передника, и ее пирог, вырвавшись из лап, перелетел прямо в печь и упал рядом с творением кротовой команды. Улыбнувшись, крот пробубнил:
