Наталья Иртенина - Гулять по воде
– Ну вот что, Афанасий Селянин, – говорит Ерема, – пахать на тебе надо, прогресс-то и вылетит быстро из организма.
Почесал снова Афоня в голове, мысли провернул и спрашивает:
– А это не страшно?
– А всю жизнь на клумбе проваляться не страшно? – спросил в ответ Ерема.
Афоня посмотрел на клумбу, на клок земли, от которой силы бестолку добивался, и отвечает:
– А ну ее вовсе, клумбу эту, опостылела. Веди меня пахать.
И самое время, потому как к обваленному соратнику Яков Львовича милиция набежала, про метеорит не поверила и стала виновных доискиваться. Хоть у нас Яков Львович теперь не в почете был, а Кондрат Кузьмич все равно не велел культурное наследство выкорчевывать и строго за это взыскивал.
Ерема с Афоней промеж бестолковой колготни протиснулись и исчезли с виду, повернули туда, сюда, прошли улицей и оказались на краю Кудеяра. Тут выбрались к большой столбовой дороге и пошли искать ближнюю деревню. А как та деревня получилась не такая ближняя, то и прибыли туда не так скоро, да по пути ремни потуже затянули, чтоб пустоты в животе меньше бултыхалось.
XLI
Вот увидели они наконец деревню – дома будто грибы, из-под земли только выползшие, с листвяной прелью на шляпках, в заборах прорехи дырявые, как во рту после мордобоя, а души ни единой вокруг, только пес брешет. Да не стали никого искать и в дома стучать, сразу за дело принялись.
– А видно, колхоз был тут прежде, – догадался Ерема, – так, может, еще осталось чего ни то.
И точно, прошлись по деревне, набрели на кладбище старых машин, те развороченные стояли, ржавью покрытые, иные бесколесые и совсем раздетые. Местами и снаряжение для пахоты лежало – плуги или другое что, для незнакомого глаза необъяснимое. Насилу трактор среди всего разыскали – он в овражек закатился да зарос весь лопухами. Ерема лопухи сбил, в кабину залез и хотел машину оживить, а она не оживляется, горючего нет. И в деревне бензина точно не найти, с таким-то вымершим народонаселением.
Расстроился Афоня и говорит:
– А может, как-нибудь так, без бензину?
– Как-нибудь так можно его из оврага только вынуть, – отвечает Ерема, – а дальше тяга нужна, чтоб пахать. Вон какая целина заросшая, лет десять не пахано.
А впрямь, за околицей от деревни поле луговое расстелилось, одного края не видно, с другого – дремучий кудеярский лес едва глазу заметен. И трава по пояс колосится, ароматы издает, мошек разных кормит, человека в песенное настроение приглашает. А промеж травы елочки маленькие да пушистые красуются и березки тонкие тянутся – лес наново растет по бесхозяйственности.
Афоня поле это бескрайнее оглядел, потом на руки поплевал и трактор спереди обхватил. А Ерема из кабины спрыгнул и сзади плечом толкает. Так и вытащили – Афоня запыхамшись, Ерема – размявшись да почесавшись.
– Пойду-ка, – говорит он, – у народонаселения справку наведу про топливо. А ты здесь меня жди.
Так и разминулись. Афоня с трактором остался, Ерема по домам пошел, да долго ходил. Где вовсе не открывали, попрятались от случайного лиха, где ветер гулял, а где от всего отнекивались и за бензином далече отсылали. В одной только сараюшке адрес точнее сказали – в другой деревне надо горючку искать, а это в трех часах ходу на пеших ногах, ближе ничего нет. Ерема, не долго думая, отправился туда, а проходил попусту – не добился и там ни доброй встречи, ни приветного слова, ни капли горючего для трактора. Только в другое место, далекое, снова послали и собак обещали спустить, чтоб ходче ему туда отправиться. Может, конечно, такая неласковость по ночному уже времени в народе затесалась, а может, и кудеярская жила сказывалась. В Кудеяре у нас отродясь гостям приблудным не рады, мало ль что у них на уме. А которые гостям рады, так у них у самих много чего на уме. И так и эдак лихо выходит.
Только Ерема не стал разбирать, от каких причин его не жалуют, плюнул и обратно пошагал, а дубинку к поясу лучше приладил, чтоб в случае чего сама в руку вскакивала без замедления. К утру вернулся в первую деревню, только не нашел ни Афони, ни трактора, а вместо этого от самого овражка земля перепаханная далеко простиралась. «Вот оно как, – сказал себе Ерема, – без меня управился и горючий материал сыскал». И пошел по напаханному прямиком к другому краю поля. А увидел Афоню, только как солнце повыше встало. Идет могучий человечище, в трактор веревкой толстой впрягся и волочит его за собой, а за трактором плуг прицепной землю грызет и переворачивает.
Семьдесят семь потов с Афони за ночь сошло, и сила в нем как будто не убавлялась, а только больше становилась. По-бычьи тянет трактор, да чем дальше, тем веселей ему, а под конец вовсе песню молодеческую орать стал. Поглядел Ерема на эту забаву удалую, тоже развеселился и говорит:
– Это ты весьма интересную тягу придумал, вижу, сила в тебе прибывает. А только, может, мешает трактор?
Афоня остановился на миг, лоб посконной рубахой утер, поглядел назад да спрашивает удивленно:
– Как же мешает, если он плуг за собой везет? Несуразность говоришь. Ты ступай себе, а я пока закончу с этим полем.
Усмехнулся Ерема.
– Ну, коли так, – говорит, – пойду вздремну.
Ушел в лес с краю поля да там заснул крепко под кустом, ветками накрывшись.
Афоня же трактор до конца дотянул, последнюю полосу распахал, выпрягся и оглядел довольно землю, на дыбы поднятую. Деревню за ней и не видно было, далеко где-то осталась, а на солнце в бороздах разные червячки копошились, и пар стоял духовитый, земляной. Афоня руки расставил и ловит ими пар, между пальцами пропускает.
– Вот она, – говорит сам себе, – силушка моя, в земле спрятанная. Но теперь больше не спрячешься, знаю, как тебя найти.
И с новой песней обратно трактор поволок. А у деревни его встретило местное народонаселение, из домов изумленно повыбегшее да на невидаль глаза устремившее.
– Доброго здоровья, бабуси, – крикнул им Афоня и трактор к месту пристроил, – весело ль живете?
А бабуси, в количестве двух, веселья в себе совсем не ощущали и на Афоню тут же ругательски накинулись:
– Что это ты, фулиган такой, расхозяйничался здесь, твое, что ли, это поле, чтоб на нем песни орать да сено нам портить? А чем мы теперь корову нашу и коз питать станем?
– Так это, – задумался человечище, опешивши, – засеять можно. Овсом.
– Ишь ты какой умный, – шумят бабуси, – овсом ему засеять. Навредил нам, траву заливную сгубил, а теперь еще советы раздает, разбойник.
– Да не галдите вы так, – говорит Афоня, – будто здесь другой брошеной земли нет?
– Другая есть, – наседают бабуси, – а только нам самоуправцы не надобны и фулиганов не допустим.
Тут Афоня не утерпел и в наступление пошел.
– А чего же это, – спрашивает, – у вас деревня как вымершая стоит и земля непаханая даром пропадает?
– А кому ж, – отвечают, – пахать ее, если один мужчина на селе, и тот неженатый, да три волосины на голове остались, и с самого утра на ногах не держится? А молодые вовсе давно поразбежались, одни мы тут. Вот, может, ты бы и остался, мы бы тебя фулиганить отучили да к делу бы приставили, вон ты какой здоровый лоб.
– Эх, бабуси милые, – говорит Афоня, – не могу я остаться, мне в богатырский поход идти надо. Вот вернусь, тогда деревню вашу из мертвецов подыму, сила теперь у меня есть. А теперь я вас, бабуси, лучше развеселю, чтоб не ругались и не плакались.
Бабуси пошли и на лавочку сели, платочки подвязали, рты поджали. Афоня же в лес направился, поднатужился и свалил сколько-то штук деревьев. Подтащил их ближе к жилью, спросил у бабусей топор да стал от всего сердца мастерить забаву.
А Ерема, хоть тоже имел сон богатырский, долго под кустом разлеживать не стал, к послеобеду пробудился и в деревню пошел, Афоню кликать. А чем ближе подходил, тем сильней глаза на лоб вылезали. Да было отчего: в начале поля вдруг выросла из земли дылда – колесо громадное на подставке, торчком стояло и вертелось, а к колесу корзинки подвешены и в них старушки сидят, от страху голосят да головами вертят, на округу взирают. А внизу стоит Афоня, колесо раскручивает и старушек радостно бодрит:
– Веселей, бабуси, веселей!
– Это чего же такое? – спрашивает Ерема, чуть в себя придя и вылезшие глаза обратно поставив.
Афоня смеется во весь рот:
– Вот веселю народонаселение, а то совсем оно здесь горемычное и будто вымершее.
– Откуда же ты эту шарманку добыл? – интересуется Ерема.
– А из подсобного материала соорудил, – отвечает Афоня, – только это не шарманка, а каруселя, чертовое колесо прозывается.
– Вот оно как, – сказал Ерема, – а ты, выходит, мастер на все руки.
– Я и на руки, и на ноги, – говорит радостно Афоня, – и на глотку. Я еще петь и плясать могу, и на дудке свистеть. И жареного кабана в присест проглочу, да бочкой хмельного сидра запью.
– Про кабана и бочку хорошо сказал, – говорит Ерема и по животу себя стучит, – а где бы нам теперь это все достать?
