Ивана Брлич-Мажуранич - Сказки давнего времени
Ивана Брлич-Мажуранич
Сказки давнего времени
Почему я перевел «Сказки»
Хорватская художественная литература совершенно неизвестна русскому читателю, несмотря на то, что она богата яркими именами. Малая ее распространенность за пределами Югославии объясняется исключительно почти недоступностью сербохорватского языка, тогда как художественные ее достоинства дают ей право на внимание читательских кругов, даже и не зараженных мыслями о необходимости духовного единения славян между собой.
Одной из виднейших представительниц хорватской литературы является автор предлагаемой книги Ивана Брлич-Мажуранич, внучка знаменитого поэта Ивана Мажуранича, неоднократно переводившегося на русский язык. Вступив на литературное поприще больше двадцати- пяти лет назад, она написала длинный ряд различных по содержанию, темам, форме, но одинаково талантливых книг, среди которых первое место занимают «Сказки давнего времени», — это наиболее зрелое и законченное произведение, с особой яркостью и полнотой воплотившее многообразный творческий лик автора.
По темам и целям будучи преимущественно детской писательницей, Брлич-Мажуранич представляет, однако, интерес для читателей всех возрастов. Своим тонким вкусом, подкупающей искренностью, возвышенным, полным истинной художественности лиризмом, но без сентиментальности, чуткостью, любвеобилием, подлинной культурностью, житейской умудренностью, моральной насыщенностью, но без тенденциозности, легкостью, богатством, изяществом языка и занятностью сюжета — она близка, понятна и ценна не только для наивных, неутомимо любопытных малышей, но и для взрослых, уставших от жизненных невзгод и испытаний.
«Сказки давнего времени» в течение короткого времени были переведены на многие европейские языки и имели шумный успех не только у критики, но и у читателей. Особо нужно отметить необычайно теплый прием оказанный им в скандинавских странах и в Англии, имеющих свою собственную богатейшую детскую литературу. Ярко же выраженный славянский дух и характер этих «Сказок» оправдывает их перевод на русский язык.
В своей «Автобиографии» талантливая писательница так говорить о корнях и целях своих «Сказок»: — «У меня было стремление в совершенно свободный замысел этих сказок вплести названия, образы и дух древней хорватской и общеславянской мифологии».
Автор сумел здесь искусно воплотить, как самый дух славянский, так и фольклор, но без точно конкретных территориально- временных и национальных данных. Внеся в круг общеславянских мыслей, настроений и фактов ряд имен и явлений хорватской мифологии, автор их сплетает в красивый и красочный узор. Мысли, чувства, явления хорватские, всеславянские и общечеловеческие, направленные по общему руслу, сливаются вместе и дают увлекательную картину, пеструю по своему фактическому составу, но единую по внутренней сущности.
Будучи произведением ярко-оригинальным и индивидуальным в формальном и внутреннем смысле, «Сказки» навеяны, однако, всем богатым прошлым славянства. Свободные от конкретных литературных влияний, они тесно связаны с самой душой славянства. Этой внутренней связью, крепче стальных цепей, они неотделимо слиты со славянством, всем многочисленным ветвям которого одинаково близки и понятны. Автор сам указывает, что в них нашли свое выражение «сказания, предвидения, надежды, верования и поверья всей души славянского племени». Большой знаток славянской мифологии и сам автор прекрасных сказок Е. Н. Чириков в письме к пишущему эти строки говорит: «Мораль сказки так типична для славянства! Родной черт чувствуется! Такая огромная разница с европейским… Автор удивительно схватил форму народной мудрости, простую, но глубокую. Не нахожу ничего общего с «1001 ночью» и со сказками Гримм! У восточных сказок специфический аромат и прянность Востока, у второго — замысловатость сюжета и отсутствие глубинности. К Андерсену поближе, но все же это не то. Это чисто славянское! По замыслу несколько Толстовское (христианская мораль), но лучше его по отсутствию грубой торчащей тенденции».
Дыхание давно минувших времен чувствуется в этих сказках, овеянных тонким сплетением выдумки с преображенными фактами мистическо-реальной жизни. Строгий в оценках А. И. Куприн «нашел их внутреннее содержание прекрасным, поучительным и полным здорового и крепкого смыслам Дух чисто-славянской широты, мягкости, тонкого юмора, легкой иронии, высокой морали, светлой интимности и женской сердечности придает подлинное очарование этим сказкам, делая их желанными и долгожданными гостями в русской художественной (и не только детской) литературе.
Оттого-то я и перевел на русский язык эту книгу, в каковой работе близким, деятельным и неоценимым сотрудником моим был сын писательницы д-р И. И. Брлич.
Загреб, ноябрь 1930 г.
Николай Федоров.
От автора. Происхождение «Сказок»
(Письмо автора).
Дорогой Иво!
Из письма г-жи X. (которое тебе при сем возвращаю) вижу, что произошло то, что я уже давно предчувствовала. Книга «Сказки давнего времени» уже имеют свою судьбу! И эта судьба — ну, не пугайся! — подобна судьбе Гомеровских произведений, с той только разницей, что на этот раз она создается в ускоренном темпе 100:1! Едва только прошло 10 лет со времени выхода сказок, а уже большинство читателей спрашивает: кто написал эти сказки? народ ли? масса? или отдельный человек? Но Гомер человек ли? живое существо? индивидуум? или он фикция? легенда? символ? дух народной поэзии? — Эту аналогию, которую я (если позволит судьба) через несколько столетий с благодарностью и радостью приму, как высший ее дар, сейчас, однако, скромно хочу отклонить.
Удачные или нет, «Сказки» эти со всеми их недостатками и достоинствами, как в своем существе, так и по обработке, совершенно и в полной мере мое оригинальное произведение. Они созданы на основе имен и образов, взятых из славянской мифологии и это есть единственная внешняя связь, которую они имеют с народным мифологическим преданием. Ни одна картина или фабула, ни одно развитие или освещение сюжета в этих сказках не найдены готовыми в нашей мифологии. В конце концов, кто хотя бы немного занимался изучением мифологии, тот знает, что наша славянская мифология в своей совокупности представляет, к сожалению, собрание почти ничем не связанных догадок, остатки разрушенного здания, из которых выделяются, словно колонны, только имена.
Совсем иначе обстоят дела с вопросом о внутренней связи, которую «Сказки давнего времени» имеют с народной поэзией. С этой точки зрения эти мои сказки в действительности не мои и являются сказаниями, видениями, надеждами, верованиями и упованиями совокупной души славянского племени. Из славянской земли и воздуха, из белых испарений славянских рек и морей, из славянских снегов и вьюг, из жита славянских полей — создается и обновляется наше тело — тело всех нас Славян. А из славянских чувств, стремлений, славянских взглядов и выводов состоит наша душа. Когда нам удается совершенно углубиться в себя и написать нечто, что непосредственно идет из сердца нашего, тогда все, что в результате этого написано, является подлинной славянской поэзией. Во имя этого и с этой стороны я с радостью соглашаюсь с тем, чтобы имя автора не замечали (хотя оно ясно обозначено на каждом экземпляре «Сказок давнего времени») и говорили: «Так вот и об этом вот рассказывает душа славянского племени».
О практической стороне генезиса «Сказок» меня уже часто спрашивали. Слово «генезис» мне кажется слишком ученым. Оно разрушает суть «сказки». И все-таки я могу вспомнить, что с этим генезисом в действительности были так:
Однажды, зимним вечером, дом наш против обыкновения был совершенно тих. Нигде никого, большие комнаты, всюду полутьма, таинственное настроение, в печах огонь. Из последней комнаты — большой столовой — послышалось вдруг: куц! куц! — «Кто там?» спросила я. Никакого ответа! Опять: куц! куц! — «Кто там?» — и опять ничего. С какой-то тихой боязнью я вошла в большую столовую и вдруг: треск, удар, небольшой взрыв! В большом камине треснуло на огне сосновое полено — из дверцы камина навстречу мне вылетели искорки подобно рою звездочек; а когда я простерла руки, чтобы схватить этот живой, золотой подарок наших очагов, искорки взлетели под высокий свод и исчезли! — В это время я читала «Воззрения древних славян на природу» Афанасьева — и в этот момент мне пришел на ум «домовой». Итак, тот рой искорок — звездочек я все же изловила и вот они в «Стриборовом лесе», который появился только благодаря им. После этой сказки появились и остальные семь — без какого — либо особого генезиса; они, как и «Стриборов лес», вылетели подобно ясным искоркам из очага одного древнего славянского дома.
