Ивана Брлич-Мажуранич - Сказки давнего времени
— Иди туда, — крикнул он затем, — иди туда, к тому малому и горе тебе, если он доищется правды.
Выпустил после этих слов Бесомар беса, а тот, еще пуще дрожа от страха, залез под ракиту и просидел там целых три дня, всячески стараясь придумать, как ему выполнить грозный приказ.
«Ох, и будет же мне мука с этим Потехом, ну, да и Потеху со мной тоже», — размышлял бес. А был он проказливый бездельник, и трудная работа была ему вовсе не по нраву.
Пока он так раздумывал под ракитой, двое других бесенят, один в Маруновой сумке, а другой за пазухой у Лютиша, были уже за работой.
И Марун и Лютиш с того дня начали бродить по горам и долам, редко даже ночевали в хате и все из-за бесов.
Возился бесенок на дне Маруновой сумки, а любил этот бесенок богатство больше, чем свой правый рог. И целый день тычет он Маруна рогом в бока, соблазняет его и пищит: «Скорее, скорее! Нужно искать, нужно найти! Поищем пчелиных ульев, наберем столько меду, что будем бирки считать сотнями!»
Говорил так бес потому, что в те времена счет вели по зарубкам на бирках.
И Лютиша бесенок за пазухой тоже тыкал рогом: хотелось тому бесу быть сильнейшим между всеми и стать первым владыкой на свете. И вот гонит он и подгоняет, Лютиша разыскивать в лесу молодые березы и тонкие клены, и выделывать из них оружие всякое и доспехи богатырские. «Скорее, скорей! Нужно искать, нужно найти копье, лук и стрелы по нраву богатырскому, чтобы затрепетали перед нами и звери и люди!» — верещал бёсенок.
И слушались Лютиш и Марун своих бесов, и бродили по бесовским делам, по бесовскому наущению.
А Потех и в тот день и еще три дня оставался при деде и все пытался припомнить, что такое сказал ему Сварожич. Потому что хотелось Потеху сказать деду правду, да только, вот, никак ее вспомнить не мог.
И так один день, и другой, и третий. На третий день говорить Потех деду:
— Прощай, дедушка, ухожу я на гору и не вернусь, пока не вспомню правды, хотя бы на то десять лет понадобилось.
Вещий был уже глубокий старик, и не было у него другой радости на свете, кроме любимого внука Потеха. Мил был Потех старцу, как роса небесная листу увядшему. Задрожал старец и говорить: «На что мне, внучек милый, твоя правда, коли я, дряхлый старик, трижды могу помереть, пока ты ее доищешься?»
Так он говорил, а в сердце своем скорбел, думая про себя: «Как же это меня внук покидает». — А Потех отвечает:
— Ухожу я, дедушка, — решил я, что так будет лучше.
Мудрый старец был дедушка Вещай и потому подумал: «Может быть у этого ребенка больше мудрости, чем в моей старческой голове. Но только, если он, бедняга, согрешить против меня, придется ему искупить свой грех, ибо правдив он и благороден».
Подумав это, Вещий еще больше опечалился, но ничего больше не сказал, расцеловал внука и отпустил его идти туда, куда он задумал.
А у Потеха, деда покидающего, заныло сердце, и уже на пороге он чуть было не передумал остаться. Однако он пересилил себя и решения своего не переменил, вышел и направился в гору.
Пока Потех так расставался с дедом, тем временем тот бесенок, в раките, решил заняться своим трудным делом и направился к поляне, чтобы как-нибудь забраться к Потеху. — Вот идет Потех в гору, опустив голову; у первого же камня перед ним появился бесенок.
«Э, да это тот самый, — подумал Потех, — совсем маленький, поганый, черный, как крот и с огромными рогами».
А бесенок стал на пути Потеха и не дает ему пройти. Рассердился тут Потех на преградившего ему путь малого поганца, схватил камень, кинул в беса и угодил ему прямо между рогов. — «Убил я его!» — подумал Потех.
Взглянул на беса, а тот жив и здрав и еще у него два новых рога выросло, на том месте, где его камнем стукнуло.
«Э, видно камнем этого не прогонишь», — молвил про себя Потех и, обойдя бесенка, пошел дальше своим путем.
А бесенок и тут скачет перед ним то слева, то справа; летает и скачет по тропинке перед Потехом, словно заяц.
Так дошли они до одного места, вроде небольшого ущелья между скал, очень каменистого. Сбоку был колодец. «Здесь и останусь», — подумал Потех и тут же, под дикой яблоней, разостлал свою овчинную куртку, и сел, чтобы в тишине обдумать и вспомнить, что взаправду сказал ему Сварожич. Но как только бесенок это заметил, то забрался под пень напротив Потеха и стал выкидывать всякие штуки и досаждать ему: то пустит Потеху ящерицу под ноги, то накидает ему репейников на рубаху, то запустить в рукава кузнечиков. Так продолжалось довольно долго. Встревожился Потех и думает: «Несносно мне это! Покинул я мудрого деда, родных братьев и отчий дом, чтобы в тишине доискаться истины, а вот попусту гублю время с этим бездельником рогатым». Но, вспомнив и своем правом деле, решил, что все же правильнее ему здесь остаться.
III
Так и жили Потех и бесенок рядом в каменистом овраге, и как было в первый день, так и дальше шло: бесенок всячески досаждал и мешал Потеху.
Вот однажды прекрасным ранним утром проснулся Потех, поднялся и с весельем подумал: «Как тихо, как радостно; сегодня я допытаюсь правды». Глядь, а с дикой яблони уже сыпется на голову Потеха целый ворох яблок, и помутилось у него все в голове, все мысли смешались. А бесенок на яблоне хохочет, хохотом заливается. — И вот опять, только Потех в тенистой прохладе собрался с мыслями и уже начал кое-что припоминать: «Вот, вот память моя проясняется, теперь вспомню я всю правду!» — В тот же миг бесенок, набравши воды в свернутую из древесной коры трубку, издали нацелился, дунул и окатил Потеха струей холодной водицы так, что у Потеха все мысли из головы разбежались.
И много всяческих проказ и дурачеств проделывал бесенок в том ущелье. Было б это еще пол беды, если бы Потеху самому иногда не доставляло удовольствия глядеть на эти проказы. Только соберется он с мыслями, а глаза его уже следят за проделками мерзкого проказника.
Так вот и тратил он время по пустому. И рассердился Потех, все сильнее томимый желанием скорее вернуться к деду и видя, что при этом бесе он никогда не доищется правды.
И решил Потех: «Надо мне его уничтожить».
Вот однажды утром придумал бесенок новую забаву. Взобрался он на верхушку скалы, где начиналось каменистое русло водомоины, оседлал гладкий сучок и, на нем сидя, молнией скатился вниз по водомоине. Понравилась бесенку эта забава, как ни одна другая, и захотелось ему собрать для нее подходящую компанию. Наладил он из травяного стебля свистульку, и вот с верхушки скалы разнесся его свист по всему лесу. А из кустов, из-под каменьев, из-под ракиты и из камыша повылезли и прискакали все бесенята. По его приказу захватили они по сучку и взобрались на скалу. И надо было видеть, как, оседлавши сучки, все они стремглав скатились вниз по водомоине! А каких только не было тут пород племени бесовского. И красные, как ряполовы, и зеленые, как ящерицы, и лохматые, словно ягнята, и голые, как лягушки, и рогатые, словно улитки, и серые, как мыши. Словно очумелая летела эта рать вниз по водомоине на своих сучках, как на конях бешенных. Друг за другом плотной гурьбой летели они со скалы поперек ущелья, до середины его, где лежал большой камень, густо обросший мхом. С разгона налетали они на этот камень и, тиская друг друга, кучами валились на мох, словно одурелые.
Так эта бесовская толпа скатилась с визгом и хохотом два- три раза, а у Потеха мысли разбегаются: и глядел бы на них и смеялся бы, да досада берет — как тут в такой сумятице добраться до правды. Так и этак, туда-сюда, но вот Потех решил таки: «Нет, не до смеха тут, не до забавы; должен я извести этих бездельников, иначе напрасно я пришел сюда».
Заметил Потех, что сучки с бесенятами скатываются из водомоины в направлении прямо на колодец, и, не будь на пути их камня, обросшего мохом, полетели бы бесы стремглав в колодец. И прислонился Потех к тому камню; и вот, когда бесы с визгом и писком скатывались вниз по водомоине он одним толчком отпихнул камень — и покатила одуревшая бесовская рать прямо на колодец.
А там и в колодец вверх тормашками все, один за другим — и красные, и зеленые, и голые, и мохнатые, и серые, и рогатые, и первым Потехов бесёнок.
А Потех тут же навалил камень на колодец, и очутились бесы, как мухи под опрокинутым горшком.
Обрадовался Потех, что так удачно отделался от бесов, и пошел он на свое место, чтобы теперь в полном спокойствии додуматься до правды.
Но, увы, не тут — то было. В колодце бесы стали метаться и бесноваться, да так, как никогда. Через все щели колодца стали прорываться мелкие вспышки пламени; выпускали их бесы от жестокой муки. Далеко во все стороны разлетались брызгами эти вспышки, и так беспрерывно, что у Потеха сразу же закружилась голова. Закрыл было Потех глаза, чтобы вспышки ему не мешали.
А там в колодце такой шум, визг, писк, вой, стук и возня, что у Потеха в ушах звон оглушающий стоит, и где уж тут о чем либо думать! — И зажал он уши, чтобы ничего не слыхать.
