Уильям Хорвуд - Тоуд-триумфатор
Сам не зная как, Крот добрался до берега, все еще сжимая в руке дубинку. Он был еле жив и трясся от холода и страха. Место было темное от нависавших ветвей старых деревьев, склон порос мхом и папоротником, и в первый момент Крот инстинктивно попытался вскарабкаться наверх, туда, где сухо, подальше от опасности.
Но тут он услышал крик, оглянулся на реку и опять увидел, как страшно вспухла вода, медленно поднялся огромный хвост, а потом — страшная раскрытая пасть и в ней — до боли знакомая курточка.
Крот из Кротового тупика, что на Берегу Реки, тот, кого Племянник считал величайшим кротом из всех когда-либо живших, этот Крот не знал страха. Этот Крот был сама храбрость!
Он снова бросился в воду, он греб, плыл, скорее, летел к месту схватки Рэта и Щуки и, приблизившись, принялся молотить своей дубинкой по голове мерзкой твари, не перестав и тогда, когда она наконец выпустила Рэта и повернулась к Кроту…
— Рэтти, я…
Дальше Крот ничего не помнил. Он почувствовал, как острые зубы впились ему в ноги, потом — резкая боль, а потом ужас погружения во тьму ледяных глубин, где меркнет свет, где нет воздуха, где сама жизнь уплывает куда-то вверх, все выше и выше, и до нее уже не дотянуться…
Дальше — темнота и тишина.
Крот очнулся в пахнущей лавандой постели, в которой, как ему казалось, он уже давно медленно и блаженно плыл из дня в ночь, из ночи в день.
— Сэр! Пожалуйста, сэр, вы меня слышите? Проснитесь! — Голос был молодой, густой и грубоватый, но очень обеспокоенный.
— Я Крот, — прошептал он, испытывая огромное счастье, — ведь если он может назвать свое имя, значит, он жив. — Я Крот из Кротового тупика… — и опять погрузился в целительный сон, которым, казалось, уснул давным-давно и очень далеко отсюда.
Понемногу периоды бодрствования стали учащаться и удлиняться, и Крот с благодарностью принимал помощь молодого барсука, в чьем доме он выздоравливал. Крота поили водой и травяными настоями. Потом настало время питательных бульонов и вкусного хлеба. Крошки сыпались на подбородок ослабевшего Крота и на простыни, и их смахивал заботливый хозяин дома.
Не вдруг и очень трудно Крот начал вспоминать о происшедшем и понимать, что его бедный Рэтти, его лучший друг Рэтти, конечно…
Барсук, который ухаживал за Кротом в долгие дни выздоровления, менялся на глазах: то он как будто казался старше и стоял у изголовья громоздкий, темный и властный, как сам Барсук в те времена, когда Крот только-только познакомился с ним; то вдруг опять становился совсем молодым. Он помогал Кроту подняться, чтобы помыться, перевернуть матрас и переменить простыни, после чего запах лаванды сменялся ароматом шиповника или бальзамина.
— Рэтти… — бормотал Крот. — Друг мой Рэтти…
— Поспите сэр, поспите еще! Может быть, ваш друг…
И тяжело больной Крот снова качался на волнах сна, уцепившись, как за спасительную соломинку, за эти несколько слов: «Может быть, ваш друг…»
Чудесный день. Солнце широкой полосой пересекло комнату, шум открывающихся дверей, чей-то спор, препирательства:
— Я непременно должен увидеть его!
— Вам лучше было бы… — ворчал в ответ грубоватый низкий голос.
— Но это же Крот! Вы что, не понимаете? Мой друг Крот!
— Вы сами еще не совсем здоровы. Успокойтесь. Пойдете к нему попозже.
— Я увижусь с ним сейчас же! Я должен!
Дверь распахнулась, яркий солнечный свет ударил Кроту в глаза, и он услышал, как его имя произносит голос, который он уже никогда не надеялся услышать.
— Крот, старина! Дорогой мой Крот…
— Рэтти, — прошептал Крот, — ты жив, ты не…
Почувствовав, как кто-то взял его за руку, он открыл глаза и увидел своего дорогого друга, склонившегося над ним со слезами на глазах.
— Нет, Кротик, я не умер, и только благодаря тебе, твоей храбрости.
— Но, Рэтти, откуда ты?.. Мордочка Рэтти, вся в царапинах и ссадинах, похудела и осунулась, а левая рука у него была на перевязи, и Крот еще подумал, что он-то наложил бы повязку куда аккуратнее.
— Что с тобой случилось, Рэтти? Как ты…
Тут Крот боковым зрением увидел сначала чью-то большую тень, а потом впервые рассмотрел старшего из двух барсуков, которые ухаживали за ним. И тут же в изножье кровати появился второй барсук, помоложе и поменьше.
— Вот мистер Брок говорит, что мне нельзя долго с тобой разговаривать, Крот, что ты был очень болен эти несколько недель…
— Несколько недель! — воскликнул Крот, безуспешно пытаясь приподняться и сесть в постели, как будто так он мог наверстать упущенное время, но тут же снова упал на подушки, совершенно обессиленный.
— Да, несколько недель, Крот. Ты страдал от ран. К тому же у тебя сломаны рука и нога в схватке с этой зверюгой. Ты вырвал меня из ее пасти…
Только теперь Крот увидел, какой измученный вид у Рэта. Он представил себе, как Река несла того вниз по течению почти бездыханного, как ему, чудом выжившему, удалось все-таки прибиться к берегу.
— Я отлеживался в лесу все это время. Я был слишком слаб даже для того, чтобы откликнуться на призывы мистера Брока. Только вчера он наконец нашел меня. И все это время он не терял надежды, что я выжил! Лишь сегодня мистер Брок смог перевезти меня сюда, к себе домой. Я хотел увидеть тебя сейчас же, я хотел убедиться, что…
Теперь настала очередь Крота утешать друга и держать его за руку.
— Милый Рэтти, — сказал он, — самое страшное для нас обоих уже позади, теперь все будет хорошо. Я уверен, что эти добрые джентльмены будут довольны, если ты теперь пойдешь и отдохнешь немного. Мы еще успеем наговориться.
Брок одобрительно кивнул, а младший барсук, как понял Крот — сын Брока, помог Рэту подняться и пошел проводить его. Потом Брок долго и пристально смотрел на Крота, не говоря ни слова, и, будь Крот помоложе, он бы испугался этого сурового взгляда, густого баса и больше всего этого молчания. Но теперь — нет. Скорее наоборот. Ведь Кроту казалось, что он догадывается, кто этот барсук. Одна из важнейших задач их путешествия самым неожиданным образом оказалась почти выполненной.
— Ваш друг, — подал голос Брок, — немного рассказал мне о том, кто вы такой, и будет лучше для всех больше об этом не говорить. Конечно, вы останетесь здесь, пока окончательно не поправитесь, но вообще-то у нас тут мало народу бывает, и нам это нравится… Мы живем уединенно и…
— Мистер Брок, — перебил его Крот, — думаю, вы догадались, откуда мы приплыли.
— Допустим, догадался, и что из этого? — сердито ответил Брок, шагая взад-вперед по комнате, словно находился не у постели больного, а на допросе, что в каком-то смысле так и было.
— Меня зовут Крот, — просто сказал Крот. — Я живу в Кротовом тупике на Берегу Реки, у Ивовых Рощ.
Брок недовольно фыркнул.
— И мой друг Рэтти тоже там живет…
— Меня не интересует ни прошлое, ни будущее ни ваше, ни вашего друга, — резко перебил барсук. — И я сниму с себя всякую ответственность за вас, как только вы будете достаточно здоровы, чтобы уйти отсюда. Вам вообще не следовало здесь появляться. И теперь, если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы отправитесь туда, откуда, по вашим словам, пришли, и притом воздержитесь плыть по Реке, пока не спуститесь ниже, в долину, потому что Щука шныряет здесь на довольно большом расстоянии.
— А на мне, как на руководителе этой экспедиции, — опять храбро перебил Крот хозяина дома, почувствовав при этом некоторый прилив бодрости, несмотря на подступающую усталость, — тоже лежит ответственность. Я должен кое-что сказать тому, кто, как мне кажется, должен это выслушать. Не надо бояться нескольких простых слов!
Брок еще раз фыркнул и, едва сдерживая гнев, отправился к двери и уже взялся за ручку.
— На это путешествие нас вдохновили друзья: один из них — мистер Тоуд из Тоуд-Холла. Надеюсь, слыхали о таком?
— Допустим, слыхал. И что из этою?
— Другой — мистер Барсук из Дремучего Леса. Он очень настаивал на нашем путешествии.
Если у Крота до сих пор и оставались какие-то сомнения в происхождении мистера Брока, то теперь они рассеялись. При упоминании имени Барсука этот большой сердитый барсук тут же снял руку с дверной ручки.
— Он еще жив? — проворчал сын Барсука.
— Очень даже жив! — сказал Крот и добавил уже гораздо мягче: — И мне поручено передать, что… он…
Много мог бы сказать Крот, но понял, что барсук потрясен, поэтому говорить следует с великой осторожностью. К тому же Крот чувствовал, что на него опять наваливается усталость. Он знал, что не сможет долго бодрствовать и тем более говорить здраво и разумно.
— Я хочу сказать только одно, — продолжал он. — В этом году Барсуку пришлось ухаживать за мной в своем доме, как вы делаете это теперь в своем…
— Что ж, неважный у вас выдался год в смысле здоровья, мистер Крот, — сказал Брок, и в этом высказывании Крот увидел проблески грубоватого и здорового юмора, свойственного и Барсуку.
